Возникновение русской государственности и «призвание варягов»

* * *

Формирование государственности — исторический процесс, в  рамках которого могут быть выделены конкретные события, определенные вехи. Что касается начала русской государственности¹, то таких событий отмечается несколько. Среди них — первое упоминание названия русь в источниках — известие франкских Бертинских анналов под 839 г. о послах народа Rhos, посетивших Византию и Франкское государство²; поход руси на Константинополь 860 г., описанный в византийских источниках³; занятие новгородским князем Олегом Киева (по «Повести временных лет» — в 882 г.)⁴. Особое место занимает событие, описанное в «Повести временных лет» (памятнике начала XII в.) под 6370 (862) г., а в более раннем летописном произведении, так называемом Начальном своде (конец XI в.) — под 6362 (854) г.⁵

Во времена же Кыева и Щека и Хорива новгородстии людие, рекомии словени, и кривици, и меря: словене свою волость имѣли, а кривици свою, а мере свою; кождо своимъ родомъ владяше; а чюдь своимъ родом; и дань даяху варягомъ от мужа по бѣлѣи вѣверици; а иже бяху у них, то ти насилье дѣяху словеномъ, кривичемъ и мерямъ и чюди. И въсташа словенѣ и кривици и меря и чюдь на варягы, и изгнаша я за море; и начаша владѣти сами собѣ и городы ставити. И въсташа сами на ся воевать, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не бѣше в нихъ правды. И рѣша к себѣ: «князя поищемъ, иже бы владѣлъ нами и рядилъны по праву». Идоша за море к варягомъ и ркоша: «земля наша велика и обилна, а наряда у нас нѣту; да поидѣте к намъ княжить и владѣть нами». Изъбрашася 3 брата с роды своими, и пояша со собою дружину многу и предивну, и приидоша к Новугороду. И сѣде старѣишии в Новѣгородѣ, бѣ имя ему Рюрикъ; а другыи сѣде на Бѣлѣозерѣ, Синеусъ; а третеи въ Изборьскѣ, имя ему Труворъ. И от тѣх варягъ, находникъ тѣхъ, прозвашася Русь, и от тѣх словет Руская земля; и суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска⁶.

лѣто 6367. Имаху дань варязи, приходяще изъ заморья, на чюди, и на словѣнехъ, и на меряхъ, и на всѣхъ кривичахъ. И а козаре имахуть на полянех, и на сѣверехъ, и на вятичихъ, имаху по бѣлѣи вѣверици тако от дыма. <…>

В лѣто 6370. И изгнаша варягы за море, и не даша имъ дани. И почаша сами в собѣ володѣти, и не бѣ в нихъ правды, и въста родъ на род, и быша усобицѣ в них, и воевати сами на ся почаша.

И ркоша: «поищемъ сами в собѣ князя, иже бы володѣлъ нами и рядилъ по ряду, по праву». Идоша за море к варягом, к руси; сице бо звахуть ты варягы русь, яко се друзии зовутся свее, друзии же урмани, анъгляне, инѣи и готе, тако и си. Ркоша русь чюдь, словенѣ, кривичи и вся: «Земля наша велика и обилна, а наряда в неи нѣтъ. Да поидете княжити и володѣть нами». И изъбрашася трие брата с роды своими и пояша по собѣ всю русь, и придоша к словѣномъ пѣрвѣе, и срубиша город Ладогу, и сѣде старѣишии в Ладозѣ Рюрик, а другии, Синеусъ, на Бѣлѣозерѣ, а третѣи, Труворъ, в Изборьсцѣ. И от тѣхъ варягъ прозвася Руская земля⁷.

* * *

Традиционно это событие обозначается как «призвание варягов», но такая его характеристика, мягко говоря, неточна.

Во-первых, в текстах Начального свода и «Повести временных лет» отсутствует слово «призвание» (или «призвати»). Летописный рассказ говорит по сути о приглашении на княжение. Приглашаются не вообще «варяги» (этим словом обозначались скандинавские народы), а те, кто по своему общественному положению могли претендовать на княжеский статус. То есть речь следует вести не о «призвании варягов», а о «приглашении князя-варяга».

Летописный сюжет записан много позже самого события (не ранее конца X в.⁸), но серьезных оснований предполагать в нем литературный вымысел нет. В тексте присутствует определенное противоречие: сначала некие варяги, взимавшие дань со словен и их соседей, были изгнаны, но обратились изгнавшие с приглашением прийти к ним на княжение все равно к варягам. В «Повести временных лет» это противоречие практически снято благодаря вставке («к руси; сице бо звахуть ты варягы русь, яко се друзии зовутся свее, друзии же урмани, анъгляне, инѣи и готе, тако и си»), разъясняющей, что варяги бывали разные (из чего читатель мог заключить, что пригласили князя не от тех варягов, которых изгнали).

Но в наиболее раннем дошедшем варианте сюжета — в Начальном своде — и изгнанные, и те, от кого пригласили князя, названы просто «варягами», и читатель был вправе предполагать, что обратились к тем, кого только что изгоняли. Очевидно, и «изгнанные», и «приглашенные» назывались «варягами» без уточнения в исходном варианте рассказа, передававшимся в течение конца IX — X столетий изустно, и летописец, первым записавший его, добросовестно зафиксировал это.

Каково же значение приглашения князя-варяга для дальнейшего хода процесса государствообразования в Восточной Европе? Правомерно ли сводить его только к появлению княжеской династии?

У восточных славян в IX столетии, несомненно, шли процессы, ведущие к образованию государств. Традиционная трактовка восточнославянского общества накануне образования государства как «племенного» не соответствует ни данным источников⁹, ни современным научным представлениям о политогенезе. В последние полвека на основе изучения общественного устройства народов, сохранивших архаический общественный строй до Нового времени, этнологи пришли к выводу, что племя не перерастает в государство.

Между племенным и государственным устройством существовала особая стадия. Ее принято обозначать английским словом chiefdom, что обычно переводится на русский язык как «вождество». Главное отличие племени от вождества в том, что племя эгалитарно: в нем есть старейшины, но они не являются наследственной знатью. Напротив, вождество иерархично: в нем существуют знатные роды, в первую очередь род вождя. Именно от стадии вождеств следовал переход к государствообразованию¹⁰. У славян племенная структура была сломана в ходе славянского расселения по Юго-Восточной, Центральной и Восточной Европе VI—VIII вв. Славянские догосударственные общности раннего Средневековья были новообразованиями, сложившимися в результате миграций, и, с точки зрения современных представлений о политогенезе, являлись вождествами¹¹.

Византийцы, представители наиболее развитой государственности тех времен, подметили территориально-политический характер славянских группировок и уже начиная с VII столетия именовали их преимущественно не терминами γένος и ἔθνος, указывающими на этническую общность, а термином, образованным от общеславянского самоназвания словѣне — «славинии» (Σκλαβηνία)¹².

Формирование государства Русь шло практически одновременно со складыванием западнославянских государств — Чехии и Польши, в течение IX—X вв. Сходны были и характерные черты в формировании Древнерусского и западнославянских государств.

И на Руси, и в Чехии, и в Польше ядром государственной территории становилась одна из «славиний», а соседние постепенно вовлекались в зависимость от ее правителей. Во всех названных странах основной «государствообразующей» силой была княжеская дружина. Везде наблюдается смена старых укреп ленных поселений (градов) новыми, служившими опорой государственной власти¹³.

Тем не менее государство Русь по одному признаку выделяется из ряда других славянских государств. И у западных, и у южных славян сложилось по нескольку государств, а восточные славяне все оказались объединены в одном: данный факт, обычно воспринимаемый как само собой разумеющийся, в действительности является уникальным. Между тем для IX столетия у восточных славян можно говорить о нескольких центрах потенциального государствообразования: в Среднем Поднепровье (у полян), на севере Восточной Европы (у словен и их соседей), в землях северян, древлян, волынян, прикарпатских хорватов. Развитие вполне могло пойти таким образом, что на Восточноевропейской равнине образовалось бы и существовало несколько государственных образований (собственно позже, с XII в., такая полицентричная система государств здесь сформировалась и просуществовала несколько столетий).

В этом свете роль Рюрика и пришедшего с ним контингента выглядит более существенной, чем только начало династии. Именно Рюрик и его преемники с их дружинами производили объединение «славиний» Восточной Европы (и некоторых неславянских общностей — мери, веси, муромы) под единой властью. Варяги, приходившие в Восточную Европу ранее, ограничивались установлением контроля над отдельными участками торговых путей: на Севере — в Поволховье и Верхнем Поволжье, на Юге — в земле полян (летописные Аскольд и Дир)¹⁴. Рюрик после своего прихода установил на Севере Восточноевропейской равнины более масштабную систему власти, в которой появился такой важный элемент (получивший развитие при последующих русских князьях), как управление территориями не через посредство местных правителей, а путем назначения наместников¹⁵ (в современной политической антропологии это признается одним из признаков перехода от «вождества» к государству). Олег объединил северные территории словен, кривичей и их финноязычных соседей с политическим образованием в Среднем Поднепровье и сделал данниками ряд «славиний» Юга Восточной Европы (древлян, северян, радимичей)¹⁶.

Сменивший его Игорь еще более расширил подвластную Киеву территорию на Юге¹⁷. Позже Ольга непосредственно подчинила Киеву землю древлян¹⁸, Святослав покорил вятичей¹⁹, а Владимир к концу X столетия стал управлять всей Русью через наместников (сыновей), что знаменовало собой завершение формирования государственной территории²⁰.

Таким образом, объединение осуществляли норманны по происхождению, но не любые, а варяжские князья, и тоже не всякие, а Рюрик и его преемники при помощи своих дружинных контингентов. Норманны, появлявшиеся на Руси в эпоху после прихода  Рюрика, в течение X столетия, играли уже совершенно другую роль. Это были отряды викингов, нанимавшиеся русскими князьями для внешних войн. Часть таких варягов погибала в походах, часть возвращалась на родину²¹, часть оседала на Руси, пополняя дружинный слой. Ничего принципиально «государство образующего» эти варяги внести не могли, поскольку деятельность их была подчинена интересам русских князей.

Таким образом, Рюрик и его люди сыграли в процессе государствообразования немаловажную роль: с ними появилась (и была закреплена деятельностью их потомков) тенденция к формированию крупного государства, объединившего все восточнославянские территории. Проблема здесь в том, что у скандинавов той эпохи тенденций к формированию такого рода государств не прослеживается. В Норвегии объединение областей в единое королевство исследователи датируют концом IX — началом X в., но в течение всего X и начала XI столетия это единство было непрочным. Образование единого государства в Дании относят к середине X в. Что же касается Швеции (откуда, судя по археологическим данным, происходило большинство приходивших в Восточную Европу «варягов»), то здесь формирование государства датируют в лучшем случае концом X — началом XI в., а некоторые ученые считают возможным относить его и вовсе только к XII столетию²². Между тем на Руси уже к 940-м гг. сложилась политическая система, охватывающая огромную территорию — от Невы и Ладожского озера до днепровских порогов; под непосредственной властью киевских князей были территории полян, словен, части кривичей, их верховенство признавали еще сохранявшие собственных князей «славинии» древлян, дреговичей, северян, лендзян, радимичей, уличей, другой части кривичей²³. Подчинение всей восточнославянской территории было завершено киевскими князьями к концу X в., но уже к середине этого столетия они контролировали территорию, несопоставимую по масштабам с владениями каких-либо скандинавских конунгов. Что касается стран, куда норманны уходили в ходе «движения викингов», то там, где они осуществляли экспансию на земли народов, не имевших еще сложившейся государственности, не появлялось не только крупных, но вообще никаких государств: викинги не создали государств ни в Ирландии, ни в земле пруссов (между низовьями Вислы и Немана), ни в Восточной Прибалтике.

Получается, что ни восточные славяне, ни норманны не имели таких «государствообразовательных потенций», которые позволили бы создать то сверхкрупное государство, которое мы видим на карте Восточной Европы к середине X столетия. При этом, вновь обращаясь к южным и западным славянам, надо отметить, что их государственность возникала под влиянием развитой государственности соседей: у южных славян — византийской и (для Хорватии) франкской, у западных — франкской. Для Руси же, где было создано намного более крупное государство, и практически без «запаздывания» по времени появления, таких влияний не просматривается.

Византия находилась в отдалении, ее влияние проявится позже (и главным образом в культурной сфере). Еще более отдалена (и отделена западнославянскими землями) была от восточных славян империя франков. Остается норманнское влияние, но норманны сами не имели еще государственности… Исследователи вынуждены вращаться в замкнутом круге: те, кто скажет, что государство создано восточными славянами при некотором участии норманнов, встретят аргумент, что у славян не было тенденций к формированию столь масштабных государств; те, кто станет утверждать, что Русь была создана норманнами при некотором участии восточных славян, получат аргумент, что таких тенденций не было у норманнов, и вообще они не могли быть носителями государственности, поскольку сами еще находились на догосударственной стадии развития.

Для ответа на вопрос, с чем была связана особая роль варяжского контингента во главе с Рюриком и его потомков в установлении той масштабной системы властвования в Восточной Европе, которая сложилась в течение конца IX — X в., необходимо мобилизовать те скудные данные, которые имеются в источниках об этой группировке.

«Повесть временных лет» помещает Рюрика и его людей (первоначальную русь, по мнению летописца) в определенный географический контекст, в ряду с другими «варягами» — свеями (шведами), урманами (норвежцами), готами (жителями о. Готланд в Балтийском море) и англянами (англичанами). Фактически русь названа на месте данов (датчан), которые не упомянуты, несмотря на то, что на Руси в начале XII столетия (во время составления «Повести временных лет») их хорошо знали. То есть в представлении летописца Рюрик и его люди были данами²⁴. Вероятно, информация о датском происхождении родоначальника русской княжеской династии была получена в 1116 г., в ходе посольства в Данию, связанного с заключением брака между дочерью новгородского князя Мстислава Владимировича (сына киевского князя Владимира Мономаха) Ингибьорг и датским герцогом Кнутом Лавардом. В Дании хорошо помнили тезку и современника Рюрика — одного из видных предводителей датских викингов в IX столетии Рёрика, и скорее всего, эти персонажи были в результате разысканий, предпринятых русской стороной во время визита 1116 г., отождествлены²⁵.

Косвенным свидетельством в пользу «датской» версии происхождения Рюрика является упоминание о предшествовавшем его приглашению изгнании варягов, бравших дань со словен и их соседей. Варягами, взимавшими дань, были скорее всего викинги из Средней Швеции — Свеаланда, области Скандинавии, наиболее близкой к региону Поволховья и Приладожья. Следовательно, маловероятно, чтобы князя стали приглашать от тех же варягов, которых изгнали. Соответственно приглашение предводителя «других» варягов — датских — было бы вполне логичным²⁶.

Из скандинавских народов именно даны в IX столетии наиболее тесно контактировали с тогдашним центром цивилизации Западной Европы — Франкской империей и государствами — ее наследниками. В связи с этим примечательно соотнесение руси с франками, имеющее место в двух византийских хрониках середины X в., где встречаются определения руси как происходящей «от рода франков» — ἐκ γένους τῶν Φράγγ ων. Это Хроника Продолжателя Феофана и Хроника Симеона Логофета в двух (из трех известных) ее редакций — Хронике Георгия Амартола (c продолжением) по Ватиканскому списку и Хронике Псевдо-Симеона. Анализ этих сообщений²⁷ привел к следующим выводам:

1) они были записаны в середине 940-х гг. (до 948 г.);

2) тезис о тождестве руси и франков исходил от русских;

3) его выдвижение было, скорее всего, связано с планами правительницы Руси (с 945 г.) княгини Ольги заключить династический брак с византийским императорским домом, который, по традиции, соблюдал запрет на заключение матримониальных союзов со всеми иноземцами, кроме франков.

Под происхождением от франков вовсе не обязательно подразумевалось происхождение всей руси в смысле всего населения, подвластного русским князьям: речь могла идти о правящей верхушке, наиболее политически активной части общества, которая в средневековых представлениях была главным носителем этнонима. Между тем в Византии в ту эпоху «франками» называли жителей государств, сложившихся на месте империи Карла Великого и его потомков (безотносительно их этнической принадлежности)²⁸.

То есть если допускать, что отождествление руси с франками, зафиксированное в византийских хрониках середины X в., имело какую-то основу в реальности, то такой основой могло быть пребывание предков русских князей и лиц из их окружения во владениях Каролингов, которое давало им возможность выводить себя «от франков», в широком смысле понятия, принятом в Византии.

Итак, надо признать, что к объединению всех восточных славян в единое государство привело воздействие норманнов. Но, во-первых, не всех викингов, приходивших на территорию Руси в течение IX—X вв., а только одного контингента — дружины Рюрика (позже возглавленной Олегом), появившейся в Восточной Европе, скорее всего, в начале последней четверти IX столетия. Во-вторых — и главное — этот контингент был норманнским больше по названию, чем по сути. Его представители, видимо, относились к наиболее «франкизированной» на тот момент группировке выходцев из Скандинавии²⁹. Они должны были являться в большей мере носителями традиций франкской государственности, чем скандинавских общественных порядков. Их воздействие следует в таком случае считать не норманнским, а франкским, только «перенесенным» лицами скандинавского происхождения. По существу это было воздействие франкской государственности на процессы государствообразования у восточных славян. Таким образом, имело  место обычное в истории влияние развитой цивилизации на формирующуюся. В последнее время исследователи разных стран все больше обращают внимание на воздействие франкского общества на политическое развитие скандинавов и западных славян в Раннем Средневековье, приходя к выводу о значительной роли контактов с франками для политогенеза в Центральной и Северной Европе³⁰. Сказанное выше позволяет предположить, что и восточные славяне не оказались в стороне от такого воздействия: специфика состояла в том, что в данном случае оно исходило не от непосредственных соседей — имели место переход его носителей на значительное расстояние и интеграция в местное общество. Такое предположение позволяет объяснить, почему образование государства у восточных славян, более географически удаленных от тогдашних центров цивилизации, чем славяне западные, происходило практически без отставания в темпах в сравнению с последними.

1. Буданова В.П., Горский А.А., Ермолова И.Е. Великое переселение народов: этнополитические и социальные аспекты. М., 2000.

2. Горский А.А. Повесть временных лет о Руси Рюрика // Исторический журнал: научные исследования. 2011. № 6 (6).

3. Горский А.А. Русь «от рода франков» // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2008. № 2 (32).

4. Кузенков П.В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение Руси в Средневековых письменных источниках // Древнейшее государство Восточной Европы. М., 2003.

5. Литаврин Г.Г. Славинии VII—IX вв. — социально-политические организации славян // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1984.

6. Роэсдаль Э. Мир викингов. СПб., 2001.

7. Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI — первой трети XIII в. СПб., 2003.

8. Тржештик Д. Среднеевропейская модель государства периода раннего средневековья // Этносоциальная политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987.

9. Флоря Б.Н. Формирование чешской раннефеодальной государственности и судьбы самосознания илемон Чешской домены // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981.

¹ Термин «русский» здесь и ниже употребляется в «средневековом» смысле (= восточнославянский).

² Annales Bertiniani. Hannoverae, 1883. P. 19—20.

³ См.: Кузенков П.В. Поход 860 г. на Константинополь и первое крещение руси в средневековых письменных источниках // Древнейшие государства Восточной Европы. 2000 г. М., 2003.

⁴ ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 22—24.

⁵ Обе даты условны, так как датировки событий IX столетия реконструировались летописцами в конце XI — начале XII в. с опорой на отрывочные данные, заимствованные из греческих хроник (см.: Лурье Я.С. Россия Древняя и Россия Новая. СПб., 1997. С. 56—99).

⁶ Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 106.

⁷ ПСРЛ. Т. 2. М., 2001 (текст «Повести временных лет» по Ипатьевской летописи). Стб. 14; ср.: Т. 1. Стб. 20 (текст «Повести временных лет» по Лаврентьевской летописи).

⁸ Это наиболее ранняя датировка гипотетического древнейшего летописного памятника (см.: Гиппиус А.А. История и структура оригинального древнерусского текста (XI—XIV вв.): Автореф. … докт. ист. наук. М., 2006. С. 20—26).

⁹ Восточнославянские догосударственные общности (поляне, древляне, дреговичи, вятичи и др.) ни в одном источнике ни разу не именуются «племенами».

¹⁰ Альтернативные пути к цивилизации. М., 2000.

¹¹ См.: Буданова В.П., Горский А.А., Ермолова И.Е. Великое переселение народов: этнополитические и социальные аспекты. М., 1999. С. 160—177; Горский А.А. Русь: От славянского Расселения до Московского царства. М., 2004. С. 10—14; Он же. К вопросу об уровне развития восточнославянского общества накануне образования государства Русь // Восточная Европа в древности и средневековье: Ранние государства Европы и Азии: проблемы политогенеза. XXIII Чтения памяти В.Т. Пашуто. М., 2011.

¹² См.: Литаврин Г.Г. Славинии VII—IX вв. — социально-политические организации славян // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1984. Этот термин прилагался к группировкам не только балканских славян, но также западных и восточных. Так, император Византии Константин VII Багрянородный в своем трактате «Об управлении империей» (середина X в.), говоря о зависимых от киевских князей восточнославянских группировках, определяет их как «Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севериев» (т.е. древлян, дреговичей, кривичей и северян, см.: Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 44—45, 50—51; ср. у него же употребление того же понятия применительно к общностям западных славян: Там же. С. 107—109).

¹³ Štěpanek M. Opevněné siliště 8—12 století ve strědní Europě. Praha, 1965; Łowmiański H. Początki Polski. T. 4. Warszawa, 1970. S. 445—493; T. 5. Warszawa, 1973. S. 310—504; Флоря Б.Н. Формирование чешской раннефеодальной государственности и судьбы самосознания племен Чешской долины // Формирование раннефеодальных славянских народностей. М., 1981. С. 108—111, 117—119; Он же. Государственная собственность и централизованная эксплуатация в западнославянских странах в эпоху раннего феодализма // Общее и особенное в развитии феодализма в России и Молдавии. Проблемы феодальной государственной собственности и государственной эксплуатации (ранний и развитой феодализм). М., 1988; Раткош П. Великая Моравия — территория и общество // Великая Моравия, ее историческое и культурное значение. М., 1985. С. 81—89; Тржештик Д. Среднеевропейская модель государства периода раннего средневековья // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987; Жемличка П., Марсина Р. Возникновение и развитие раннефеодальных централизованных монархий в Центральной Европе (Чехия, Польша, Венгрия) // Раннефеодальные государства и народности (южные и западные славяне VI—XII вв.). М., 1991; Горский А.А. Русь. С. 46—48, 87—94, 108—111. 

¹⁴ Новгородская первая летопись… С. 106; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 19—21.

¹⁵ Новгородская первая летопись… С. 106; ПСРЛ. Т. 1. Стб. 20.

¹⁶ ПСРЛ. Т. 1. Стб. 23—24.

¹⁷ Новгородская первая летопись… С. 109—110; Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 44—45, 50—51, 156—157.

¹⁸ ПСРЛ. Т. 1. Стб. 54—60.

¹⁹ Там же. Стб. 65.

²⁰ ПСРЛ. Т. 1. Стб. 81—84, 121; см. также: Горский А.А. Русь. С. 58—76.

²¹ См.: Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. М., 1985.

²² См.: Роэсдаль Э. Мир викингов. СПб., 2001. С. 59—70; Андрощук Ф.А. От Рагнара Лодброка до Видгаутра (о датских и шведских контактах сембов и куршей в эпоху викингов и в раннем средневековье) // Ладога и Глеб Лебедев. Восьмые чтения Анны Мачинской. СПб., 2004. С. 113.

²³ См.: Горский А.А. Русь. С. 58—75.

²⁴ См.: Горский А.А. Повесть временных лет о руси Рюрика // Исторический журнал: научные исследования. 2011. № 6 (6). С. 17—20.

²⁵ Там же. С. 20—23.

²⁶ Ср.: Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Варяги и Русь // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 193—194; Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI — первой трети XIII в. СПб., 2003. С. 109.

²⁷ Горский А.А. Русь «от рода франков» // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2008. № 2 (32).

²⁸ Поэтому определение «от рода франков» не может быть указанием на норманнское происхождение руси — скандинавы в население владений Каролингов не входили.

²⁹ Если Рюрик является одним лицом с Рёриком, представителем рода датских конунгов, то близость его и его людей к франкам неудивительна: Рёрик около 40 лет провел на франкской территории, послужив пятерым императорам и королям (новейшую сводку данных о Рёрике см.: Пчелов Е.В. Рюрик. М., 2010. С. 134—156). Возглавляемый им контингент во второй половине IX столетия был испытавшим наибольшее франкское влияние среди всех норманнов.

³⁰ Franks, Northmen, and Slavs: Identities and State Formation in Early Medieval Europe. Brepols, 2008.