Продовольственное потребление советских трудящихся в 1930-е гг.

Автор: Нефедов Сергей Александрович — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института истории и археологии Уральского отделения РАН, профессор Уральского федерального университета.
Опубликовано: Вопросы истории. № 12-2012

На фото: Столовая Ленпромторга. 1933 год.

Вопрос о том, хорошо или плохо жили советские люди в предвоенный период, остается предметом дискуссии. Исследователи, работавшие в 1930—1950-е годы, старались доказать наличие к концу 1930-х годов положительны х сдвигов в потреблении по сравнению как с периодом нэпа, так и с дореволюционным временем (1).

В 1960—1980-х отношение к изучаемой проблеме стало более объективным, но в целом специалисты полагали, что в конце 1930-х годов уровень жизни был более высоким, чем в 1920-е годы. На этой точк е зрения стояли авторы «Истории советского крестьянства» (2), «Истории советского рабочего класса» (3), равно как и авторы большинства специальных исследований (4).

При этом данные бюджетных обследований использовались в их трудах лишь выборочно (5.) Для сравнения с предыдущим периодом обычно выбирали чрезвычайно урожайный 1937/38 хозяйственный год, и сопоставление делалось по небольшому числу показателей. Единственная работа, основанная на использовании данных бюджетных обследований за несколько лет — это опубликованная в 1971 г. статья М.А. Вылцана (6).

В этой работе, в частности, приведены данные о потреблении хлеба и хлебных продуктов в 1937—1940 гг., однако это не исходные данные архива, на которые ссылается Вылцан, а результаты расчетов, и в них, к сожалению, вкралась ошибка. Данные за 1923/24 г., которые используются для сравнения, также неточны (7), поэтому вывод Вылцана (подкрепленный ссылкой на работу А .А. Барсова(8)) о том, что «душевое потребление продуктов сельского хозяйства крестьянством в 1940 г. было приблизительно на 10% выше, чем в 1928 г.» (9), представляется некорректным.

В последнее время появилось значительное число работ, посвященных голоду 1932—1933 гг., однако исследований, рассматривающих динамику потребления во второй половине 1930-х годов, было немного. В работе Е.А. Осокиной сопоставлены бюджетные данные о потреблении рабочих в 1926 и 1933—1935 гг., но не затрагиваются материалы предвоенного периода (10).

Данные Осокиной показывают, что потребление мяса резко уменьшилось, а потребление хлеба сильно колебалось по годам, но в целом Осокина делает вывод об уменьшении потребления. Этот вывод поддерживают некоторые другие исследователи, в том числе Ю.М. Иванов, который пишет , что «в Советском Союзе в течение двух десятилетий бессмысленный принудительный труд обрекал население на вымирание от голода» (11). В то же время Н.Р. Коровин и С.П. Стеблев отмечают, что к концу 1930-х годов уровень материального благосостояния трудящихся повысился и достиг уровня 1928 года (12). При этом данные, которыми оперируют современные исследователи, как и в прежние времена, имеют выборочный характер; ни в одной работе не приводятся усредненные показатели душевого потребления продуктов питания для 1937— 1940 гг. в сравнении с потреблением в 1924—1928 годах.

В целом, в современный период в российской историографии произошел переход от «оптимистической» к «пессимистической» точке зрения на динамику потребления после кризиса 1932—1933 годов. В зарубежной историографии (как это ни странно) происходит прямо противоположный процесс. До конца 1990-х годов на Западе преобладало мнение о том, что уровень потребления в СССР в конце 1930-х годов был ниже, чем в период нэпа (13). Наиболее подробная работа о жизни российской деревни после коллективизации, принадлежащая перу Ш. Фицпатрик, была опубликована в 1994 году (14). Американская исследовательница отмечает, что «трудно найти достоверные данные для сравнения уровня жизни на селе в 30-е и 20-е годы. В основном со всей очевидностью можно заключить, что еды и питья в деревне после коллективизации стало меньше».
Однако в подтверждение этой «очевидности» Фицпатрик ссылается лишь на упомянутые (и неточные) данные Вылцана (15), которые сам Вылцан трактует как свидетельство роста потребления.

В конце ХХ — начале ХХI в. появились новые работы западных а второв, которые пересматривали прежние взгляды на динамику потр ебления в СССР (16).

В частности, Р. Аллен дает оценку потребления продуктов питания, которая указывает на значительный рост потребления в конце 1930-х годов по сравнению с периодом нэпа. Аллен использует балансовый метод, при котором «продовольственная доступность» каждого продукта рассчитывается как валовая продукция за вычетом семян, фуража, экспорта и потерь при хранении. Получившийся результат переводится в калории с коэффициентами, отражающими специфику переработки и калорийность конечного продукта питания. Подсчеты Аллена показывают, что душевая продовольственная доступность в период нэпа (1925—1928 гг.) была равна примерно 2500 калорий. Кризис времен коллективизации снизил этот показатель до 2000 калорий, но к концу 1930-х годов продовольственная ситуация резко улучшилась, и количество доступного продовольствия достигло 2900 ккал на человека в день. «Этот прогресс был более значительным, чем в странах Южно й Азии во времена “зеленой революции”», — заключает Аллен (17).

Книга Аллена вызвала большой резонанс на Западе; историк и экономист Дж. Мокур назвал ее «выдающимся достижением» и констатировал, что «это большое синтетическое исследование будет оспариваться и обсуждаться многие годы после выхода в свет» (18). Однако, как было показано автором этой статьи, в расчеты Аллена вкралась ошибка, связанная с неверным подсчетом расходов на фураж. Эффект этой ошибки оказался таков, что она разрушила все построения Аллена: исправленные подсчеты, произведенные по его методике, показали, что «продовольственная доступность» в действительности не возросла, а существенно снизилась (19).

Расчет Аллена, так же как упомянутый выше расчет Барсова (который остался неопубликованным), основаны на использовании балансового метода. Этот метод требует большого числа данных о производстве и использовании сельскохозяйственных продуктов, поэтому он весьма чувствителен к возможным неточностям в этих данных. Между тем существуют прямые данные об уровне потребления продуктов питания, которые делают и лишним использование балансового метода. Центральное управление народно-хозяйственного учета (ЦУНХУ) при Госплане СССР проводило бюджетные обследования семей рабочих и колхозников, причем точность с редних данных основывалась на методах математической статистики (20). Соответственно предъявляемым этими методами требованиям, каждый год обследовалось 16—17 тыс. хозяйств, распределенных по территории СССР соответственно плотности населения различных областей (21).

В 1920-х годах ЦСУ ориентировалось на данные обследований питания, которые проводились в феврале и в ноябре. Данные за ноябрь завышают картину потребления крестьян, так как в ноябре идет забой скота; данные за февраль являются более репрезентативными. В 1930-х годах ЦУНХУ использовало данные круглогодичных бюджетных обследований, и в бюллетене «Бюджеты колхозников» приведены данные за каждый месяц. Чтобы данные были сопоставимыми, мы рассмотрим данные о питании за февраль 1924—1927 и 1937—1940 годов.

Для определения калорийности продуктов мы используем данные справочника ЦСУ «Нормальный состав пищи и пищевое значение продовольственных продуктов» и данные ФАО (которые в табл. 1. выделены курсивом).

Хлеб бывает разных сортов и разной калорийности, поэтому подсчет его калорийности может вызывать некоторые затруднения. Однако в 1930-х годах на стандартном бланке итогов бюджетных обследований указывалось, что ржаной хлеб переводится в муку из соотношения 1 кг хлеба 0,715 кг муки, пшеничный хлеб — из соотношения 1 кг хлеба 0,785 кг муки (22). Отсюда получается, что калорийность ржаного хлеба равна 2113 ккал, пшеничного хлеба — 2579 килокалорий. Это немного больше, чем величины калорийности, используемые статистиками 1920-х годов (23), но приходится использовать эти значения, так как они подразумеваются коэффициентами перевода хлеба в муку, применявшимися в 1930-х годах. Кроме того, статистики 1920 -х годов, по-видимому, несколько занижали калорийность картофеля: они полагали, что потери равнялись 25% общей массы, в то время как крестьяне часто варили картофель в «мундире» и потери были меньшими. Поэтому здесь использованы при подсчетах более современные данные ФАО.

Небольшое превышение используемых здесь значений калорийности хлеба и картофеля по сравнению с величинами, использовавшимися ЦСУ в 1920-х годах, приводит к тому, что при пересчете калорийности пищевых наборов 1920-х го-дов по нашей методике получаются немного большие (в средн ем на 3%) цифры, чем те, что указывали статистики 1920-х годов.
Статистики ЦСУ брали калорийность муки существенно боль шей, чем та, которая получается исходя из зерновых норм ФАО (2965 ккал/ кг)24. Эта разница, по-видимому, обусловлена тем обстоятельством, чт о нормы ФАО предназначены для использования балансового метода и предполагают значительные потери при сборе урожая и переработке зерна в муку. В предыдущей работе, следуя методике Аллена, мы пользовались нормами ФАО и получили оценку потребления для 1925/26—1926/27 гг. 2582 ккал/день, а для 1937—1938 гг. — 2305 ккал/день (25). По указанной причине эта оценка была существенно ниже данных ЦСУ для 1920-х годов, которые колебались на уровне 3900—4200 ккал в день на взрослого едока или 2800—3000 ккал на душу (26). Использование норм ЦСУ для 1930-х годов, соответственно, дает большие цифры, чем те, которые были получены нами ранее, исходя из норм ФАО.

Далее, статистики 1920-х и 1930-х годов использовали несколько различающуюся номенклатуру продуктов. Здесь подсчитывается калорийность наборов по исходной номенклатуре, приведенной в источниках . Однако, чтобы сделать сравнимыми сами продуктовые наборы, необходимо привести их к единой форме. В 1920-х годах отдельно указывали потребление хлеба пшеничного, хлеба ржаного и муки, а 1930-х годах объединяли эти продукты в графе «мука и хлеб в переводе на муку». Чтобы сделать эти величины сопоставимыми, хлеб переведен здесь в муку согласно указанным выше коэффициентам. В 1920-х годах использовалась графа «молоко», тогда как в 1930-х номенклатура была более подробной: «молоко цельное», «молоко снятое», «творог и сыр», «сметана и сливки».

Учитывая, что три последние группы продуктов получаются при сепарации цельного молока, здесь суммируются «молоко цельное» и «молоко снятое» в графе «молоко». При этом предполагается, что это цельное «молоко», но не учитываются все остальные молочные продукты.

В итоге получилась следующая таблица (см. табл. 2).



Если подсчитать калорийность непосредственно по этой таблице, то результат будет примерно на 1% отличаться от калорийности, указанной в таблице и подсчитанной по исходному набору продуктов. Эта небольшая невязка является результатом приведения исходных продуктовых наборов к единой форме.

Анализируя представленные в таблице материалы, можно прийти к выводу, что колхозники в конце 1930-х годов питались существенно хуже, чем крестьяне в период нэпа. Общая калорийность питания уменьшилась на 14%, причем это произошло в основном за счет падения потребления продуктов животного происхождения. Потребление мяса уменьшилось на 24%, потребление молока — на 28%; коровье масло стало деликатесом, его потребление снизилось в три раза, а потребление рыбы — даже в пять раз. Потребление хлебных продуктов уменьшилось на 10%, причем особенно сильно — в феврале 1937 года. 1924—1927 гг. по погодным условиям были относительно благополучными, но на 1930-е годы приходятся несколько засух , одна из которых выпала на 1936 год. Последствием этой тяжелой засухи был резкий продовольственный дефицит весны 1937 г.; в феврале этого года душевое потребление в упало до 2373 килокалорий. Если учесть, что рекомендованная ВОЗ минимальная норма среднедушевого потребления продовольствия составляет 2300—2400 ккал на человека в день 27, то нужно сделать вывод, что в 1937 г. потребление упало до голодного минимума. Но в среднем для четырех лет положение было существенно лучше, и уровень потребления в 2546 ккал на душу был выше минимальной нормы.

Однако понятие минимальной нормы потребления весьма растяжимо. В 1920-х годах ЦСУ СССР считал, что средним условиям крестьянской жизни и работы удовлетворяет норма в 3750 ккал в день для взрослого мужчины («едока») (28). Среднестатистическая «душа» потребляет в 1,4 раза меньше «едока», следовательно, рекомендуемая норма для сельской души составляла 2680 ккал в день. Таким образом, потребление в 1937—1940 гг. было больше нормы ВОЗ, но меньше уровня, рекомендованного ЦСУ.

Ввиду необычно низкого потребления в феврале 1937 г. встает вопрос о том, насколько потребление в феврале характеризует годовое потребление. В табл. 2 для 1937—1940 гг. приведены величины среднего потребления в течение года, и можно видеть, что для 1937 г. среднее годовое потребление существенно выше, чем потребление в феврале, но для 1938—1940 гг. февральское потребление примерно равно среднегодовому.

В 1937—1940 гг. бюджетные обследования ЦУНХУ строились по широкой программе: они производились не менее чем в 28 регионах (республиках, краях и областях) СССР. В 1935—1936 гг. обследования имели меньший охват, они проводились в 13 регионах (Белорусская ССР, Мордовская АССР, Западно-Сибирский и Азово-Черноморский края, Ленинградская, Западная, Московская, Воронежская, Куйбышевская, Оренбургская, Свердловская, Киевская, Днепропетровская области). Среднее душевое потребление по этим 13 регионам составляло в 1935 г. 2414 ккал/день, а в 1936 г. — 2516 ккал/ день (29). Эти цифры не вполне сопоставимы с данными для 1937—1940 гг., но все же можно сделать вывод, что к концу 1930-х годов потребление колхозников возросло.

Рассмотрим теперь вопрос о питании рабочих. В этом случае имеются материалы о потреблении различных продуктов в октябре 1925— 1927 и ноябре 1938—1939 годов. Так же, как в предыдущем случае, сначала подсчитаем калорийность по исходным продуктовым наборам, а затем приведем их к единой форме.

Данные табл. 3 показывают, что калорийность питания рабочих семей увеличилась на 5%. Это произошло за счет увеличения потребления хлебных продуктов (на 11%) и картофеля (на 13%). В то же время потребление мяса уменьшилось на 30%, а потребление молока — вдвое. Качество питания ухудшилось: если в период нэпа калории животного происхождения давали 21% общего количества калорий, то в конце 1930-х годов — только 15%.

Таким образом, в качественном отношении питание крестьян и рабочих в конце 1930-х годов было значительно хуже, чем в эпоху нэпа. В количественном отношении потребление крестьян уменьшилось, а потребление рабочих немного возросло. При этом, если в 1920-е годы пища крестьян была калорийнее, чем пища рабочих, то в 1930-х годах наблюдалась обратная картина.

В сравнении с другими странами потребление в СССР оставалось на низком уровне.

При этом в 1927—1937 гг. потребление в США уменьшилось с 3460 до 3200 ккал/день. Потребление в Германии по калорийности в этот период осталось примерно на том же уровне, но ухудшилось в качественном отношении: потребление мяса уменьшилось на 17%, молока — на 21% (30).


Примечания

Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ-УРАЛ 11-11-66003 а/У.

1.См., например: МАРКУС Б. Труд в социалистическом обществе. М. 1939; САУТИН И. Подъем материального и культурного уровня трудящихся СССР. — Плановое хозяйство, 1939, № 5, с. 7—17; ШНИРЛИН Ю. Рост потребления рабочего класса Совет ского Союза. — Там же, 1938, № 5, с. 75—87; ТУЛУПНИКОВ А.И. Общественное хозяйство — основа зажиточности колхозников (бюджеты колхозников). М. 1941; НОРИ ЦИН В.П. Борьба Ком-мунистической партии за повышение благосостояния рабоч его класса в года второй пяти-летки. Автореф. канд. дисс. Л. 1955.

2.История советского крестьянства. Т. 2. М. 1986.

3.История советского рабочего класса. Т. 2. М. 1984.

4.ВЫЛЦАН М.А. Советская деревня накануне Великой Отечественной войны. М. 1970; ЕГО ЖЕ. Завершающий этап создания колхозного строя. 1935—1937. М. 1978; Социалистичес-кое народное хозяйство СССР в 1933—1940 гг. М. 1963; ИВАНОВА Т.М. Подъем благосо-стояния трудящихся города в годы второй пятилетки (на мат ериалах промышленных цент-ров РСФСР). М. 1981; и др.

5.См., например: МАРКУС Б. Ук. соч.; ТУЛУПНИКОВ А.И. Ук. соч.

6.ВЫЛЦАН М.А. Бюджеты семей колхозников в 1933—1940 гг. В кн.: Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1966 г. Таллин. 1971, с. 596—604.
7.См. История науки и техники в современной системе знаний. Екатеринбург. 2012, с. 144—148.
8.БАРСОВ А.А. Против извращения истории советского крестьянства буржуазной историог-рафией. — История СССР, 1962, № 2, с. 189—210.

9.ВЫЛЦАН М.А. Бюджеты семей колхозников, с. 602.

10.ОСОКИНА Е.А. За фасадом «сталинского изобилия». Распреде ление и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. М. 1997, с. 256.

11.ИВАНОВ Ю.М. В сталинском «раю». М. 2005, с. 65; ЕГО ЖЕ. Положение рабочих России в 20-х — начале 30-х годов. — Вопросы истории, 1998, № 5, с. 28—43.

12.КОРОВИН Н.Р. Некоторые вопросы социального развития рабочего класса СССР в годы второй пятилетки. В кн.: Проблемы социального развития сов етского общества. Иваново. 1998, с. 82—88; СТЕБЛЕВ С.П. Экономика российской повседневности. В кн.: Российская повседневность 1921—1941 гг.: новые подходы. СПб. 1998, с. 116—123.
13.BERGSON A. The Real national income of Soviet Russia since 1928. Cambridge. 1961; CHAPMAN J.G. Real wages in Soviet Russia since 1928. Cambridge. 1963; МЕРЛЬ С. Эконо-мическая система и уровень жизни в дореволюционной Росси и и Советском Союзе. — Отечественная история, 1998, № 1; и др.

14.FITZPATRICK S. Stalin’s peasants: Resistance and survival in the Russian village after Collectivization. Oxford. 1994; ФИЦПАТРИК Ш. Сталинские крестьяне. Социальная ис то-рия Советской России в 30-е годы: деревня. М. 2008.

15.ФИЦПАТРИК Ш. Ук. соч., с. 243, 149.

16.HUNTER H., SZYRMER J. M. Faulty foundations: Soviet economic policies, 1928—1940. Princeton. 1992; ALLEN R. Farm to factory: A reinterpretation of the Soviet industrial revolution. Princeton. 2003.

17.ALLEN R. Op. сit., p. 135, 136.

18.http://press.princeton.edu/titles/7611.html

19.См.: Вестник Тамбовского университета, 2011, № 6, с. 208—213.

20.СТРУМИЛИН С.Г. К хозяйственному плану на 1921/22 г. В кн.: СТРУМИЛИН С.Г. На плановом фронте. 1920—1930. М. 1958, c. 26.

21.РГАЭ, ф. 1562, оп. 83, д. 1, л. 1. О бюджетных обследованиях см.: БОКАРЕВ Ю.П. Бюджет-ные обследования крестьянских хозяйств 20-х годов как исто рический источник. М. 1981.
22.См., например: РГАЭ, ф. 1562, оп. 15, д. 734, л. 1—60.

23.См.: Нормальный состав пищи и пищевое значение продовольственных продуктов. — Тру-ды ЦСУ, 1925, т. 22, вып. 1, с. 40.

24.Вестник Тамбовского университета, 2011, № 6, с. 210.

25.Там же.

26.Статистический справочник СССР за 1928 г. М. 1929, с. 848—849.

27.См., например: NAIKEN L. 2002. FAO methodology for estimating the prevalence of undernourishment. Paper presented at International scientific symposium on measurement and assessment of food deprivation and undernutrition, Rome, Italy. — URL: www.fao.org.

28.Состояние питания сельского населения СССР. 1920—1924. — Труды Ц СУ, 1928, т. 30, вып. 2, с. 50.

29.Подсчитано по: РГАЭ, ф. 1562, оп. 80, д. 5, л. 33—35.
30.FRANKLIN H.L. Wartime agriculture and food control in Germany. — Foreign Agriculture, 1940, vol. 4, April, р. 195.