ПОИСК ПО САЙТУ

redvid esle



Аборты от Царской России и СССР до наших дней



18 ноября 1920г.  совместным постановлением Наркомздрава РСФСР и Наркомюста РСФСР «Об искусственном прерывании беременности» впервые в мире были легализованы аборты. Вокруг этой темы и сейчас ломаются копья. высказываются все подряд: и имеющие отношение к делу или должную квалификацию и нет. Страны продолжают изменять свое законодательство как придется. Что же говорит нам на этот счет историческая практика?


Полина Мирослава Леонидовна

Вся история абортов в России — летопись государственной недальновидности и нежелания вникать в женскую психологию. Анализируя развитие «абортного дела» с его циклическим круговоротом разрешений и запретов, поневоле удивляешься статистике жертв государственных «новаций». Отношение к аборту в каждую эпоху отражало религиозные и культурные ценности общества. Христианская мораль XV–XVIII вв. приравнивала аборт к тяжелейшему преступлению. За «изведение плода во чреве» грешнице грозила суровая и длительная кара: от 5 до 15 лет ей не разрешалось заходить в церковь. Царь Алексей Михайлович Романов пошёл дальше, введя за это злодеяние смертную казнь. Прорубая окно в Европу, его сын Петр I в 1715 г. смягчил наказание. Останавливал ли женщин страх? 

Безусловно, но «травить плод зельем» самые отчаянные всё равно продолжали. Методика инструментального аборта пришла в Россию в 1750 г., однако это нисколько не изменило ситуации. Риск для женщины оставался высоким; лекари и повитухи небезосновательно опасались вводить его в свою повседневную практику. В царской России XVIII–XIX вв. за «умышленное детоубийство» карали не только несостоявшуюся мать и лицо, производящее вмешательство, но также и пособников. По уложению 1845 г. при повинности женщины ей полагалась ссылка в Сибирь сроком на 6 лет, а врачу грозили каторжные работы. Указ 1903 г. несколько облегчил наказание: ссылка в Сибирь была отменена, срок пребывания в исправительном учреждении сокращён до 3 лет; врача уже не ссылали на каторгу, а сажали в тюрьму на 6 лет с непременной публикацией приговора в печати. Эти изменения законодательства отражали общую либерализацию общества, другим признаком которой стали, к сожалению, возрастающая численность абортов (остававшихся нелегальными!) и неминуемый рост материнской смертности. Осуждение «абортного дела» всеми дореволюционными законами и устрашающие карательные меры всё равно не справлялись с ролью заградительных барьеров. В год начала Первой мировой войны законодательные запреты особенно ясно показали свою несостоятельность: за год было выполнено около 400 тыс. абортов. В 1914 г. у властей были дела и поважнее, поэтому судебные дела в связи с нелегальными абортами были возбуждены только в 20 случаях (Solomon S.G., 1992). 

Ситуация нашла отклик у прогрессивных представителей русской интеллигенции того времени, неприязненно относившейся и к «преступному выкидышу», и к законодательному запрету абортов. Накопившееся негодование вылилось на XII съезде Пироговского общества (1913) требованием разграничить узаконенные аборты, производимые по просьбе женщины и по медицинским показаниям. Развивая тему, Съезд русской группы криминалистов (1914) усматривал преступный умысел в действиях только тех врачей, которые проводили аборт из корыстных побуждений. Завоевания пролетариата В смутные 1917–1918 гг. разбирательства по вопросу абортов велись по законам военного времени. Долгожданная легализация искусственного прерывания беременности случилась в 1920 г. Была ли это заслуга либеральной интеллигенции, столь неравнодушно обсуждавшей судьбу русской женщины ещё до октябрьского переворота? Или это было практическим воплощением пролетарских воззрений — уходов от буржуазной морали, обременительных религиозных оков и традиций патриархата, провозглашением свободы половых отношений? Сказать трудно. Вероятна ещё и роль скрытого идеологического молоха — новое государство «высвобождало женщин для нужд народного хозяйства». 



Как бы то ни было, но аборт по просьбе женщины, узаконенный совместным решением Наркомюста и Наркомздрава, оказался тем самым мостиком, что привёл «из огня да в полымя». К 1924 г. практика прерывания беременности стала настолько массовой, что потребовалось создание абортных комиссий из врачей и представителей женотделов. Черта к портрету эпохи: даже здесь фактором, определяющим очерёдность, была классовая принадлежность — первыми в очереди на бесплатный аборт оказы вались фабричнозаводские работницы. Позднее были привнесены ограничения: абортировать разрешалось лишь повторнобеременных, причём с интервалом не менее 6 мес от срока предыдущего вмешательства. На 10 ближайших лет аборт в Советском Союзе стал практически единственным способом регулирования рождаемости. За «процедуру» ввели плату, но даже прогрессивный рост стоимости (в 1931 г. — 18–20 руб., в 1933 г. — до 60 руб., 1935 г. — 25–300 руб.) не отбил у женщин охоту быстро и без проблем избавляться от нежеланной беременности. 

Так бы и продолжалось, но подвела статистика: разрешение абортов в Советском Союзе предполагало некоторый прирост рождаемости, однако за 1928 г. в Ленинграде было прервано 58% беременностей, а уже в 1934 г. в РСФСР на 3 млн родившихся детей пришлось 700 тыс. абортов. Несмотря на маленькие победы — материнская смертность от подпольных абортов снизилась с 4 до 0,28%, — ситуация складывалась неважная: даже на селе число родов неуклонно падало. К 1934 г. показатель рождаемости снизился на 23%. А ведь полным ходом шла индустриализация. Кто будет строить социализм и совершать мировую революцию? Советских людей должно быть много! «Жить стало веселее» Конечно, взваливать вину за медленный прирост населения только на аборты было бы неверно. Своё добавили массовые репрессии, депортации, голод, коллективизация. Однако по совокупности причин, ввиду несоответствия «...темпов роста населения темпам строительства социализма», в 1936 г. аборты были снова законодательно запрещены. Сама статистика абортов была засекречена ещё в начале 1930-х годов: очень уж было их много, это могло серьёзно дискредитировать официальную идеологему «жить стало веселее». Червивые плоды запрета аборта в стране, не знавшей иного способа регулирования рождаемости, не преминули созреть. За 15 лет страна успела привыкнуть к простому (и безальтернативному!) решению сложного вопроса. Запретив аборты, государство не оставило женщинам выбора. 


Советский Союз захлестнула волна криминальных абортов, а с ними возросла и материнская смертность, за год, с 1935 по 1936 гг., почти вдвое: 910 случаев против 451. Даже зная о возможных трагических последствиях абортов, проводимых порой далёкими от медицины людьми, в отвратительных санитарных условиях, женщины предпочитали не обращаться к докторам, опасаясь доносов. Жертвы государственного самодурства предпочитали погибать дома, а не на тюремных нарах. Выжившие страдали от репродуктивного нездоровья, оставаясь бесплодными. В итоге запрет способствовал не увеличению, а сокращению рождаемости. Однако «наверху» предпочитали оставаться в неведении, а идеалисты, подобные герою романа Людмилы Улицкой доктору Кукоцкому, обивали пороги начальственных кабинетов, указывая на заниженную статистику материнских смертей и настаивая на легализации абортов. С «криминальной хроникой» тех лет мы знакомы по литературе. Например, картина трагической гибели шолоховской героини Натальи из «Тихого Дона». «...Вашу бабочку так разделали, что ей и жить не с чем... Матка изорвана, прямо-таки живого места нет. Как видно, железным крючком старуха орудовала. Темнота наша, ничего не попишешь!». 

Знание абортивного действия ряда средств демонстрируют герои Анатолия Рыбакова в «Детях Арбата»: «...уксус, марганцовка, хина. Горчичную ванну пусть сделает, ноги попарит, и погорячее, до самой невозможности потерпит». По описанию Людмилы Улицкой в «Казусе Кукоцкого», тысячи искалеченных женщин прибегали к хитроумным методам прерывания беременности: «Металлические спицы, катетеры, ножницы, внутриматочные вливания, чёртте чего... йода, соды, мыльной воды...». «Наиболее хитроумным способом была луковка, вводимая в шейку беременной матки. Корневая система пронизывает плод, после чего извлекается вместе с плодом...». Так и удалялась, только не с плодом, а с маткой — на хирургическом столе, который нередко становился всего лишь промежуточной станцией на пути в вечность. Между тем «...уголовный кодекс оценивал это неудачное вмешательство сроком от 3 до 10 лет, в зависимости от квалификации производившего аборт: врач в случае летального исхода получал десятку — вдвое больше, чем любитель. В чём была своя справедливость». Рождаемость, конечно, немного увеличилась — на 12,8% в течение 1936 г. Однако материнская смертность в результате криминальных абортов была более чем тревожной. Пришлось создавать социально-правовые кабинеты по борьбе с прерыванием беременности и так называемый «патронат» за беременными, которым было отказано в аборте. Для радикальных изменений времени не хватило — впереди была война. Абортная «оттепель» Смерть Сталина в 1953 г. открыла «верховный клапан», после чего советским женщинам было дозволено самостоятельно решать судьбу «анонимной жизни, завязавшейся в утробах без их на то желания» — в 1955 г. аборты были повторно разрешены. 

Означало ли это крах «индустрии» подпольных абортов? Оказалось, что нет. Многие женщины предпочитали не афишировать личную жизнь — в выдаваемом листке нетрудоспособности этот обличительный факт значился чёрным по белому (разве можно сразу давать советским женщинам так много свободы? Совсем перестанут рожать!). Кроме того, к нелегальной «помощи» продолжали обращаться «шиеся» на поздних сроках беременности. Материнская смертность и после разрешения абортов собирала урожай в подпольных абортариях. Были и другие причины сохранения обширной практики криминальных абортов даже после легализации: «виноватыми» считают советскую ментальность и отсутствие контрацептивной таблетки, не только дефицитной, но и пугающей возможными онкологическими заболеваниями, о чём рассказывали минздравовские брошюры. Размах абортной работы в СССР тех времён, тщательно засекреченный, стал известен только в конце 1980-х годов. Пик абортов — 5,6 млн, или 169 на 1000 женщин репродуктивного возраста — был зафиксирован в 1964 г., в самый разгар хрущёвской «оттепели». За два десятилетия (1960–1980), по подсчётам отдельных демографов, было проведено порядка 90 млн абортов. Помогло проникновение, если не сказать просачивание, в Советский Союз гормональных контрацептивов и распространение знаний о контрацепции вообще. С исторической точки зрения интересен эксперимент с отменой государственной оплаты абортов в 1995 г., повлёкшей за собой массовый уход женщин в дешёвые частные клиники. В итоге «скакнула» материнская смертность, поэтому всего лишь через 2 года «бесплатность» аборта восстановили. Ощутимое снижение числа абортов в соотношении с состоявшимися родами было зарегистрировано с середины 1990-х годов, однако в контексте мировых показателей мы уверенно лидируем в деле прерывания нежелательной беременности. 


Тенденция к некоторому улучшению ситуации наблюдается с 2007 г.: на 100 родов приходилось 92 аборта, в 2008 г. — 81. Однако надежда на то, что статистика порадует нас действительно яркой динамикой, к сожалению, пока призрачна. Почему в России абортов много? Даже сегодня в разных странах отношение к абортам сильно варьирует: от глухого запрета, когда аборт приравнивается к убийству, до полной свободы выбора. Если говорить о нашей стране, то согласно «Основам законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан» от 22 июля 1993 г. каждая женщина имеет право самостоятельно решать вопрос о материнстве при сроке беременности до 12 нед, по социальным показаниям — при сроке беременности до 22 нед, а при наличии медицинских показаний и согласии женщины — независимо от срока беременности. Аборт должен проводиться только в учреждениях, получивших лицензию на указанный вид деятельности, и только врачами, имеющими специальную подготовку. По сравнению с многими другими странами (их 119), где прерывание беременности возможно лишь при угрозе для жизни или здоровья матери, Россия входит в список стран с крайне либеральным отношением к данному вмешательству. Усмотреть парадокс в различии показателей по числу абортов в России и ряде европейских стран не получается — объяснить это несложно. Одна из причин — очень ранняя легализация у нас абортов: сначала в 1920 г., а потом в 1955. Для сравнения: легализация аборта в Великобритании (и то лишь по ограниченным медицинским показаниям) произошла в 1967 г., в Дании и США — в 1973 г., во Франции и Австрии — в 1975 г., в ФРГ — в 1976 г., а в Португалии только в 2007 г. Важно также, что в большинстве этих стран законодательному разрешению абортов предшествовало появление гормональной таблетки. Нередко, кстати, контрацепция оплачивалась государством, как у нас оплачивался искусственный аборт. 


А вот в Советском Союзе до появления контрацепции успело вырасти несколько поколений женщин «абортной культуры». Растёт ли рождаемость после запрета абортов? Я заметил, что все сторонники абортов — это люди, которые уже успели родиться. Рональд Рейган Для ответа на этот вопрос стоит обратиться к опыту ряда стран, где аборты законодательно запрещены. Например, антиабортное законодательство в Польше, принятое в 1991 г. (период рыночных реформ), действительно позволило избежать сокращения населения. Однако не следует забывать, что этой католической стране по сравнению с остальными странами Западной Европе изначально был свойственен высокий уровень рождаемости. Кроме того, не стоит игнорировать любопытный факт — при нынешней открытости границ неожиданно успешными оказались частные гинекологические клиники Украины, расположенные вблизи польской границы. Во многих других странах столь ожидаемый демографический всплеск на фоне антиабортной кампании оказался непродолжительным: возросший было в 2 раза уровень рождаемости в Румынии в 1967 г. стал опускаться практически до исходного, отмеченного ещё до декрета об ограничении права на аборт (18,2 и 14,3% соответственно). Не менее печален опыт в Болгарии, продемонстрировавшей почти монотонные значения анализируемого показателя: 15% в 1967 г. и 16,2% — в 1973 г.



Очевидно, антиабортивную политику любого государства следует расценивать как вынужденную меру. Государство пытается противопоставить что-то демографическим пробелам, связанным обычно не столько с абортами, сколько с менталитетом и экономическим уровнем страны. При ближайшем рассмотрении «правильной» статистики стран с развитой экономикой (и разрешёнными абортами!) нужно отметить два обстоятельства. Во-первых, в этих странах отработаны обучающие методики контрацептивного поведения, а во-вторых, в России пока наблюдается весомое отличие — финансовые трудности, с которыми женщины неизбежно встречаются при деторождении. Без уверенности женщин в финансовой стабильности наив но надеяться на разрешение глубокого демографического кризиса. Без чувства экономической защищённости российская женщина будет продолжать делать аборты вместо абсолютно естественного с точки зрения природы, человеческой души и цивилизованного общества наслаждения материнством. И тем не менее противостояние «абортному делу» происходит и в сегодняшней России: мнение ряда организаций и некоторых политиков отразилось в законопроекте 2002 г. «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ, направленные на защиту жизни нерождённых детей», — на запрет социальных абортов. Из тревожных нововведений последних лет также нужно отметить лоббирование с 2007 г. вопроса о запрете абортов в частных клиниках, принятие в декабре 2009 г. поправки к закону «О рекламе», ограничивающей рекламу медицинских услуг по искусственному прерыванию беременности. Право женщины на репродуктивный выбор пытается оспаривать и русская православная церковь. Но стоит ли переворачивать песочные часы истории вновь? Ведь на этот раз ответ на вопрос уже известен.


Кстати, все актуальные публикации Клуба КЛИО теперь в WhatsApp и Telegram

подписывайтесь и будете в курсе. 



Поделитесь публикацией!


© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.
Наверх