Даниил Романович Галицкий

Автор: Нестеренко А. Н.
Источник: Вопросы истории. - 2016. - № 6. - С. 21-52.

Жизнь Даниила Романовича Галицкого похожа на приключенческий роман, в котором одна интрига сменяет другую, не давая главному герою ни минуты покоя. Его биография, перефразируя слова галицко-волынского летописца, — это рассказ о великих деяниях, о бесчисленных сражениях, о многих заговорах и мятежах¹. С раннего детства жизнь Даниила представляла собой калейдоскоп событий, состоявших из череды взлетов и падений. Но, благодаря умелой дипломатии, осторожности и счастливому стечению обстоятельств, он, вопреки всем обрушившимся на него невзгодам судьбы, обрел власть и могущество. В возрасте четырех лет, Даниил с младшим братом Василько оказался игрушкой в руках многочисленных претендентов на наследство их отца Романа Мстиславича. Но, вопреки обстоятельствам, Даниил не только не стал с возрастом, как Иван Грозный, параноиком, садистом и патологическим убийцей, но разительно отличался даже от своего жестокого и беспринципного отца, который для укрепления собственной власти не брезговал никакими средствами.

Основным источником сведений о жизни и деяниях Даниила Романовича является Галицко-Волынская летопись, входящая в состав Ипатьевской летописи. Данная летопись по своему содержанию представляет собой не что иное, как жизнеописание Даниила Галицкого, и от ее авторов трудно ожидать объективности и непредвзятости. Летописец преследует две задачи: прославить князя и доказать, что борьба боярства против княжеской власти обусловлена корыстными эгоистическими стремлениями и ведет к анархии и социальным катаклизмам. Описываемые в летописи события — лишь фон для составления портрета отважного и благородного рыцаря, во всех отношениях превосходящего своих современников, достойного того, чтобы стать единоличным властителем в Галицко-Волынской Руси. Однако некоторые факты, изложенные в летописи, позволяют сделать вывод, что литературный образ Даниила приукрашен, а он сам далеко не так идеален, как это принято представлять в отечественной историографии. Очевидно, что если бы существовали источники, отражающие точку зрения не придворного летописца князя, а боярской оппозиции, то те же события в них рассматривались бы совершенно с иной точки зрения.

Отсутствие альтернативных источников наложило отпечаток на последующую историографию, посвященную Даниилу Галицкому. Пожалуй, это единственный князь Древней Руси, который удостаивается только положительных, если не восхищенных, отзывов историков. Так, Н. И. Костомаров, характеризует Даниила как «отважного, неустрашимого, но вместе с тем великодушного и добросердечного до наивности». «Во всех его действиях мы не видим и следа хитрости, даже той хитрости, которая не допускает людей попадаться в обман. Этот князь представляет совершенную противоположность с осторожными и расчетливыми князьями восточной Руси, которые, при всем разнообразии личных характеров, усваивали от отцов и дедов путь хитрости и насилия и привыкли не разбирать средств для достижения цели»². Не менее восторженную характеристику князю дает С. М. Соловьёв: «С блестящим мужеством, славолюбием, наследственным в племени Изяславовом, Даниил соединял способность к обширным государственным замыслам и к государственной распорядительности; с твердостью, уменьем неуклонно стремиться к раз предположенной цели он соединял мягкость в поведении, разборчивость в средствах, в чем походил на прадеда своего, Изяслава, и резко отличался от отца своего, Романа»³.

Кровавые деяния отца преследовали Даниила большую часть жизни, возбуждая против него ненависть соседей, не забывших зло, причиненное им или их близким Романом Мстиславичем. Однако Даниил, столь непохожий не только на своего тирана отца, но и на современных ему князей, умел добиваться их расположения, и бывшие враги становились его союзниками не из-за страха лишиться власти и жизни, а в силу притворного или искреннего обаяния его личности. Например, Владимир Рюрикович Киевский не мог простить Даниилу то, что его отца Роман лишил престола и постриг в монахи. Однако со временем он стал не только союзником, но и другом Даниила.

Следует отметить и нетипичные для эпохи отношения Данила с младшим братом Василько, который не был конкурентом и соперником в борьбе за власть, а стал верным союзником и наперсником старшего брата. Хотя некоторые эпизоды биографии Романовичей позволяют заподозрить Даниила в том, что он прикрывался своим братом, выставляя его вместо себя в наиболее опасных ситуациях. Тем не менее, правление Даниила де-факто было дуумвиратом, в котором, в ряде случаев, младший брат играл более важную роль, чем фактический властелин Галицкой земли.

Даниил и Василько были сыновьями Романа Мстиславича от второго брака с Анной, которая была венгерской или византийской принцессой. Галицкая летопись в одном месте называет Анну невесткой венгерского короля Андраша II, а в другом — польского князя Лешека Белого (Роман Мстиславич Галицкий приходился ему двоюродным братом)⁴. В. Н. Татищев придерживается гипотезы, что Анна была дочерью сестры короля Андраша II⁵. Эта версия объясняет активное участие венгров в делах Галича на стороне Даниила во время разгоревшейся борьбы за наследство его отца Романа Мстиславича. Дж. Фаннел выдвигает гипотезу о том, что мать Даниила был дочерью императора Исаака II Ангела и падчерицей сестры венгерского короля Андраша II⁶.

После гибели Романа галичане присягнули на верность его сыну (1205 г.)⁷. Согласно Галицко-Волынской летописи, Даниилу в это время исполнилось четыре года, а его брату Василько — два. Но власть юного наследника престола оказалась под угрозой: «началась великая смута в Русской земле». Узнав о гибели своего врага, киевский князь Рюрик, не осмеливавшийся при жизни Романа Мстиславича что-либо предпринять для своего избавления, снял с себя монашество и вновь занял киевский престол. Движимый местью за то, что Роман лишил его княжения, постриг в монахи и отправил в монастырь его дочь (свою первую жену), Рюрик Киевский вместе с черниговскими князьями и половцами двинулся на Галич. На помощь Романовичам венгерский король, который принял Даниила «как милого сына своего», выслал многочисленный «защитный отряд», возглавляемый опытными военачальниками, с помощью которого нападение союзников на Галич было успешно отбито (1205 г.)⁸. По сообщению Лаврентьевской летописи, которая не упоминает о венгерском отряде, пришедшем на защиту Анны и ее сыновей, галичане бились с Рюриком и Ольговичами у города и нанесли им поражение: «Надобившись ничего Ольговичи со срамом великим вернулись восвояси»⁹.

Но это было только начало длительной борьбы за Галич. Ненависть к Роману Мстиславичу объединила русских князей, и уже на следующий год киевский князь Рюрик Ростиславич со своими сыновьями Ростиславом и Владимиром, с берендеями, половцами и другими кочевниками, соединившись с Ольговичами (черниговским князем Всеволодом Чермным, новгород-северским князем Владимиром Игоревичем, смоленским князем Мстиславом Романовичем), выступили на Галич¹⁰.

Поляки, в свою очередь, двинулись на Владимир-Волынский. Узнав об этом, венгерский король со своей армией перешел через Карпаты (1206 г.). Вдовствующая княжна Анна, не дожидаясь, кто из противников первым достигнет стен Галича, и не доверяя галицким боярам, бежала во Владимир, где власть принадлежала великим боярам ее покойного мужа¹¹. В свою очередь, Рюрик Ростиславич, узнав о походе венгров, не осмелился идти к Галичу. До боевых действий дело не дошло, стороны разошлись каждый в свою землю, но галицкий престол оказался вакантным.

По совету венгерского короля галичане, оставшиеся без князя, послали в Переяславль за Ярославом Всеволодовичем. Напрасно прождав две недели, «испугавшись, что полки возвратятся на них опять, а князя у них нет, послали по Владимира Игоревича», который был от них в двух днях пути¹². В результате Владимир Игоревич прибыл в Галич на три дня раньше, чем Ярослав, и последнему пришлось ехать назад.

Н. М. Карамзин высказывает следующее предположение о том, что инициатором избрания сына Всеволода Большое Гнездо на княжение в Галиче была вдова Романа Мстиславича, надеявшаяся, что ему удастся обуздать галицких бояр, и со временем престол возвратится Даниилу. Но этому воспротивились черниговские князья, имевшие свои интересы в Галиче и поддержку со стороны боярства¹³.

Если бы Ярослав Всеволодович стал тогда галицким князем, то он не стремился бы любой ценой подчинить Новгород, не было бы кровопролитной Липецкой битвы, а владимиро-новгородские рати пришли на Калку, что могло бы привести русско-половецкое войско к победе. У Ярослава, получи он Галич, не было бы повода интриговать за великокняжеский стол против старшего брата и в итоге предать его в момент отражения нашествия Батыя. Наоборот, его галицко-волынские дружины могли прийти на помощь Юрию, и совместными усилиями Всеволодовичей монголы могли быть разгромлены в битве на реке Сить. Но три дня, мгновение по историческим меркам, кардинально изменили ход дальнейшего развития событий.

Тем временем, в Галич возвратились изгнанные отцом Даниила бояре, которые убеждали вече послать за сыновьями Игоря Святославовича Северского (героя «Слова о полку Игореве»). Игоревичи охотно откликнулись на просьбу галицких бояр. Ипатьевская летопись приписывает князю Владимиру Игоревичу планы с помощью «безбожных галичан» «истребить род Романа¹⁴. По совету галицких бояр он послал к владимирцам с посольством некого попа, угрожая уничтожить город, если Романовичи не будут выданы. Одни хотели посла убить, другие заступились за него, что галицкий летописец расценил как свидетельство того, что владимирцы замыслили предательство. Опасаясь того, что требование Владимира будет исполнено, Анна, спасая сыновей, тайно бежала под покровом ночи.

Карамзин, впечатленный летописным свидетельством об этом побеге, пересказывает его в жанре мелодрамы: «...вдовствующая Княгиня, опасаясь злобы Галичан, измены собственных Вельмож и легкомыслия народного, по совету Мирослава, пестуна Даниилова, решилась удалиться и представила трогательное зрелище непостоянной судьбы в мире. Любимая супруга Князя сильного, союзника Императоров греческих, уважаемого Папою, Монархами соседственными, в темную ночь бежала из дворца как преступница, вместо сокровищ взяв с собою одних милых сыновей. Мирослав вел Даниила, Священник Юрий и кормилица несли Василька на руках; видя городские ворота уже запертые, они пролезли сквозь отверстие стены, шли во мраке, не зная куда; наконец достигли границ Польских и Кракова»¹⁵.

Беглецы почему-то бежали не в Венгрию, а в Польшу, где попросили убежища у краковского князя Лешека Белого, несмотря на то, что Роман Мстиславич был убит на войне с поляками, и с ними не был заключен мир. Удача и родственные связи были на стороне Романовичей: «Лестько [Лешек] не попомнил вражды, но с великой честью принял свою невестку и ее детей, сжалился над ними и сказал: “Дьявол посеял эту вражду между нами”»¹⁶. Возможно, Лешеком двигало не рыцарское благородство, а стремление вмешаться в раздел наследия Романа Мстиславича в качестве легитимного представителя его законных наследников. Василько и княгиню король оставил при себе, а Даниила отправил к венгерскому королю со словами: «Я забыл ссоры с Романом — он был другом и тебе. Вы клялись, если останутся живы дети, иметь к ним любовь. Ныне же они в изгнании. Давай теперь пойдем, отвоюем и вернем им их отечество»¹⁷.

В Венгрии Даниила чуть было не женили на дочери короля Андраша II, у которого было три дочери, но не было сына. Брак не состоялся, возможно, потому, что уже в 1208 г. у Андраша родился сын Коломан, и династический союз с галицким изгнанником стал неактуальным¹⁸.

Галицко-Волынская Русь отличалась от других княжеских вотчин тем, что княжеская власть в ней была ограничена вече — институтом реализации интересов боярской олигархии. Могущество многочисленного галицкого боярства основывалось на разработке залежей соли и посреднической торговле с Западом и опиралось на процветающие города Галицко-Волынской земли, среди которых выделялись столичные Галич и Владимир-Волынский. Боярское вече, расчетливо играя на противоречиях между князьями, стремилось не допустить усиления княжеской власти: «Бояре галицкие, привыкшие к крамолам, находившие свою выгоду в беспорядке, в возможности переходить от одного князя к другому»¹⁹.

«Галицкие князья находились в такой зависимости от веча, что оно судило не только их политическую деятельность, но и домашнюю жизнь. Таким образом, когда Ярослав (Ярослав Владимирович Осмомысл, князь Галицкий, 1153—1187 гг. — А.Н.), не взлюбивши своей жены Ольги, взял себе в любовницы какую-то Анастасью, галичане не стерпели такого соблазна, сожгли Анастасью и принудили князя жить с законною женою»²⁰.

Согласно Галицко-Волынской летописи, Игоревичи, укрепляя свою власть, «сговорились против галицких бояр, как бы их перебить» и учинили резню, в которой погибло 500 представителей самых знатных боярских родов. Другим удалось спастись бегством. Группа влиятельных галицких бояр бежала в Венгрию, где попросила короля: «Дай нам в князья Даниила, уроженца Галича, чтобы мы с ним отняли Галич у Игоревичей». Король с великой охотою послал хорошо вооруженных воинов²¹.

По Татищеву, Игоревичи настроили против себя весь народ тем, что вместо того, чтобы судить и управлять, завладели имуществом многих знатных галичан, и насиловали жен и девиц. Галичане, боясь открыто изгнать братьев, опасаясь мести черниговских князей, хотели их тайно отравить. «Однако не могли того учинить, поскольку служители княжие и приятели, ведая на князей великую ненависть, крепко за тем наблюдали и некоторых, неопасливо дерзнувших, обличив, казнили». Поэтому галичане послали за помощью к венгерскому королю, прося прислать войско, подкрепив свою просьбу обещанием посадить на престол его сына. Венгры немедленно отправили четырехтысячное войско, которое неожиданно для Игоревичей подошло к Галичу. «Галичане, совокупясь, тотчас князей поймали, били их и ругали с женами и детьми, а потом Романа и Владимира повесили пред градом, служителей же их и льстецов галичан всех побили, а иных, ограбив, отпустили»²².

Костомаров полагает, что повешены были два младших брата: Святослав, плененный в Перемышле, и Роман, захваченный в Звенигороде, а старшему Владимиру удалось благополучно бежать из Галича²³. По сообщению летописца, князей пленили венгры, которые хотели их отослать своему королю, но их выкупили галицкие бояре, специально для того, чтобы совершить расправу²⁴. Польские источники приписывают инициативу расправы плененными над Игоревичами польскому князю Лешеку Белому, который, по словам Мачея Стрыйковского, за это преступление «был также убит, и род его не получил продолжения»²⁵.

Беспрецедентный случай казни князей по решению бояр должен был стать наглядным уроком и юному Даниилу, возведенному Галицкими и владимирскими боярами на престол вместо казненных Игоревичей (1211 г.). То, что малолетний Даниил играл роль номинального правителя, а подлинная власть принадлежала боярству, продемонстрировали следующие события. В Галич повидать своего сына Даниила приехала княгиня Анна. Однако Даниил был так мал, сообщает летописец, что и матери своей не узнал²⁶.
Через некоторое время галичане прогнали княгиню Анну, опасаясь, что она хочет лишить их власти (1212 г.)²⁷. Даниил, не желая оставаться в Галиче без матери, собрался ехать вместе с ней. «Даниил не хотел расставаться со своей матерью и плакал о ней, еще молод он был. И приехал Александр, шумавинский тиун, и взял за повод его коня. Даниил извлек меч и, замахнувшись на него, ударил коня под ним. Мать же, взяв меч из его рук, уговорила его остаться в Галиче, а сама уехала в Белз, оставив его у коварных галичан...»²⁸

Анна обратилась за помощью к венгерскому королю. Венгерское войско вошло в Галич, схватив бояр, обвиняемых в изгнании княгини. Главного из них, боярина Володислава, увели в Венгрию. Но как только венгры ушли, галичане призвали пересопницкого князя Мстислава Ярославича Немого. Даниил с матерью вынужден был в очередной раз бежать в Венгрию. Венгерский король собрал войско и выступил в поход на Галич. В пути на него было совершено покушение — в монастыре, где король остановился, его попытались убить «неверные бояре»²⁹. Андраш II остался жив, но, воспользовавшись его отсутствием, заговорщики убили его жену Гертруду (1213 г.). Это заставило Андраша оставить Галич и вернуться в Венгрию.

Тем временем, Мстислав, испугавшись «великого королевского войска», бежал из Галича. Вместо него на галицком столе оказался отпущенный на свободу венгерским королем боярин Володислав, «и тогда в Галиче, после недавней казни князей, произошло событие, также небывалое на Руси со времени утверждения Рюрикова дома: боярин Володислав, не принадлежавший к княжескому роду, назвался князем в Галиче»³⁰.

Карамзин предполагает, что Володислав воспользовался тем, что венгерский король в тех обстоятельствах не мог думать ни о чем, кроме своей безопасности, и убедил его в том, что «отрок Даниил, сын отца, ненавистного народу, не в состоянии мирно управлять Княжением, или, возмужав, не захочет быть данником Венгрии; что Андраш II поступит весьма благоразумно, ежели даст Наместника Галиции, не природного Князя и не иноплеменника, но достойнейшего из тамошних Бояр, обязав его в верности клятвою и еще важнейшими узами столь великого благодеяния»³¹.

Даниил же с матерью, обманутые в своих надеждах на покровительство Андраша II, перебрались в Польшу, где князь Лешек принял их «с великой честью»³². Карамзин полагает, что польский король принял сторону Романовичей, потому что завидовал тому, что богатая Галиция «сделалась почти областью Венгрии»³³. Заручившись поддержкой польского короля, княгиня Анна с сыном отправилась к Василько в Каменец, где властвовали верные «великие бояре» покойного Романа Мстиславича. Лешек, совместно с дружиной Даниила, в которой были «все великие бояре его отца», и дружиной князя Мстислава Пересопницкого выступили на Галич. Володислав вышел им на встречу. «Была большая битва, и одолели ляхи и русские. Даниил тогда был еще ребенком, но уже мог ездить на коне; Володислав бежал, а многие из его воинов были убиты»³⁴. Но, несмотря на победу в бою под стенами города, взять Галич союзникам не удалось.

Боярину Володиславу не суждено было стать родоначальником новой княжеской династии. Лешек отправил венгерскому королю следующее послание: «Не подобает боярину княжить в Галиче: возьми дочь мою за сына своего Коломана и посади его в Галиче»³⁵. На последовавшей за этим личной встрече краковского князя и короля Венгрии трехлетняя дочь Лешека Соломея была выдана за шестилетнего сына Андраша II Коломана, а также произошел раздел Галицко-Волынской Руси. Галич получил Коломан. Лешек забрал Перемышль. Василько с матерью удалился в Каменец. Даниилу, которому исполнилось 11 лет, был передан Владимир (1214 г.). Боярин Володислав был схвачен венграми и умер в заточении³⁶.

На следующий год, по неуказанным причинам, венгерский король отнял у князя Лешека Перемышль. Краковский князь обратился за помощью к Мстиславу Удалому, который в это время княжил в Новгороде: «Ты мне брат. Приди и сядь в Галиче»³⁷. Мстислав оставил Новгород и двинулся на Галич³⁸. Галицкий летописец утверждает, что галичане послали за Даниилом, но тот не успел приехать, и Мстислав «сел в Галиче»³⁹.

Стрыйковский связывает призвание Мстислава Удалого в Галич не с конфликтом интересов между поляками и венграми, а с возникшим в Галиче недовольством, вызванным притеснениями боярства и православного духовенства католическими епископами, прибывшими в Галич в свите Коломана⁴⁰.

Чтобы укрепить свое положение в Галиче, Мстислав Удалой решил породниться с Романовичами и выдал свою дочь Анну за Даниила — «и родились от нее сыновья и дочери. Первенец его был Ираклий, за ним — Лев, затем Роман, Мстислав, Шварн и другие, которые в младенчестве покинули этот свет»⁴¹. Поскольку Галицко-Волынская летопись относит это событие к следующему году после занятия Мстиславом Галича, то, следовательно, брак был заключен в 1216 г., когда Даниилу исполнилось пятнадцать лет. Но, он мог быть заключен и позднее — в 1218 или 1219 гг., так как с конца 1215 по 1218 г. Мстислава Удалого в Галиче не было. В это время он находился в Новгороде, где участвовал в войне с другим своим зятем Ярославом Всеволодовичем.

Даниил сразу же попытался извлечь выгоду из этого союза и обратился к зятю за помощью против краковского князя Лешека Белого, удерживавшего волынские города, которые Романовичи считали своей наследственной вотчиной. Но Мстислав отказался принять чью-нибудь сторону, ответив: «Сын, ради прежней любви не могу пойти против него [Лешека]; поищи себе других»⁴². Тогда Даниил и Василько на свой страх и риск захватили волынские города. Лешек, который «сильно разгневался на Даниила», попытался сопротивляться, но был разбит волынскими боярами, которые сопровождали в польских походах еще его отца Романа Мстиславича.

Лешек решил, что за захватом волынских городов Даниилом стоит Мстислав Удалой. Жаждущий мести краковский князь возобновил союз с венграми, ради чего даже отказался от Галича в пользу своего зятя Коломана, сообщив в послании венгерскому королю, что удовлетворится изгнанием Мстислава из Галича⁴³. Совместное войско поляков и венгров захватило Перемышль. Мстислав, в свою очередь, призвал на помощь черниговских князей. Даниила он попросил оборонять Галич. Венгры и поляки осадили город, но взять не смогли, зато им удалось нанести поражение Мстиславу и изгнать его из Галицкой земли (1219 г.)⁴⁴. Мстислав передал Даниилу, чтобы тот покинул Галич и шел на соединение с его силами. Даниил со своими боярами исполнил приказ. Но путь пришлось пролагать мечами. В жестоком сражении, которое продлилось весь день и всю ночь, Даниил впервые участвовал лично и, по словам летописца, проявил себя как мужественный воин. Несмотря на то, что многие из его дружины бросились бежать, он присоединился к тем боярам, которые вышли навстречу врагу. В какой-то момент сражения юный Даниил оказался один среди врагов, но те, «не смели на него напасть»⁴⁵. Возможно, князя спасло то, что его просто не узнали и приняли за одного из своих.

Даниилу удалось соединиться с зятем, который принял его с большим почетом: «Мстислав же великую честь воздал Даниилу, и дары ему преподнес богатые, подарил своего резвого сивого коня и сказал ему: “Иди, князь, во Владимир, а я пойду к половцам, — отомстим за свой позор”. И Даниил уехал во Владимир»⁴⁶.

Стороны стали готовиться к решительным действиям, накапливая силы и собирая союзников. В конце 1219 г. «прислали князья литовские к великой княгине Романовой и к Даниилу с Васильком, предлагая мир»⁴⁷. Летописец, оценивший эти переговоры как промысел Божий, старательно перечисляет два десятка имен прибывших литовских князьков. Был заключен мирный договор, позволивший литовцам расширить экспансию на земли Польши, обезопасив себя со стороны владений Романовичей, что уже через несколько лет вынудило князя Конрада Мазовецкого обратиться за помощью к Тевтонскому Ордену. Летописец полагает, что благодаря этому договору, Даниил получил возможность направить литовцев на поляков⁴⁸.

Тем временем, в Галич прибыли новые силы венгров во главе с воеводой Фильнием, который был настолько самоуверен, что «надеялся охватить землю, осушить море»⁴⁹. «Один камень избивает множество глиняных сосудов. Острый меч, борзый конь и Русь у моих ног», — перефразируя летописца, передает Карамзин слова венгерского воеводы⁵⁰. Мстислав со своим двоюродным братом Владимиром Рюриковичем и половцами в жестокой битве разгромил польско-венгерско-галицкое войско и пленил Фильния, который вышел из Галича, оставив под защитой его стен юного Коломана. Затем Мстислав взял Галич, захватив сына венгерского короля и его жену. Заключив мир с венграми, Мстислав занял галицкий престол. Новгородский летописец относит эти события к 1219 году⁵¹.
Даниил в этих событиях участия не принимал и никакой помощи тестю не оказал. Карамзин предположил, что он просто опоздал и поэтому не смог помочь Мстиславу в этом сражении: «Лешек воспрепятствовал Даниилу соединиться с тестем до битвы: сей юноша славолюбивый успел только видеть свежие трофеи Россиян на ее месте»⁵².

Одержав победу, Мстислав, по версии Карамзина, «не любя тамошних Бояр мятежных и нелюбимый ими», хотел возвратить Галич Даниилу. Но галицкие бояре убедили Мстислава в том, что, получив из его рук свое наследственное владение, Даниил не будет высказывать признательности тестю. Было заключено соглашение, по которому младший сын венгерского короля Андраша II королевич Андраш женится на дочери Мстислава, получив в качестве приданого Галицию, так как всем обязанный милости Мстислава он, в отличие от Даниила, «не дерзнет ни в чем его ослушаться или в противном случае легко может быть лишен Княжения»⁵³.
Вынужденные довольствоваться Владимиром, Романовичи заключили с князем Лешеком мир, по которому тот отошел от своего тестя Александра Бельзского, поддержавшего венгров против Мстислава. Даниил с Василько ночью напали на окрестности Бельза и подвергли их страшному разорению⁵⁴. Конфликт был прекращен благодаря вмешательству Мстислава⁵⁵. По словам Карамзина, великодушие Мстислава спасло бельзского князя, уважив тестя Даниил вернулся к матери, которая после этих событий, «видя его уже способного править землею, обуздывать Вельмож, смирять неприятелей, удалилась от света в тишину монастырскую»⁵⁶. Возможно, именно с этого момента Даниил стал самостоятельным политиком, а не проводником воли своей матери и ее окружения из «великих бояр» Романа Мстиславича.

За год до битвы на Калке Даниил, по сообщению летописи, принял важное решение, направленное на укрепление своей власти: с целью стать менее зависимым от боярства, он основал «по божественному изволению» княжескую резиденцию Холм⁵⁷. В ней, окруженный дружиной и населением, получившим жительство по княжеской милости, Даниил был в большей безопасности от возможных происков бояр⁵⁸.

В 1223 г. Даниил участвовал в княжеском съезде в Киеве, на котором принималось решение оказать помощь половцам против «безбожных моавитян, называемых татарами»⁵⁹.

Придворный летописец подробно описывает деяния Даниила в битве при Калке, выставляя его одним из главных действующих лиц и объясняя столь значительную роль Даниила безапелляционным утверждением о том, что «был он отважен и храбр, от головы до ног не было у него изъянов»⁶⁰. Дж. Феннел в этой связи отмечает, что подвиги Даниила «вполне могли быть плодом воображения летописца»⁶¹. В сухом остатке, из летописного описания событий следует, что Даниил бахвалился перед битвой, но как только дело приняло серьезный оборот, вся его показная храбрость мгновенно улетучилась, и он бросился бежать, думая только о своем спасении.
Накануне битвы, узнав о приближении татарского разведывательного отряда, «Даниил Романович поскакал, вскочив на коня, посмотреть на невиданную рать; и бывшие с ним конники и многие другие князья поскакали смотреть на нее»⁶². Татары отступили. В отличие от галицкого воеводы Юрия, который оценил их как хороших воинов и стрелков, по понятным причинам, не названные поименно летописцем «другие», наоборот, утверждали, что татары — недостойный противник, воины даже худшие, чем половцы⁶³. Уверенные в легкой победе безымянные «молодые князья» убедили Мстислава Удалого и Мстислава Черниговского в том, что необходимо перейти Днепр и преследовать татар в половецкой степи. Вслед за ними последовали и все остальные князья.

Дойдя до реки Калки, Мстислав Удалой приказал Даниилу переправиться, затем последовал за ним. Встретив татар, они вступили с ними в бой, не предупредив своих союзников, видимо, надеясь одержать легкую победу, не желая ни с кем делиться будущей славой и добычей. В ходе начавшегося сражения восемнадцатилетний (по словам летописца) Даниил был ранен в грудь, но «по молодости и храбрости не почувствовал ран на теле своем»⁶⁴. Преследуя отступавшие передовые татарские отряды, союзники оказались перед лицом превосходящих сил и были вынуждены бежать: «Даниил, увидев, что разгорается сражение, и татарские лучники усиленно стреляют, повернул своего коня под напором противника», — пишет летописец, не преминув напомнить, что Даниил был ранен, но не заметил этого «из-за мужества»⁶⁵. Был ли Даниил действительно ранен в начале битвы, как это утверждает летописец? Его же слова о том, что Михаил Немой бросился на помощь Даниилу, «подумав», что он ранен, заставляют в этом усомниться⁶⁶.
Следует отметить, что грудь была самой защищенной доспехом частью тела. Даже удар тяжелым рыцарским копьем не ранил облаченного в металлический доспех всадника, а только выбивал его из седла. Складывается впечатление что, сообщая о ранении Даниила, летописец пытается реабилитировать его бегство с поля боя.

Поражение на Калке, одной из причин которого было то, что Даниил, вопреки приписываемому ему летописцем мужеству, в действительности проявил малодушие, возможно, стало причиной его конфликта с Мстиславом Удалым. Этим не преминул воспользоваться двоюродный брат Романовичей Александр Бельзский. «Услышав, что Мстислав не любит зятя своего, князя Даниила, обрадовался он и стал подстрекать Мстислава к войне»⁶⁷. Карамзин объясняет эту усобицу тем, что Мстислав был обманут некими «злобными внушениями» Александра Бельзского и, возненавидев Даниила, «хотел отнять у него владение»⁶⁸.

Даниил призвал на помощь краковского князя Лешека, вместе с которым вышел против своего тестя, заставив его вернуться в Галич. Ранее Даниилу удалось перехватить князя Александра, который пытался соединиться с Мстиславом, загнать его обратно в Бельз, но сам город ему взять не удалось. Заставив противника перейти к обороне, Романовичи с поляками «разорили землю Галицкую около Любачева и пленили всех в землях Белзской и Червенской, даже тех, кто оставался дома. А Василько князь захватил много добычи, стада коней и кобыл, так что ляхи позавидовали ему»⁶⁹.

Мстислав призвал на помощь половцев Котяна и киевского князя Владимира Рюриковича. До войны Мстислава с Романовичами дело не дошло, так как противники решили договориться, обвинив в происходящей усобице Александра, который якобы «всегда замышлял на брата своего, говоря Мстиславу так: “Зять твой убить тебя хочет”». На переговорах, где Александра, который не посмел приехать сам, представлял посол, Мстислав обвинил белзского князя в том, что по его вине «Даниил второй раз напускает на меня ляхов»⁷⁰.
Неявку Александра на встречу расценили как признание им своей вины и обвинили его в клевете на Даниила, которому в качестве компенсации «за позор» предложили забрать Белз. В ответ Даниил применил в дальнейшем не раз востребованный им прием показного альтруизма: «А он, любя брата своего (Александр Белзский приходился Романовичам двоюродным братом. — А.Н.), не взял волости его, и все его за это похвалили». После чего «Мстислав принял зятя своего с любовью, почтил его великими дарами, подарил ему своего борзого коня актаза (белого арабского жеребца. — А.Н.), такого, каких не было в то время; и дочь свою Анну одарил богатыми дарами»⁷¹. Мир, восстановивший статус-кво, между Александром, Мстиславом и Романовичами был заключен.

Однако, несмотря на знаки примирения, Мстислав, видимо, видел в Данииле потенциального соперника. Об этом свидетельствует то, что Мстислав, выполняя ранее достигнутые договоренности, передал Галич в качестве приданого своей дочери сыну венгерского короля Андраша II королевичу Андрашу (1226 или 1227 г.). Летописец приписывает этот поступок козням «лукавых» галицких бояр, которые убедили Мстислава в том, что он не сможет княжить в Галиче сам, поскольку бояре его не хотят. Мстислав, якобы решив отказаться от Галича, больше всего хотел передать его именно Даниилу, но бояре «не позволяли ему отдать Галич Даниилу, говоря ему: “Если отдашь королевичу, то, когда захочешь, сможешь взять у него. Если отдашь Даниилу, не будет вовек твоим Галич”»⁷².
Согласно «Родословной книге всероссийского дворянства», в 1226 г. Василько сочетался браком с дочерью великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича княжной Добравой⁷³. Ни галицкий, ни владимирский летописец об этом событии не упоминает. Таким образом, Романовичи породнились с двумя конкурирующими княжескими родами — смоленскими Ростиславичами и суздальскими Юрьевичами, что давало им возможность играть на противоречиях между ними.

В 1226 г. луцкий князь Мстислав Немой (тот самый, что бросился Даниилу на помощь в битве на Калке) перед смертью завещал свои владения Даниилу и поручил ему своего сына Ивана. Княжич Иван в том же году умер, а Луцк занял Ярослав Ингваревич, сын старшего брата Мстислава Немого, отец которого, Ингвар Ярославич, до Мстислава княжил в Луцке.

Даниил отобрал у Ярослава Луцк, причем, по словам летописца, проявил при этом рыцарское благородство. Произошло это таким образом: верные Даниилу бояре предлагали захватить Ярослава с семьей в то время, как они оказались одновременно в монастыре на богомолье. Даниил отказался это делать, мотивируя свой поступок так: «Я приехал сюда, чтобы сотворить молитву святому Николаю, и не могу этого сделать»⁷⁴. Когда в очередной раз Ярослав вместе с женой выехал из города, он был захвачен одним из бояр Даниила. После этого Луцк сдался Романовичам. Князя Ярослава Ингваревича братья впоследствии не только отпустили, но и наделили его уделом.

Затем летопись кратко сообщает о том, как Даниил с братом отражал набег ятвигов, лично участвуя в схватке. Возможно братья и проявили при этом личное мужество, но удачными их действия назвать нельзя: хотя Даниил якобы нанес одному из противников четыре ранения и выбил из его рук копье, тому удалось бежать, несмотря на то, что его пытался преследовать Василько⁷⁵.
После сообщения об этом набеге летописец возвращается к описанию того, как Романовичи продолжали настойчиво расширять свои владения. Даниил послал Мстиславу жалобу на то, что пинские князья не по праву владеют расположенным по соседству с Луцком Черторыйском. Мстислав ответил: «Сын, согрешил я, что не дал тебе Галич, а отдал иноплеменнику по совету лживого Судислава (галицкий боярин, один из лидеров боярской оппозиции Романовичам. — А.Н.) обманул он меня. Но если Бог захочет, пойдем на него. Я приведу половцев, а ты — со своими. Если Бог даст его нам, ты возьми Галич, а я — Понизье, а Бог тебе поможет. А о Черторыйске — ты прав». Получив согласие от Мстислава, Романовичи захватили Черторыйск (1228 г.), взяв в плен сыновей пинского князя Ростислава. Летописец не преминул отметить, что во время осады конь Даниила «застрелен был с города»⁷⁶.

В том же году умер Мстислав Удалой. Галицкий летописец в этой связи пишет: «Он очень желал видеть сына своего Даниила. Но Глеб Зеремеевич (галицкий боярин. — А.Н.), побуждаемый завистью, не пускал его. Мстислав хотел поручить свой дом и своих детей князю Даниилу, ибо имел он к нему великую любовь в своем сердце»⁷⁷. В свете предыдущих событий утверждения летописца о «великой любви» Мстислава к Даниилу выглядят преувеличением.

Тем временем, князь пинский Ростислав, которого галицкий летописец обвиняет в том, что он «непрестанно клеветал», создал коалицию против Романовичей, в которую вошли киевский князь Владимир Рюрикович, Михаил Черниговский, половцы хана Котяна, князья Северский и Туровский. Участие в союзе против Даниила князя Михаила Черниговского летописец объясняет тем, что он якобы «имел великую боязнь в своем сердце: “Потому что его отец постриг в монахи моего отца”»⁷⁸. Даниил пытался при посредничестве митрополита Кирилла замириться со своими противниками, но безуспешно. Союзники осадили Каменец. Даниил призвал на помощь поляков и перекупил половцев. Романовичи с поляками выступили на Киев, и уже Владимир и Михаил вынуждены были просить мира.
По мнению Костомарова, «...Данило уничтожил все замыслы соперников, и этот успех еще более поднял его в ряду русских князей: не только все прежние области остались за ним, но и пинские князья сделались его подручниками, а Владимир Рюрикович с этих пор является постоянным другом и союзником Данила»⁷⁹.

В 1227 г. «по совету коварных бояр» был убит Лешек Белый⁸⁰. Брат покойного, князь Конрад, обратился к Романовичам с просьбой о помощи против изменников. Даниил с братом повели дружины вглубь Польши (1229 г.). «Никакой другой князь не входил так далеко в землю Ляшскую, кроме Владимира», — гордо сообщает об этом летописец⁸¹.

Союзники осадили город Калиш. Поначалу осажденные оказывали ожесточенное сопротивление: «С городских стен летели камни, как сильный дождь, — они стояли в воде, но скоро стали стоять, как на суше, на брошенных камнях». Потом было решено вступить в переговоры. Горожане просили Конрода прислать к ним двух его воевод. Поскольку, как сообщает летописец, одному из них Конрод не доверял, то он попросил Даниила о том, чтобы тот инкогнито присутствовал на этих переговорах. Даниил, прикрыв лицо шлемом, встал за спиной воеводы Пакослава, которому было поручено вести переговоры от имени Конрода. Переговорщики со стороны осажденных попытались внести разлад в стан союзников: «Так и скажите великому князю Кондрату [Конроду] — этот город разве не твой? Мы, воины, изнемогающие в этом городе, не чужеземцы, мы твои люди, ваши братья! Почему вы не пожалеете нас? Если русские нас захватят, — какая слава будет Кондрату? Если русское знамя водрузится на городских стенах, кому воздашь честь? Не Романовичам ли? А свою честь умалишь! Теперь мы брату твоему служим, а завтра твоими будем. Не дай славы русским, не погуби этот город!»⁸²

Пакослав пошутил в ответ: «Кондрат рад был бы оказать вам милость, но Даниил весьма зол на вас: не хочет уходить, не взяв города». И, рассмеявшись, промолвил: «А вот он сам стоит. Говорите с ним». Князь же ткнул его древком копья и снял с себя шлем. Они закричали с городской стены: «Прими нашу покорность, молим тебя — заключи мир!» «Он много смеялся, беседовал с ними, взял у них двух мужей и поехал к Кондрату»⁸³.

Калиш сдался. Даниил получил в качестве платы за оказанную «великую помощь» Конроду «много челяди и боярынь». При этом была достигнута договоренность о том, что впредь в случае усобицы «не брать ляхам русской челяди, а русским — ляшской»⁸⁴.
Возвратясь из польского похода, Даниил, получив послание от галичан «Судислав (галицкий боярин, один из руководителей боярской оппозиции Романовичам в Галиче. — А.Н.) ушел в Понизье, а королевич остался в Галиче, приходи скорее», решил захватить Галич (1230 г.)⁸⁵. Хотя Даниил выслал отряд против Судислава, а сам поспешил с малой дружиной к Галичу, захватить город сходу ему не удалось, так как «галичане затворили город», а дружина Даниила, захватив пригородную усадьбу этого боярина, обнаружив там большие запасы вина, перепилась. Поэтому Даниил не рискнул разбивать лагерь у города и по льду перешел на другой берег Днестра. Той же ночью Судислав вернулся в Галич. Вскоре к Даниилу подошли с войсками верные ему галицкие бояре и, окружив город, начали осаду. Галичане, обессилив, сдались.

Даниил, «вспомнив о дружбе с королем Андреем (королем Андрашем II. — А.Н.)», отпустил взятого в плен венгерского королевича Андраша. С ним ушел и его соправитель в Галиции боярин Судислав, изгнанию которого особенно радовались галичане, бросали в него камнями и кричали: «Уходи из города, мятежник земли!»⁸⁶.

В Венгрии Судислав призывал, пока Даниил не укрепил свою власть, отбить у него Галич⁸⁷. Со словами «Не может устоять город Галич. Никто не может избавить его от руки моей» старший сын венгерского короля Бела с большим войском двинулся на Романовичей⁸⁸.

Однако поход закончился неудачно. Из-за начавшихся сильных дождей венгерское войско преодолело Карпаты с большими потерями. Когда Бела подошел к стенам Галича, город, вопреки его ожиданиям, не капитулировал. Даниил тем временем получил помощь от поляков и половцев. Дожди продолжались, в венгерском войске началась эпидемия. Бела был вынужден отступить: «король покинул Галич из-за неверности галицких бояр, а Даниил с Божьей помощью вернул себе город свой»⁸⁹.

Хотя летописец и декларирует то, что Галич — город Даниила, в действительности его владычество над галицкой землей еще не стало бесспорным. Не случайно летописец свой рассказ о последующих событиях предваряет словами: «После этого расскажем про многие мятежи, великие обманы, многочисленные войны»⁹⁰.

Галицкие бояре, противники Романовичей, организовали заговор с целью убийства Даниила и передачи власти Александру Белзскому. Случай помог этот заговор раскрыть. К заговорщикам, собравшимся обсудить план поджога княжеского дворца, вошел Василько и, по словам летописца, играя, обнажил меч. Участники заговора, испугавшись, что их замыслы раскрыты, бежали из Галича.

Вслед за первым заговором летописец описывает второй. На этот раз Даниила планировали убить во время пира в замке одного из бояр. Он был уже в пути, когда его нагнали с сообщением: «Это недобрый пир, потому что задумано безбожным твоим боярином Филиппом и племянником твоим Александром — быть тебе убитым. Услышав об этом, возвратись назад и держи стол отца своего»⁹¹.
Вернувшись в Галич, Даниил послал Василько против Александра, который бежал к своим сообщникам, оставив Белз. Было захвачено двадцать восемь бояр, обвиненных в измене. Летописец удивляется, что Даниил не предал их заслуженной, по его мнению, казни: «Но не смерть они приняли, а милость получили; а ведь некогда, когда князь веселился на пиру, один из тех безбожных бояр плеснул в лицо ему чашей вина, и то он стерпел»⁹².

На следующий год Даниил с верными ему боярами собрал вече, на котором спросил разрешения идти на Александра: «Будете ли верны мне, чтобы я мог выйти против моих врагов?» Они же воскликнули: «Верны мы Богу и тебе, господин наш! Выходи с Божией помощью!»⁹³ Александр, узнав о том, что Даниил выступил против него, бежал из Перемышля в Венгрию.

Совместно с галицкими изгнанниками во главе с боярином Судиславом венгерский король вновь организовал поход на Галич, который на этот раз увенчался успехом. Города сдавались без боя. Галицкие бояре, по словам Карамзина, «не чувствительные к редкому милосердию Даниила, простившего им два заговора», все переметнулись на сторону венгерского короля⁹⁴. В Галиче вновь сел венгерский королевич Андраш, а князь Александр Всеволодович вернул себе Белз (1232 г.)⁹⁵.

Таким образом, к началу тридцатых годов XIII в. ситуация в Галицкой Руси выглядела так: Романовичи упорно добиваются власти, но местные элиты (летописные «безбожные бояре») готовы поддержать кого угодно, только не потомков Романа Мстиславича. Венгерская корона, в свою очередь, поддерживает местный сепаратизм, опасаясь возникновения у своих границ единого государства под властью одного князя.

Тем временем, Даниил вмешался по просьбе киевского князя Владимира Рюриковича в его конфликт с Михаилом Черниговским. За это Владимир уступил ему Торческ, который Даниил отдал обратно «за добрые дела вашего отца» своим шуринам, детям покойного Мстислава Удалого⁹⁶. Королевич Андраш выступил на стороне Михаила Черниговского и двинул рать на Киев, которая была разбита в стычке со сторожевым отрядом Даниила. Венгры развернулись к Галичу, но по пути были настигнуты дружинами Романовичей (1233 г.)⁹⁷. Даниил провел переговоры с королевичем Андрашем, во время которых «сказал ему некое хвастливое слово, которого Бог не любит». Возможно, летописец имеет в виду, что Даниил, в очередной раз, недооценил силы противника. Вместо заключения мира, надеясь на легкую победу, он решил продолжить войну. Очевидно, Даниил рассчитывал на то, что, разбив войска Андраша, он откроет себе путь на Галич. На следующий день дружины Даниила переправились через реку у Шумска. «Узнал об этом королевич Андрей [Андраш], исполчил свои полки и вышел против него, то есть на битву»⁹⁸.

Даниил, по описанию летописца, проявил себя в этом сражении как полководец и отважный воин. Он, вопреки советам, оставил выгодные позиции на господствующих высотах, чтобы самому напасть на неприятеля, стоявшего на равнине. Даниил возглавлял самый мощный центральный полк, состоявший «из одних храбрецов со сверкающим оружием». В ходе битвы, когда венгры обратили в бегство его полк левой руки, Даниил ударил им в тыл, а потом пришел на помощь брату, бившемуся на правом фланге. При этом «многих он ранил, а иные от его меча погибли»⁹⁹. Василько не отставал от старшего брата. Свидетельством его доблести было окровавленное копье с изрубленным мечами древком. Далее в рассказе о сражении появляются подробности, которые заставляют усомниться в воспеваемом летописцем личном мужестве Даниила и его полководческих талантах. Княжеский полк, тот самый, который состоял из «одних храбрецов» и был самым многочисленным в войске Романовичей, вместе с Даниилом бежал с поля боя. Несмотря на то, что враг не преследовал отступающих, собрать их удалось только на следующее утро, когда выяснилось, что венгры потерпели поражение. Василько, в отличие от своего старшего брата, с поля боя не только не бежал, а, наоборот, разбил венгров, которые вынуждены были отступать до самого Галича¹⁰⁰. В описание битвы есть еще один эпизод, красочно характеризующий Даниила. В ходе самого сражения он обратился в бегство даже не от вражеских воинов, а от отроков, держащих коней, когда те попытались мечами посечь его коня¹⁰¹. Впрочем, эти факты не помешали С. М. Соловьёву утверждать, что в этой битве Даниил, в отличие от своей дружины, проявил храбрость¹⁰².

Все это (бахвальство перед боем, а затем бегство с поля битвы) с Даниилом уже было десятью годами ранее на реке Калке. Но в этот раз поражения удалось избежать благодаря мужеству Василько и его дружины. Успех в битве против венгров заставил Александра Белзского, которого Соловьёв называет «заклятым врагом Романовичей», искать с ними мира¹⁰³. Он переходит на их сторону и совместно они захватывают принадлежащий боярскому роду Плеснеск — хорошо укрепленный город Волынской Руси, расположенный на пути из Владимира в Галич.

В том же году венгры и галицкие бояре попытались взять реванш: «Королевич и Судислав привели на Даниила Дьяниша» (венгерский воевода). Даниил съездил в Киев и привел против них половцев и князей Владимира Рюриковича Киевского и Изаслава Владимировича (предположительно внука Игоря Северского. Татищев называет его Изяславом Мстиславичем Смоленским). По каким-то причинам Изяслав нарушил договор, «велел грабить землю Даниила» и захватил один из волынских городов, после чего ушел к себе, покинув союзников. Предательство Изяслава произвело такое сильное впечатление на летописца, что, обличая его поступок, он приводит цитату из Гомера: «О, обман зол, сладок он до обличения, а после обличения горек. Того, кто следует ему, злая кончина постигнет». И далее от себя восклицает: «О, зло это злее зла!»¹⁰⁴

Романовичи с Владимиром и половцами приняли бой с венграми у волынского городка Перемиль. Ни одна из сторон не добилась решающего успеха. Венгры вернулись в Галич, а союзники Романовичей ушли восвояси.

После этих событий боярин Глеб Зеремеевич, один из галицких «политических тяжеловесов», который в свое время убеждал Мстислава Удалого передать Галич венгерскому королевичу, неожиданно переметнулся к Даниилу. По версии Соловьёва, причиной перехода в стан Романовичей части боярства стала достигнутая между ними договоренность о разделе галицких земель в случае вокняжения в Галиче Даниила, которую эти бояре не могли получить от королевича Андраша¹⁰⁵. Романовичи не преминули воспользоваться тем, что, по словам летописца, «лучшая половина Галича» перешла на их сторону. Разделив галицкие земли между поддержавшими их боярами, Даниил и Василько вместе с Александром Белзским осадили Галич. Осада продолжалась девять недель. В городе начался голод. Боярин Судислав, действуя на стороне королевича Андраша, вступил в переговоры с князем Александром Белзским, пообещав ему отдать Галич, если он уйдет от Романовичей. Были предприняты попытки переманить и тех галицких бояр, которые перешли на сторону Даниила. Однако неожиданная смерть по неуказанным причинам двадцатитрехлетнего королевича Андраша сорвала планы боярина Судислава. Он был вынужден бежать в Венгрию, а горожане послали за Даниилом (1233 г.).

Александр Белзский, «убоявшись своего злого дела», якобы попытался укрыться у своего тестя в Киеве, что было с его стороны опрометчивым поступком, учитывая тот факт, что у Романовичей сложились доверительные отношения с Владимиром Рюриковичем. Каким-то образом о бегстве Александра стало известно в Галиче. Даниил с дружиной бросился в погоню, которая продолжалась три дня и три ночи. Белзский князь был пленен¹⁰⁶. О дальнейшей его судьбе источники умалчивают. Возможно, остаток жизни он провел в заточении¹⁰⁷.

После этого, киевский князь вновь обратился за помощью к Даниилу в борьбе против Михаила Черниговского и Изяслава Владимировича. По мнению Татищева, причиной междоусобицы стало то, что Владимира Рюриковича настроили против Михаила и Изяслава «злые льстецы». Татищев обвинил их в том, что они губят русскую землю: «Возмутили злые льстецы князей, каждый своего князя выхвалял, говоря: тебе по достоинству будет Русской землей и Киевом владеть, ты старейший в братии, у тебя войск много, они дают победы прежде, нежели неприятеля видят, и прежде, нежели победили, уже области и богатства других делят. О горе льстецам и клеветникам тем, которые для получения себе чести или имения к неправедным войнам и пролитию крови христианской и погублению людей, государству нужных, князей возмущают и землю Русскую губят»¹⁰⁸.

Отогнав Мстислава от Киева, союзники пытались, используя осадные машины, овладеть Черниговом, но город устоял, возможно, потому, что Даниилу и Владимиру пришлось вернуться в Киев, поскольку киевскую землю атаковали половцы, которых привел Изяслав¹⁰⁹. В дальнейших событиях, приведших к потере Галича, летописец обвиняет всех, кроме Даниила, которого пытается представить как мужественного витязя, превосходящего свое окружение.

В последующем противостоянии с коалицией черниговского, новгород-северского князей и половцев Даниил и Владимир потерпели поражение (1235 г.). Причину этого поражения летописец объясняет значительным численным превосходством противника и тем, что «Даниил и его воины были сильно утомлены» в ходе войны в Черниговской земле. Даниил собирался отступать лесами, но поддался на уговоры Владимира выступить против половцев, которые вторглись в пределы Киевской земли. Далее уже Владимир предлагал отступить, но Даниил настаивал на том, чтобы принять бой, говоря, что воину следует либо погибнуть, либо победить¹¹⁰. В сражении под Торческом (окрестности современной Белой Церкви), где «была сеча лютая», Даниил и Владимир потерпели сокрушительное поражение. Владимир попал в плен, а Даниил в очередной раз сбежал с поля боя. Летописец бегство князя оправдывает так: «Даниил преследовал половцев, пока не был ранен стрелой его гнедой конь. А до этого половцы других обратили в бегство. Увидев, что его конь бежит раненый, Даниил тоже обратился в бегство». Новгородский летописец сообщает, что в этой битве галичан пало «без числа», а Даниил «едва ушел»¹¹¹.

На этот раз Даниил «прибежал» в Галич, где его ждал Василько, прибывший из Владимира со своей дружиной. Некоторые бояре, как это утверждает летописец, распространили слух, что Изяслав и половцы идут на Владимир. Даниил отправил брата «стеречь» Владимир. Как только тот ушел, бояре подняли мятеж. Даниил, испугавшись за свою жизнь, бежал в Венгрию за помощью¹¹².
Карамзин объясняет действия Даниила тем, что в Венгрии после смерти Андраша II на трон взошел его старший сын Бела. «Вероятно, что он (Даниил. — А.Н.) тогда, надеясь с помошию Андреева (Андраша II. — А.Н.) преемника удержать за собою Галич, дал ему слово быть данником Венгрии: ибо, участвуя в совершении торжественных обрядов Белина коронования, вел его коня (что было тогда знаком подданства). Уничижение бесполезное! Даниил возвратился к брату с одними льстивыми обещаниями»¹¹³.

С помощью венгров Романовичи безуспешно попытались отбить Галич¹¹⁴. В ответ на нападение Романовичей галичане, соединившись с болховскими князьями, разграбили окрестности Каменца. Владимир Киевский прислал Романовичам на помощь торков. Не дождавшись помощи от Данаила защитники Каменца вышли из города и, соединившись с торками, сокрушили «коварных галичан», пленив болховских князей¹¹⁵. Пленных князей привели во Владимир к Даниилу (1236 г.) Мстислав с Изяславом потребовали освободить их, угрожая войной. Совместно с польским королем Конрадом (который, несмотря на ранее оказанную ему Даниилом помощь, по каким-то причинам принял сторону его врагов) и половцами они вторглись во владения Романовичей. Союзники хотели соединить свои силы, чтобы идти на Владимир, но, по счастью для Даниила, этого не случилось. Половцы, «разорив всю галицкую землю», отказались идти на Даниила и ушли. Услышав об этом, Михаил Черниговский вернулся в Галич, а Конрад бежал в Польшу. В ответ Романовичи с венграми в очередной раз безуспешно попытались взять Галич. В итоге стороны заключили мир, закрепивший сложившееся статус-кво, по которому Галич остался во власти Михаила Черниговского (1237 г.).

В следующем году Михаил Черниговский, изгнав из Киева Ярослава Всеволодовича, ушел из Галича, оставив там вместо себя своего сына Ростислава. Когда Ростислав Михайлович с дружиной пошел в поход на Литву, Даниил выступил из Холма и через три дня был у Галича. «Подъехал он к городу и сказал им: “О, городские мужи! До каких пор будете терпеть власть чужеземных князей?” Они же воскликнули, говоря так: “Это наш властелин, данный нам Богом!” И бросились к нему, как дети к отцу, как пчелы к матке, как жаждущий воды к источнику»¹¹⁶. Ростислав, узнав о том, что город сдался Даниилу, бежал в Венгрию (1239 г.).

Когда татары появились под Киевом, Мстислав Черниговский, вслед за своим сыном, бежал в Венгрию. В Киеве сел сын князя смоленского Ростислав Мстиславич. «Даниил же пошел походом против него, и взял его в плен, и оставил в Киеве Дмитра (галицкий тысяцкий. — А.Н.); он поручил Дмитру Киев — оборонять его от иноплеменных язычников, безбожных татар». Почему Даниил не остался в Киеве сам или не поручил его оборону брату Василько, неизвестно. Узнав о том, что Ярослав Всеволодович захватил жену Михаила Черниговского, которая была сестрой Романовичей, Даниил попросил его передать пленную ему: «Отпусти сестру ко мне, потому что Михаил замышляет против нас обоих»¹¹⁷. Ярослав просьбу Даниила исполнил и вернул ему сестру.

Михаил Черниговский, изгнанный из Венгрии, ушел в Польшу, откуда прислал к Даниилу послов, предлагая забыть старые обиды: «Я много раз грешил перед вами, много раз делал тебе зло. Что тебе обещал, того не сделал. Если хотел жить в согласии с тобой, коварные галичане мне не давали. Сейчас же клятвой клянусь тебе, что никогда не буду с тобой вражды иметь»¹¹⁸.

Романовичи, видимо надеясь, что союз с Михаилом укрепит их перед лицом татарского вторжения, вернули черниговскому князю жену, пообещали отдать Киев, а его сыну Роману — Луцк. Опасаясь татар, Михаил в Киев не вернулся, а когда узнал о его падении, вновь бежал в Польшу. Даниил в это время был в Венгрии и, по словам летописца, «еще не слышал о приходе поганых татар на Киев»¹¹⁹. В свете изложенного выше поручения Даниила своему наместнику Димитру оборонять Киев от татар, утверждение о неведенье князя о нашествии татар выглядит неуклюжим оправданием его бегства в Венгрию. Василько тоже не стал дожидаться прихода Батыя и с детьми и женой Даниила, княгиней Анной Мстиславовной, бежал в Польшу. Оправдывая дальнейшее бездействие Даниила при нашествии татар на его владения, летописец утверждает, что Батый пошел на Владимир, узнав о том, что Даниил находится в Венгрии, тем самым, давая понять, что если бы не отсутствие князя, то татары не напали бы на галицко-волынские земли¹²⁰.

Летописную версию о том, что Даниил отбыл в Венгрию еще до нашествия, Карамзин не рассматривает, высказывая гипотезу о том, что он, наоборот прибыл в Венгрию именно с целью заключения антиордынского союза: «Даниил уже знал Моголов: видел, что храбрость малочисленных войск не одолеет столь великой силы, и решился, подобно Михаилу, ехать к Королю Венгерскому, тогда славному богатством и могуществом, в надежде склонить его к ревностному содействию против сих жестоких варваров». С этой целью он будто бы даже «изъявил намерение вступить с ним (Белой. — А.Н.) в свойство и сына своего, юного Льва, женить на дочери Королевской»¹²¹.

Проводником Батыя в галицкую землю был взятый в плен в Киеве тысяцкий Димитр, которому летописец приписывает спасительную для Галицко-Волынской Руси идею направить Орду на Венгрию под предлогом, что промедление приведет к тому, что венгры соберут силы для отпора¹²².

Узнав, наконец, о вторжении татар в свои владения, Даниил, по словам летописца, «не мог пройти в Русскую землю, потому что с ним было мало дружины»¹²³. Он двинулся в Польшу, где соединился с Василько. Встретившись, братья «порадовались о своем соединении и горевали о поражении земли Русской и о взятии множества городов иноплеменниками» и, по предложению Даниила, решили уйти вглубь Польши, где оставались до тех пор, пока опасность не миновала¹²⁴.

Результаты подобного вклада Романовичей в отражение нашествия сказались уже в первом же городе, оказавшемся на их пути при возращении на Русь (Дорогичин на реке Буг), — горожане не открыли перед братьями ворота¹²⁵. В других городах такой проблемы не возникло, потому что в них не осталось выживших после нашествия. Романовичи расположились в Холме, который «сохранил Бог Холм от безбожных татар» (хотя, скорее, это был не счастливый случай, а умысел татарского проводника Димитра)¹²⁶.

За время отсутствия Романовичей Галицко-Волынская Русь фактически распалась на отдельные боярские владения: «Галицкие бояре называли Даниила своим князем, а сами всю землю держали». Летописец упрекает бояр в том, что они занимались грабежом, а Даниил, не в силах ничего предпринять против них, «опечалился и молился Богу об отчине своей, что эти нечестивые держат ее и владеют ею»¹²⁷.

Костомаров так описывает сложившееся после татарского нашествия положение в Галицко-Волынской Руси: «Несмотря на добродушие Данила, бояре галицкие никак не могли полюбить его. Они видели в нем князя, который, как только утвердится, тотчас сломит их силу, и это будет тем удобнее, что простой народ оказывал Данилу расположение. Бояре, захвативши в свои руки всю Галичину, поделили между собою все доходы, хотели или лучше быть вовсе без князя или иметь такого, который находился бы у них совершенно в руках. Но того и другого достигнуть им было трудно, потому что хотя все они и дорожили своим сословным могуществом, но жили между собою в несогласии. Один теснил и толкал другого: у каждого являлись свои виды, и потому один хотел того князя, другой — иного; всякий надеялся посредством князя возвыситься над своими соперниками»¹²⁸.

В этих условиях время работало на Даниила: бояре, враждуя между собой, искали поддержки у князя, донося друг на друга и, в результате, оказались в руках князя, приказавшего схватить главных из них. После этого Даниил «предал огню» семь болоховских городов, якобы за то, что они выступили на стороне Ростислава Михайловича (1241 г.). Скорее всего, подлинной причиной этого похода было то, что болоховские города не пострадали от татарского нашествия и, поэтому, были желанной целью для грабежа со стороны разоренных Ордой галичан. Не случайно летописец пишет, что после нападения галичан «не осталось ничего в их городах, что бы ни было пленено»¹²⁹.

В 1242 г. сын Михаила Черниговского Ростислав, которому Романовичи обещали Луцк, при поддержке галицких бояр захватил Галич. Романовичи, собрав дружины, двинулись на город. Ростислав и его сторонники, узнав об их приближении, «не выдержали» и бежали. Романовичи, бросившиеся в погоню за ними, прекратили преследование, получив весть о том, что татары из Венгрии идут в Галицкую землю¹³⁰. Даниил, узнав о приближении Батыя, оставил захваченный у Ростислава Галич и бежал к Василько во Владимир. Татары, не встречая сопротивления, разорили галицкие земли¹³¹.

Когда опасность миновала, Даниил и Василько «устанавливают порядок в земле», рассылая по городам своих наместников. В связи с этим летописец сообщает о событии, красноречиво говорящем о том, как Романовичи это делали: один из их воевод ограбил и «как узника» привел князю «знаменитого певца Митусу, когда-то из гордости не захотевшего служить князю Даниилу»¹³².

В 1243 г. Романовичи начали войну с Краковским князем Болеславом V, вторгшись в его владения «четырьмя дорогами», и «разграбили землю Люблинскую до самой реки Вислы и Сана». После ответного нападения поляков на Волынь, Романовичи «со всеми воинами и пороками» двинулись на Люблин. «Как дождем» засыпав город стрелами и камнями, нападавшие принудили его защитников к сдаче. После чего «Даниил с братом вернулись, пограбив ту страну»¹³³.

Тем временем, Ростислав Михайлович уговорил своего тестя, венгерского короля, напасть на волынский Перемышль. Это нападение было отбито, и Ростислав бесславно вернулся в Венгрию. Затем последовало успешное отражение набегов на волынские земли литовцев и ятвигов. В ходе последнего отличился Василько, выступив на врага из Владимира, в то время как Даниил был в Галиче¹³⁴. Эти события стали преддверием решающей битвы за Галич между Ростиславом Михайловичем и Романовичами.

В 1245 г. Ростислав с венграми и поляками осадил город Ярослав. Романовичи с половцами выступили на помощь осажденным. Описание последующего сражения — достаточно подробное, но не информативное — содержит намеки на какие-то события, возможно бросающие тень на Даниила. Так, в ходе битвы при неуказанных обстоятельствах Даниил попал в плен к венграм. Не менее таинственным образом ему благополучно удалось вырваться из рук противника, после чего он в гневе казнил венгерского воеводу Фильнея, у которого находился в плену во время сражения¹³⁵.

Отечественная историография оценивает значение Ярославского сражения, как окончательное торжество Даниила над своими противниками, ознаменовавшее победное окончание длительной борьбы Романовичей за Галич¹³⁶. В действительности это был всего лишь финальный эпизод бессмысленного соперничества галицких, смоленских и черниговских князей, которое вынуждено было прекратиться с подчинением русских князей Орде¹³⁷. Реальным полновластным властителем в Галицко-Волынском княжестве Даниил стал только после успешного визита в Орду, превратившись сразу же в одну из самых авторитетных фигур в регионе¹³⁸.

Таким образом, нашествия Орды на Галицко-Волынскую Русь Романовичи благополучно переждали в Венгрии и Польше. В дальнейшем они воевали с сыном Михаила Черниговского, болоховскими князьями, поляками, венграми, литовцами, ятвигами — в общем, с кем угодно, только не с татарами.

В 1245 г. к Романовичам прибыл татарский посол, чтобы потребовать: «Дай Галич»¹³⁹. Братья посовещались, и Даниил, сказав: «не отдам половину своей отчины, поеду к Батыю сам», отправился в Орду¹⁴⁰. После визита в Орду Даниила Мстиславича князья Юго-Западной Руси ее больше не посещали, ярлыков на княжение не получали. Батый принял Даниила исключительно любезно, демонстрируя ему свое уважение: не заставлял раболепствовать и не требовал демонстративного проявления покорности. Даже предложил ему пить вино вместо непривычного князю кумыса. А самое главное, не выдвигал больше требования отдать ему половину княжества. Но, даже такой «радушный» прием в ханской ставке и успешное завершение миссии галицкий летописец описывает как тяжкое бремя и невыносимое унижение.

Но, несмотря на притворные стенания летописца о том, что «злея зла честь татарская», вряд ли власть Орды действительно настолько тяготила Даниила¹⁴¹. Ничего не известно о том, какие она накладывала на него обязательства, кроме участия в военных походах и запрет на укрепление городов. Последний, как показал случай с неудачной попыткой Бурундая овладеть Холмом, можно было обойти, а совместные походы с монголами на Литву и Польшу были выгодны Даниилу даже в большей степени, чем ордынцам.

Роль Даниила Галицкого в сопротивлении Орде отечественная историография преуменьшает, считая ее неудачной: Даниилу не только пришлось капитулировать перед Ордой, но и признать власть Папы. Однако подобная оценка представляется ошибочной и вот почему: номинальное признание вассалитета от Орды и принятие короны от Папы способствовало укреплению власти Романовичей в Галицко-Волынском княжестве и, в этом смысле, их политика была не только прагматичной, но также эффективной и успешной.
Отношения Даниила с Ордой и Римом — лишь эпизоды, обусловленные продолжением борьбы Романовичей за власть в Галицко-Волынской Руси, а не реализация плана по созданию международной антимонгольской коалиции, как это представляет отечественная историография. Задача получения ярлыка на княжение от хана и короны от Папы — легимитизация княжеской власти, которая теперь опиралась на поддержку ордынских туменов и европейских союзников¹⁴².

Получение ордынского ярлыка позволило Романовичам начать активно участвовать в европейской политике. В 1248 г. Даниил и Василько с половцами совместно с польским князем Земовитом Мазовецким участвовали в походе на ятвигов и пруссов, красочно описанном летописцем: «И многих христиан Даниил и Василько избавили от плена, и те пели им песнь славы, ведь Бог им помог, и вернулись они со славой в свою землю, следуя пути своего отца, великого Романа, который некогда устремлялся на поганых, как лев, так что им половцы пугали детей»¹⁴³.

В 1248 или начале 1249 г. к Даниилу за помощью обратился венгерский король Бела IV, воевавший с «немцами» (чешским королем Пшемыслом-Оттокаром). Даниил прибыл на встречу с венгерским королем, который приветствовал его лестными словами: «Твой приезд дороже мне тысячи серебра»¹⁴⁴. Летопись сообщает только об участии Даниила в переговорах Белы с немецкими послами. Видимо этим его помощь королю и ограничилась.

В то же время в Литве началась междоусобица, чем решили воспользоваться Романовичи, послав посольства в Ригу, Польшу, к ятвигам и жмуди¹⁴⁵. Даниил оказал поддержку литовскому князю Тевтивилу против Миндовга.

В 1252 г. Бела IV, желая «захватить Немецкую землю», отправил Даниилу предложение: «Пошли мне сына своего Романа, и я отдам за него сестру герцога и передам ему Немецкую землю». Потом он послал к Даниилу, сказав: «Ты мне родственник и сват, помоги мне против чехов». Даниил откликнулся на призыв Белы, по словам летописца, «ради славы», потому что ни один русский князь до него не воевал в Чехии¹⁴⁶.

В бою у приграничного чешского городка Опава у Даниила внезапно заболели глаза. Летописец сообщает, что по этой причине город взять не удалось. Другой городок, окруженный невысоким валом и защищенный только еловым палисадом, хотели поджечь, но этому помешал сильный ветер и отсутствие дров и соломы, которых не оказалось в окрестностях уже преданных огню¹⁴⁷.

Разграбив все, что было возможно, и, захватив лишь один из моравских городков, жители которого предпочли сдаться на милость победителей, Романовичи закончили кампанию, которая так и не принесла им вожделенной славы.

Следующий год летопись начинает с сообщения о папских послах, которые венчали Даниила королевской короной. В связи с этим летописец не преминул подчеркнуть, что до этого Даниилу уже присылали корону от Папы, но он отказался ее принять, пока ему не будет обещана помощь против татар. Да и в этот раз принять корону его убедили только настойчивые уговоры матери и польских князей и бояр, обещавших ему свою помощь против «поганых»¹⁴⁸. Другим аргументом, склонившим Даниила к принятию короны, стало то, что сам Папа Иннокентий выступил как защитник православной веры от «хулителей»¹⁴⁹.

Сообщение Плано Карпини о встрече с Романовичами, которые буквально насильно удерживали его у себя, позволяет усомниться в достоверности такой интерпретации, цель которой — оправдать в глазах отличающейся религиозной нетерпимостью православной аудитории переговоры Даниила с Папой. Из свидетельства Карпини следует, что инициатива переговоров с Ватиканом исходила непосредственно от Романовичей, и они отправили послов к Иннокентию IV еще за пять-шесть лет (в 1246—1247 гг.) до того, как состоялась описанная в летописи встреча папских послов с Даниилом в его владениях¹⁵⁰.

Полагаясь на поддержку поляков, Даниил, ведя одновременно войну с ятвигами, отправил своего сына Льва в Бакоту, где последний пленил татарского баскака, потребовав от него присягнуть Даниилу. В ответ темник Куремса попытался взять близлежащий Каменец (1254 г.)¹⁵¹.

Конфликтом Даниила с татарами решил воспользоваться князь Изяслав Мстиславич, предложивший Куремсе пойти на Галич. Куремся отказался, якобы заявив, что «князь Даниил лют. Если он захочет отнять у тебя жизнь, то кто тебя спасет?»¹⁵² Конечно, слова Куремсы, приписываемые ему летописцем, не свидетельствуют о его слабости и бездеятельности, как это видится Костомарову, а говорят о том, что у него не было полномочий лишать Даниила ярлыка на Галич и наделять им другого претендента. Более того, то, что Романовичам стало известно о намерении Изяслава, и его, не ожидающего нападения, перехватили по дороге, может свидетельствовать о том, что Даниила предупредил Куремса.

Даниил, сам предаваясь охоте на вепрей под Владимиром, выслал против Изяслава своего сына Романа, который неожиданно напал на Изяслава и пленил его после того, как тот спустился с церковных сводов, где со своими воинами пытался укрыться. Описанные события говорят о том, что это был не военный конфликт, а попытка переворота: Изяслав, видимо, полагал, что его появление в Галиче будет достаточным поводом для смещения Даниила. Из этого следует, что положение Даниила в Галиче и после победы в Ярославском сражении, получении ордынского ярлыка и папской короны было не столь прочным, и многие галичане продолжали относиться к Романовичам так же, как «знаменитый певец» Митуса.

Тогда же сын литовского князя Миндовга Войшлек заключил мир с Романовичами и скрепил этот союз династическим браком своей сестры с сыном Даниила Шварном. После этого, передав свои владения Роману Данииловичу, Войшлек принял монашество и удалился в монастырь.

Зимой 1254—1255 гг. Романовичи совместно с дружинами польских князей совершили большой поход против ятвигов, в котором участвовали и три сына Даниила: Лев, Шварн и Роман. Войско союзников было таким большим, что «можно было болота ятвяжские наполнить этими полками»¹⁵³. Целью войны был геноцид ятвигов: встреченные на пути поселения уничтожались вместе с жителями, все, что воины не могли унести, сжигалось¹⁵⁴. Избежавшие расправы прятались в болотах и на островах. Понимая, что не могут оказать сопротивления объединенному русско-польскому войску, ятвиги пришли с просьбой о мире, прося не убивать пленных. Победители взяли заложников, дань серебром и мехами и «по Божьей милости, с честью и славой вернулись в свою землю, одолев врагов своих»¹⁵⁵. Это поражение ятвигов означало начало исчезновения этой народности, которая была вынуждена искать убежища у родственных пруссов и литовцев и, в конечном итоге, была ими ассимилирована.

В ответ на нападение Куремсы на Каменец Даниил «начал войну против татар» (в действительности против неподвластных Романовичам городов Киевской земли), в которой ему обещал оказать содействие Миндовг¹⁵⁶. Рассматривать эти действия как антитатарское выступление — большое допущение. Видимо речь идет о том, что Даниил обложил данью города, которые в результате нашествия оказались в буферной зоне и не платили дань ни Орде, ни русским князьям.

Литовцы же Миндовга, не успевшие поучаствовать в набеге, довольствовались тем, что разграбили окрестности Луцка. Горожане преследовали их и загнали в озеро: «И набралось в озере трупов, и щитов, и шлемов столько, что местные жители имели доход, вытаскивая их. Страшную резню устроили литовцам!»¹⁵⁷

В том же 1255 г. летописец сообщает о «внезапном» нападении Куремсы. Романовичи стали собирать войска. Даниил был в своей резиденции в Холме, когда там внезапно вспыхнул сильнейший пожар по вине «окаянной бабы». Пожар был виден даже из Львова. «Люди подумали, что город был зажжен татарами, разбежались по лесам и после этого не могли собраться». В свою очередь, Куремса попытался взять Луцк, но неудачно и, не преуспев ни в чем, вернулся в степь¹⁵⁸.

Даниил был занят восстановлением Холма после пожара, когда к нему явились послы от Бурундая, требуя принять участие в походе на Литву. Даниил послал вместо себя Василько, мотивируя такое решение тем, что, если поедет он сам, то «не будет добра»¹⁵⁹. Видимо, во время этого похода, погиб сын Даниила Роман, который княжил в пожалованных ему ранее Войшлеком литовских городах. Романа пленил Войшлек и, возможно, он был казнен из-за того, что Романовичи нарушили мир, выступив против литовцев вместе с татарами. После этого Даниил с сыном Львом тоже присоединился к Василько и татарам Бурундая, надеясь захватить Войшлека (1258 г.).

На следующий год Бурундай обратился к Романовичам: «Если вы мои союзники, встретьте меня. А кто меня не встретит, тот мой враг». Василько с сыном Даниила Львом, взяв «дары многие и угощения», поехал к Бурундаю, а Даниил сам ехать не осмелился и вместо себя послал холмского епископа Иоанна. На состоявшейся встрече Бурундай «сильно гневался» и потребовал: «Если вы мои союзники, разрушьте все укрепления городов своих»¹⁶⁰.

Епископ Иоанн передал Даниилу требование Бурундая. О реакции князя на это известие летописец повествует лаконично: «Даниил испугался, и бежал в Ляшскую землю, и из Ляшской земли побежал в Угорскую»¹⁶¹. Обвинение Даниила в том, что он оказался трусом, перечеркивает все предыдущие старания летописца представить его как мужественного воина, достойного продолжателя дела своего отца Романа Мстиславича.

Но непонятно, почему летописец утверждает, что причиной бегства Диниила был страх. Ведь, если он и испугался, то это случилось тогда, когда он не решился лично предстать перед Бурундаем, послав вместо себя брата, старшего сына и холмского епископа. Казалось бы, после того как эта встреча состоялась, и Бурундай высказал свои требования, Даниилу лично уже ничего не угрожало. Тем не менее, именно после этого он бежал, причем не в Венгрию к своему свату, а сначала в Польшу, на которую собрался напасть Бурундай. Тогда бегство Даниила вызвано не испугом, а его нежеланием участвовать в уничтожении укреплений городов по требованию Бурундая и намерением предупредить польских князей о предстоящем нападении татар. Последующие события показали, что мудрая политика Романовичей, согласно которой Даниил бежит от татар, а Василько с ними сотрудничает, оказалась эффективной.
Василько Романович и Лев Данилович с необычайным рвением исполняли волю Бурундая, уничтожая городские укрепления (1259 г.). Хитростью Василько удалось спасти только укрепления княжеской резиденции Холма. А Бурундай двинулся на Польшу, где уничтожил Сандомир вместе со всеми жителями. Князья Василько и Лев не только приняли участие в этом походе, но и стали, по словам Карамзина, «невольным орудием в злодействах» татар на польской земле¹⁶².

Однако после сандомирской резни поляки не предприняли ответного нападение на владения Романовичей. Этого не произошло именно благодаря «бегству» Даниила в Польшу. Видимо, Даниилу, обладавшему даром расположить к себе, удалось убедить польских князей в том, что Василько и Роман вынуждены участвовать в татарском походе, чтобы спасти свои жизни и не допустить нового разорения Ордой Галицко-Волынской Руси. В результате, когда Бурундай ушел в степь, русские и польские князья собрались в Тернаве (1262 г.). В этом съезде участвовал Даниил с сыновьями Львом и Шварном и Василько с сыном Владимиром. Князья заключили договор, содержание которого летописец не раскрывает.

Это предпоследнее упоминание о Данииле в Галицко-Волынской летописи. Следующая запись сообщает о его смерти в результате «тяжелой болезни» и о том, что Даниил был похоронен в Холме (1264 г.). «Этот король Даниил был князь добродетельный, храбрый и мудрый, создал много городов, построил церкви и украсил их различными украшениями. И еще он прославился братолюбием с братом своим Васильком. Этот Даниил был вторым после Соломона»¹⁶³. Это все, что мог сказать летописец в качестве эпитафии на смерть Даниила Романовича. Ни слова про то, на что Даниил потратил практически всю свою жизнь, — борьбу за Галич. Это ли не иллюстрация к изречению Соломона, с которым летописец сравнивает Даниила, о том, что все суета сует?



Примечания

1. «Начнем рассказывать о бесчисленных ратях, и о великих деяниях, и о частых войнах, и о многих крамолах, и о частых восстаниях, и о многих мятежах; смолоду не было покоя Даниилу и Васильку». Ипатьевская летопись. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. 2. СПб. 1908, с. 750.
2. КОСТОМАРОВ Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей в 2-х книгах. Кн. 1. М. 1995, с. 125.
3. СОЛОВЬЁВ С.М. Сочинения. Кн. II. М. 1988, с. 125.
4. ПСРЛ, т. 2, с. 717, 719.
5. ТАТИЩЕВ В.Н. Собрание сочинений в 8-ми томах. История Российская. Т. IV. М. 1994, с. 332.
6. ФЕННЕЛ ДЖ. Кризис средневековой Руси 1200—1304. М. 1989, с. 61.
7. ТАТИЩЕВ В.Н. Ук. соч., с. 332.
8. ПСРЛ,т. 2, с. 717.
9. Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. Т. 1. М. 1997, л. 143об.
10. Там же, л. 144.
11. «Романовичи видя мятеж великий испугались и, не дождавшись короля, бежали из Галича в свою вотчину Владимир». ПСРЛ, т. 1, л. 144.
12. Там же, л. 144—144об.
13. «Может быть, сама вдовствующая супруга Романова убедила Короля Венгерского согласиться на сие избрание, в надежде, что отец Ярославов сильный Всеволод Георгиевич, вообще уважаемый, обуздает там народ мятежный и со временем возвратит Даниилу достояние его родителя. Но Черниговские Князья имели в Галиче доброхотов, в особенности Владислава, знатного Вельможу, бывшего изгнанником в Романово время. Он вместе с другими единомышленниками представлял согражданам, что Ярослав слишком молод, а Великий Князь слишком удален от их земли; что им нужен защитник ближайший; что Ольговичи без сомнения не оставят Галицкой области в покое, и что лучше добровольно поддаться одному из них». КАРАМЗИН Н.М. История государства Российского. Т. 3. СПб. 1818, с. 116-117.
14. ПСРЛ, т. 2, с. 718.
15. КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 118.
16. ПСРЛ, т. 2, с. 718.
17. Там же, с. 719.
18. «Когда Даниил был в Угорской земле, король Андрей (Андраш II. — А.Н.), бояре угорские и вся земля хотели отдать королевскую дочь за князя Даниила — они оба были еще детьми, — потому что у короля не было сына». ПСРЛ, т. 2, с. 723.
19. СОЛОВЬЁВ С.М. Ук. соч., с. 127.
20. КОСТОМАРОВ Н.И. Ук. соч., с. 103.
21. ПСРЛ, т. 2, с. 723-724.
22. ТАТИЩЕВ В.Н. Ук. соч., т. IV, с. 342.
23. КОСТОМАРОВ Н.И. Ук. соч., с. 106.
24. «Князья Роман, Святослав и Ростислав были захвачены, и угры хотели отвести их к королю, а галичане из мести просили, чтобы их повесили. Они подкупили угров большими подарками, и были преданы на повешенье князья Игоревичи». ПСРЛ, т. 2, с. 717.
25. СТРЫЙКОВСКИЙ М. Хроника польская, литовская, жмудская и всей Руси. Т. I. Кн. 6. URL: vostlit.info/Texts/rus7/Stryikovski_2/text6.htm.
26. ПСРЛ, т. 2, с. 727.
27. ГРУШЕВСЬКИЙ М.С. «Хронольогія подій Галицько-волинської літописи». Записки Наукового товариства імені Шевченка. Т. 41. Львів. 1901. litopys.org.ua/hrs/hrs06.htm
28. ПСРЛ, т. 2, с. 727.
29. Там же, с. 729.
30. КОСТОМАРОВ Н.И. Ук. соч., с. 107.
31. КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 165.
32. ПСРЛ, т. 2, с. 729.
33. КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 166.
34. ПСРЛ, т. 2, с. 730.
35. Там же, с. 731.
36. «Король послал захватить Владислава в Галиче и заточил его; и тот в заточенье умер: он причинил большое зло всему своему роду и детям своим ради княжения». ПСРЛ, т. 2, с. 731.
37. Там же.
38. Новгородская летопись сообщает о добровольном отказе Мстислава Удалого от княжеского престола и его отъезде в Киев под 1215 годом. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. ПСРЛ. Т. 3. М. 2000, л. 80.
39. ПСРЛ, т. 2, с. 732.
40. «Коломан, примерно одновременно со входом в Галич, велел католическим епископам, которых привел с собой из Паннонии, помазать и короновать себя, величая и титулуя королем Галации, а супругу свою Саломею — королевой, ибо так научил его отец, венгерский король. Когда Коломан совершил такое, не посоветовавшись с русскими, это оттолкнуло их сердца, и без того непостоянные, наполнив их ненавистью и смущением, ибо они подозревали, что эта коронация приведет к погибели и их обряда, и их народа. Все сговариваются против Коломана, и когда войско Коломана, которое сопровождало его в Галич, вернулось в Венгрию и Коломан чувствовал себя в безопасности, князь Руси Мстислав Мстиславич при поддержке русских и половцев подошел к Галичу». СТРЫЙКОВСКИЙ М. Ук. соч., т. I, кн. 6.
41. ПСРЛ, т. 2, с. 732.
42. Там же, с. 732.
43. Лестьку (Лешеку) показалось, что Даниил захватил Берестье по совету Мстислава, и послал Лестько сказать королю: «Не хочу я части в Галиче, отдай его зятю моему». ПСРЛ, т. 2, с. 733.
44. ГРУШЕВСЬКИЙ М.С. Ук. соч.
45. ПСРЛ, т. 2, с. 734.
46. Там же, с. 735.
47. Там же.
48. «Но ляхи не переставали вредить — и Даниил навел на них литву; те повоевали ляхов и многих среди них перебили». ПСРЛ, т. 2, с. 736.
49. Там же.
50. КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 180.
51. НПЛ, л. 92; Ипатьевская летопись, с. 737.
52. КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 183.
53. Там же, с. 184.
54. «И в ту ночь в субботу Даниил и Васильке разорили окрестности Белза и Червена, и вся страна была разорена, боярин боярина грабил, смерд смерда, горожанин горожанина, так что не осталось ни одной деревни не разграбленной. Так говорится в Писании: «Не оставлю камня на камне». Эту ночь белжане называют злой ночью, ибо эта ночь сыграла с ними злую игру — они были разорены до рассвета». ПСРЛ, т. 2, с. 739.
55. «Мстислав же сказал: “Пожалей брата Александра”, и Даниил воротился во Владимир, уйдя от Белза». ПСРЛ, т. 2, с. 739.
56. КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 186.
57. ПСРЛ, т. 2, с. 740.
58. Грушевский полагает, что Холм был основан позднее — около 1237 года. ГРУШЕВСЬКИЙ М.С. Ук. соч.
59. ПСРЛ, т. 2, с. 740-741.
60. Там же, с. 744.
61. ФЕННЕЛ ДЖ. Ук. соч., с. 102.
62. ПСРЛ, т. 2, с. 742.
63. «Это простые люди, хуже половцев». Там же, с. 742.
64. Там же, с. 744. Здесь летописец противоречит своему же утверждению о том, что, когда погиб отец Романа Мстиславича (1205 г.), его сыну было четыре года. ПСРЛ, т. 2, с. 717. Следовательно, к 1223 г. Даниилу было не восемнадцать, а двадцать два года. Возможно, в данном случае летописец специально приуменьшает возраст князя, чтобы оправдать его безрассудное поведение в битве на Калке.
65. ПСРЛ, т. 2, с. 744.
66. «Даниил крепко боролся, избивая татар. Увидел это Мстислав Немой и, подумав, что Даниил ранен, сам бросился на них, ибо был он муж сильный...» Там же, с. 744.
67. Там же, с. 745.
68. КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 252-253.
69. ПСРЛ, т. 2, с. 746.
70. Там же.
71. Там же.
72. Там же, с. 750.
73. ДУРАСОВ В. «Родословная книга всероссийского дворянства». СПб. 1906, с. 42, 48.
74. ПСРЛ, т. 2, с. 751.
75. Там же.
76. Там же, с. 752.
77. Там же.
78. Там же, с. 753.
79. КОСТОМАРОВ Н.И. Ук. соч., с. 108.
80. JASIŃSKI К. Rodowód Piastów maiopołskich i kujawskich. Poznań-Wrocław. 2001, p. 26-27.
81. ПСРЛ, т. 2, c. 758.
82. Там же, с. 755, 757.
83. Там же, с. 757.
84. Там же.
85. Там же, с. 758. Сообщение галицко-волынского летописца о захвате Галица Даниилом следует за сообщением о том, что Василько Романович «поехал на свадьбу своего шурина в Суздаль, к великому князю Юрию», а Лаврентьевская летопись это событие относит к 1230 году. ПСРЛ, т. 1, л. 157.
86. Там же, т. 2, с. 760.
87. «Андрей пришел к отцу своему и брату, а Судислав непрестанно говорил: “Идите на Галич и захватите землю Русскую. Если не пойдете, они станут сильнее нас”». ПСРЛ, т. 2, с. 760.
88. Там же.
89. Там же, с. 761.
90. Там же, с. 762.
91. Там же, с. 762—763.
92. Там же, с. 763.
93. Там же.
94. КАРАМЗИН. Н.М. Ук. соч., с. 270.
95. ГРУШЕВСЬКИЙ М.С. Ук. соч.; С.М. Соловьёв относит эти события к 1231 году. Ук. соч., с. 128—129.
96. ПСРЛ, т. 2, с. 766.
97. ГРУШЕВСЬКИЙ М.С. Ук. соч.
98. ПСРЛ, т. 2, с. 767.
99. Там же, с. 768.
100. Даниил утром собрался, но не знал о брате, где он и с кем. Там же, с. 769.
101. «Даниил же приблизился к ним, чтобы вызвать на бой, и не увидел у них воинов, а только отроков, держащих коней. Те же, узнав его, пытались мечами убить его коня. Милостивый Бог вынес его из вражьих рядов без ран, только концом острия меча на бедре его коня срезана была шерсть». ПСРЛ, т. 2, с. 769.
102. «... но дружина Даниилова не отвечала храбрости князя своего и в конце дела обратилась в бегство...» СОЛОВЬЁВ С.М. Ук. соч., с. 129.
103. «Потом прислал Александр к братьям Даниилу и Васильку с речью: “Нехорошо мне быть без вас”. Они же приняли его с любовью». ПСРЛ, т. 2, с. 770.
104. Там же, с. 770.
105. «Глеб Зеремеевич перешел на его сторону, после чего Даниил и Василько немедленно отправились к Галичу, где были встречены большею частию бояр: ясно, что переход Глеба произошел с согласия целой стороны боярской; Даниил занял всю волость, роздал города боярам и воеводам (как видно, с этим условием они и призвали его, не надеясь получить того же от венгров. — А.Н.) и осадил королевича с Дианишем и Судиславом в Галиче». СОЛОВЬЁВ С.М. Ук. соч., с. 129.
106. ПСРЛ, т. 2, с. 771-772.
107. «Неизвестно, что сделал Данило с этим человеком, так бесчестно поступавшим с ним много раз, но с тех пор имя его не упоминается в летописях». КОСТОМАРОВ Н.И. Ук. соч., с. 111.
108. ТАТИЩЕВ В.Н. Ук. соч., с. 372.
109. «Бой был у Чернигова лют, даже таран против него поставили, метали камни на полтора перестрела, а камень был таков, что поднять его под силу было четырем мужам сильным». ПСРЛ, т. 2, с. 772.
110. «Не подобает ли воину, устремившемуся на битву,— или завоевать победу, или погибнуть в бою? Я удерживал вас. Теперь же вижу, что трусливую душу имеете. Не говорил ли я вам, что не следует усталым воинам идти против свежих? А теперь что смущаетесь? Выходите против них!» Там же, с. 773.
111. Там же, с. 773; т. 3, л. 119об.
112. «Даниил прибежал в Галич, Василько был в Галиче с полком и встретил своего брата. Борис Межибожский, по совету Доброслава и Збыслава, послал к Даниилу сказать: “Изяслав и половцы идут к Владимиру”. Это был обман. Даниил велел сказать брату. “Стереги Владимир”. Когда галицкие бояре увидели, что Василько с полком ушел, подняли мятеж. Судислав Ильич сказал: “Князь, слова галичан лживы, не погуби себя, уходи отсюда!” Даниил, узнав про их мятеж, ушел в Угорскую землю». ПСРЛ, т. 2, с. 774.
113. КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 272-273.
114. «Когда наступила зима, Василько пришел к Галичу, взяв ляхов. Даниил тогда пришел к своему брату из Угорской земли. Повоевали они, не доходя до Галича, и вернулись к себе». ПСРЛ, т. 2, с. 774.
115. «Данииловы бояре, выйдя из Каменца, соединились с торками и догнали галичан. И побеждены были коварные галичане. И все князья болоховские были схвачены, и привезли их во Владимир к князю Даниилу». Там же, с. 775.
116. Там же, с. 777.
117. Там же, с. 782—783.
118. Там же, с. 783.
119. Там же, с. 786.
120. «Батый же, взяв Киев, узнал, что Даниил в Угорской земле, пошел сам на Владимир и подошел к городу Колодяжну». ПСРЛ, т. 2, с. 786.
121. КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч. Т. 4. СПб. 1819, с. 11,20.
122. «Дмитр, киевский тысяцкий Даниила, сказал Батыю: “Не медли так долго на этой земле, пора тебе идти на угров. Если замедлишь, земля та укрепится! Соберутся против тебя и не пустят тебя в свою землю”. Он так сказал потому, что видел, как гибнет Русская земля от нечестивого. Батый послушал совета Дмитра и пошел на угров». ПСРЛ, т. 2, с. 786.
123. Там же, с. 787.
124. «Даниил сказал так: “Нехорошо нам оставаться здесь, близко от воюющих против нас иноплеменников”. Он пошел в землю Мазовецкую к Болеславу, сыну Кондрата. И дал ему князь Болеслав город Вышегород. И оставался он там до тех пор, пока не пришла весть, что ушли из Русской земли безбожные». Там же, с. 787-788.
125. ГРУШЕВСЬКИЙ М.С. Ук. соч.
126. ПСРЛ, т. 2, с. 789.
127. Там же, с. 789—790.
128. КОСТОМАРОВ Н.И. Ук. соч., с. 112.
129. ПСРЛ, т. 2, с. 793.
130. Там же, с. 793.
131. «Когда Даниил был в Холме, прибежал к нему половчанин по имени Актай, говоря: “Батый вернулся из Угорской земли и послал двух богатырей искать тебя — Манымана и Балая”. Даниил запер Холм и поехал к брату своему Васильку, взяв с собой митрополита Кирилла. Татары разорили все до Валдавы и по озерам много зла учинили». Там же, с. 794.
132. Там же, с. 794.
133. Там же, с. 795—797.
134. «И нещадно избивали их, и гнали их много поприщ, и было убито сорок князей, и многие другие были убиты, и не устояли ятвяги. И послал Василько весть об этом брату своему в Галич. И была большая радость в Галиче в тот день». Там же, с. 799.
135. «Тогда же и Филя (венгерский полководец Филней. — А.Н.) Гордый был взят в плен дворским Андреем, и был приведен к Даниилу, и был убит Даниилом. Жирослав же привел Владислава, злого мятежника земли. В тот же день и он был убит, и многие другие были убиты в гневе». ПСРЛ, т. 2, с. 804.
136. «Ярославская победа окончательно утверждала Даниила на столе галицком: с этих пор никто из русских князей уже не беспокоил его более своим соперничеством; венгры также оставили свои притязания; должны были успокоиться и внутренние враги народа, бояре, не имея более возможности крамолить, не находя соперников сыну Романову». СОЛОВЬЁВ. С.М. Ук. соч., с. 168.
137. «Возникает вопрос, что побудило смоленских, черниговских и галицких князей к такому неистовому и, по всей видимости, бессмысленному соперничеству. Жадность? Стремление превзойти своих предшественников и достичь власти над всем югом Руси? Или же это было просто тщеславное желание занять престол в городе, все еше считавшемся матерью городов русских? Какова бы ни была причина, результаты налицо: к 1239—1240 годам, времени последнего нападения татар на Русь, даже уже к 1237 году Ольговичи и Ростиславичи истощили свои военные ресурсы. Даже Даниилу, оказавшемуся самым сильным и правившему в эти годы Галицкой землей и Киевским княжеством, необходимо было время, чтобы восполнить потери в людях и имуществе». ФАННЕЛ ДЖ. Ук. соч., с. 114.
138. «Между тем Государи соседственные, устрашенные его дружественною связию с Ордою, начали оказывать к нему гораздо более уважения... Боясь, чтобы Моголы, как покровители Даниила, вторично не явились за горами Карпатскими, Бела предложил ему тесный союз и выдал меньшую дочь, именем Констанцию, за его сына, Льва». КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 39.
139. Галицко-Волынская летопись относит это событие к 1250 году. ПСРЛ, т. 2, с. 805; Ярославское сражение — к 1249 г.; отражение набега ятвигов — к 1248 г.; двух набегов литвы — к 1246—1247 гг.; поход Романовичей на Люблин — к 1245 году.
140. ПСРЛ, т. 2, с. 806.
141. Там же, с. 807.
142. «Подчинение хану, хотя, с одной стороны, унижало князей, но зато, с другой, укрепляло их власть. Хан отдавал Данилу, как и другим князьям, земли его в вотчину. Прежде Данило, как и прочие князья, называл свои земли отчинами, но это слово имело другое значение, чем впоследствии слово вотчина. Прежде оно означало не более, как нравственное право князя править и княжить там, где княжили его прародители. Но это право зависело еще от разных условий: от воли бояр и народа, от удачи соперников, в которых не было недостатка, от иноплеменного соседства и от всяких случайностей. Князья должны были постоянно беречь и охранять себя собственными средствами. Теперь князь, поклонившись хану, предавал ему свое княжение в собственность, как завоевателю, и получал его обратно как наследственное владение; теперь он имел право на покровительство и защиту со стороны того, кто дал ему владение. Никто не мог отнять у него княжения, кроме того, от кого он получил его. Вечевое право, выражаемое волею ли бояр, волею ли всего народа, необходимо должно было смолкнуть, потому что князь мог всегда припугнуть непокорных татарами. Соседний князь не отваживался уже так смело, как прежде, выгонять другого князя, потому что последний мог искать защиты в сильной Орде. Князья становились государями». КОСТОМАРОВ Н.И. Ук. соч., с. 217.
143. ПСРЛ, т. 2, с. 813.
144. Там же, с. 814.
145. «Сейчас время идти христианам на язычников, потому что у них война между собой». Там же, с. 815.
146. «А Даниил-князь хотел идти воевать и ради короля, и ради славы — ведь не было прежде в Русской земле никого, кто бы завоевывал Чешскую землю: ни Святослав Храбрый, ни Владимир Святой». Там же, с. 821.
147. «Ветер сильно дул на город, а город был построен из елового леса, вал же был низким. Воины ездили взад-вперед, искали дров и соломы, чтобы забросить в город, и ничего не нашли. Все пожег Владислав в окрестности и поблизости, и поэтому не смогли поджечь город». Там же, с. 825.
148. Прислал папа почетных послов, принесших венец, скипетр и корону, которыми выражается королевское достоинство, с речью: «Сын, прими от нас королевский венец». Он еще до этого присылал к нему епископа береньского и Каменецкого, говоря: «Прими венец королевский». Но в то время Даниил их не принял, сказав: «Татарское войско не перестает жить с нами во вражде, как же могу я принять от тебя венец, не имея от тебя помощи?» Опизо пришел и принес венец, обещая: «Будет тебе помощь от папы». Он, однако, не желал, и убедили его мать его, Болеслав, Семовит, ляшские бояре, чтобы он принял венец, говоря ему: «А мы будет тебе в помощь против поганых». Там же, с. 826—827.
149. «Иннокентий предавал проклятью тех, кто хулил православную греческую веру, и хотел собрать собор об истинной вере, о воссоединении церквей». Там же, с. 827.
150. «Даниил и Василько, брат его, устроили нам большой пир и продержали нас против нашей воли дней с восемь. Тем временем, они совещались между собою, с епископами и другими достойными уважения людьми о том, о чем мы гопорили с ними, когда ехали к Татарам, и единодушно ответили нам, говоря, что желают иметь Господина Папу своим преимущественным господином и отцом, а святую Римскую Церковь владычицей, и учительницей, причем подтвердили все то, о чем раньше сообщали по этому поводу чрез своего аббата, и послали также с нами касательно этого к Господину Папе свою грамоту и послов». ПЛАНО КАРПИНИ. История Монголов. СПб. 1911, с. 61.
151. ГРУШЕВСЬКИЙ М.С. Ук. соч.
152. ПСРЛ, т. 2, с. 827.
153. Там же, с. 831.
154. «И жгли дома их, и разоряли села их»; «А что не смогли съесть сами и кони их — все сожгли». Там же, с. 834.
155. Там же, с. 835.
156. Там же, с. 838.
157. Там же, с. 840.
158. Там же, с. 840—842.
159. Там же, с. 846.
160. Там же, с. 849.
161. Там же, с. 850.
162. «Так, сии Князья (Василько и Лев. — А.Н.) уговорили Сендомирского начальника сдаться, обещая ему и гражданам безопасность; но с горестию должны были видеть, что Моголы, в противность условию, резали и топили народ в Висле». КАРАМЗИН Н.М. Ук. соч., с. 85.
163. ПСРЛ, т. 2, с. 862.