Политические настроения депортированных народов СССР 1939-1956 гг.

Автор: Федор Леонидович Синицын, кандидат исторических наук, доцент кафедры социальноправовых и гуманитарных дисциплин Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.


В 1930 - 1950-х годах в советском государстве одной из наиболее специфических социальных групп являлись граждане, депортированные по национальному признаку из мест проживания в другие районы страны и получившие специальный правовой статус "спецпоселенцы" ("выселенцы").

В эту социальную группу входили поляки и немцы, депортированные в 1936 г. из западных приграничных территорий СССР, осадники (1) (1939 - 1940 гг.), немцы и финны из угрожаемых районов СССР (1941 г.), карачаевцы, калмыки, чеченцы, ингуши, балкарцы с Северного Кавказа, крымские татары, болгары, греки и армяне из Крыма, турки-месхетинцы, курды и хемшины из Грузии (1943 - 1944 гг.), турки, греки, иранцы, армяне-"дашнаки" с Кавказа и Черноморского побережья (1944 - 1950 гг.). К этому же контингенту правомерно отнести украинцев, литовцев, латышей, эстонцев, молдаван, депортированных из мест проживания как "нелояльный элемент". К 1954 г. в СССР более 2,5 млн. чел. находились на спецпоселении по национальному признаку (2): "закрепление" на новом месте жительства означало лишение права выезда, необходимость регулярно отмечаться в органах НКВД и ряд других правовых ограничений.

Депортация рассматривалась как превентивная мера по "очищению" стратегически важных территорий СССР от потенциально "нелояльного" населения (все контингента депортированных), но также и в качестве особого вида наказания, которому подверглись представители определенной национальности без индивидуального выяснения причастности их к антисоветскому повстанческому движению, бандитизму или сотрудничеству с гитлеровскими оккупантами (депортации военных и послевоенных лет). Незаконное наказание порождало в среде спецпоселенцев антагонизм по отношению к советскому государству и эйфорические ожидания помощи со стороны зарубежных стран. Сведения о таких настроениях содержатся в ряде источников - в основном это докладные записки и сводки органов НКВД - МВД - НКГБ - МГБ. Источниковая база по данной проблеме имеет свои специфические стороны: лояльные, "просоветские" высказывания и настроения среди спецпоселенцев эти органы учитывали, но наиболее старательно выявляли антисоветские настроения, что представляло для органов внутренних дел и госбезопасности первоочередной интерес.

До войны основную часть спецпоселенцев, депортированных по национальному признаку, составляли поляки, в том числе осадники. В их среде надежды возлагались в первую очередь на гитлеровскую Германию. Часть осадников считала, что "Гитлер бывшую Польшу снова восстановит, какой она и была, и к ней присоединится вся Украина и Белоруссия, и... мы вернемся обратно в Польшу". Некоторые поляки полагали, что нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов в ноябре 1940 г. специально "ездил к Гитлеру договариваться о передаче польской нации в Германию" (3). Очевидно, в данном случае враждебное отношение к гитлеровской Германии, которая напала на Польшу, оккупировала исконно польскую территорию и ликвидировала польскую государственность, отошло на второй план под влиянием насилия со стороны советского государства, перенесенного осадниками. Часть депортированных поляков обращала свой взор к германскому союзнику - Японии, утверждая, что пошли бы воевать добровольцами на ее стороне, если бы она "начала войну против советов".
Другая часть осадников, напротив, тяготела к Великобритании - главному на тот момент врагу гитлеровской Германии. Они рассчитывали, что победа Великобритании над Германией могла привести к возрождению Польши и возвращению поляков на родину.

"Русские боятся, - утверждали они, - что им не сдобровать от Англии за Польшу", которую "Англия скоро восстановит" (4). В письмах родным и знакомым, оставшимся на Западной Украине и в Западной Белоруссии, осадники их ободряли: "Говорят, что король Англии имеет быть польским королем. Скоро его ожидаем, не волнуйтесь, надежда есть". Такие надежды выражались в письмах и в "зашифрованной" форме: "Наша Поля (Польша) уснула летаргическим сном и пробуждения не слышно, доктор Франк (Франция) тоже заболел, но Антик (Англия) говорит, что ее спасет, и мы в нем видим надежду" (5).
На помощь со стороны Великобритании надеялись еврейские беженцы из Польши, выселенные в отдаленные районы СССР. Органы НКВД отмечали, что хотя беженцы внешне старались "показать свою лояльность по отношению к Советскому Союзу", большинство их ориентировалось на Великобританию, которая, как ожидалось, "после окончания войны потребует от СССР обратного переселения евреев-беженцев из СССР в бывшую Польшу" (6).

Помимо Великобритании депортированные поляки возлагали надежды на США: американцы якобы должны были предложить Советскому Союзу "всех осадников от выселения освободить". Осадник Солоневич, депортированный в Гайнский район Молотовской (Пермской. - Ф. С.) области, говорил своим собратьям:

"Нам не нужно сильно работать, мы скоро поедем домой. Я получил от жены письмо, она мне пишет, что береги свое здоровье, скоро поедешь домой, Америка нас выручит". Осадник Цибович передавал слухи: "Скоро поедем домой. Америка предъявила советам освободить нас - если не освободите, мы пошлем 70 тыс. самолетов и за три дня разобьем Советский Союз". Цибович призывал поляков "к этому приготовиться". Некоторые осадники рассчитывали на то, что "Америка пойдет войной на Германию, восстановят Польшу, и мы тогда уедем отсюда" (7). Вера в возможность получить убежище в США у некоторых еврейских беженцев выражалась даже в том, что они подавали в советские органы заявления о разрешении им выезда в Америку (8).

Часть осадников готова была ждать помощи от любого государства, которое пошло бы войной против СССР: "Если какая-либо страна начнет войну против советов, то мы, поляки, здесь на месте организуем восстание и будем громить большевиков". Некоторые поляки считали, что "как кончится война Германии с Англией, все уедем обратно", не указывая, кто в этой войне должен был выйти победителем (9).

Многие осадники состояли в переписке с корреспондентами за границей, а также с посольствами различных иностранных государств в СССР. Из числа спецпереселенцев, размещенных в Кустанайской области Казахстана, 13 человек поддерживали переписку с посольством Германии, четверо - с посольством Великобритании и двое - с посольством США. В своих письмах осадники взывали к помощи, что расценивалось советскими органами как "клевета" (10).

Начало Великой Отечественной войны всколыхнуло депортированное население, моментально распространились ожидания, что "скоро всех переселенцев будут возвращать на прежние места жительства" (11). Часть депортированных поляков положительно оценила нападение Германии на СССР, надеясь, что военное поражение Советского Союза приведет к восстановлению Германией Польского государства и их собственному возвращению домой (12).

Прогитлеровские настроения в первый период войны были распространены среди немецкой части спецпоселенцев. Некоторые из них считали, что "германские войска на территории СССР сильно укрепились, и Красная армия не сможет их выбить". В Карагандинской области спецпоселенец Эмрих утверждал, что программа Гитлера "ближе к нам, чем программа СССР и Англии", так как "он защищает средний класс и собственность"; несмотря на то, что "Советское правительство надеется на рабочее движение в Германии... с этим Германия справится" (13).

13 октября 1941 г. Зыряновский райком докладывал "о враждебных действиях немцев-переселенцев" в Казахстане: "С первых дней приезда в селах и городе Зыряновске ряд немцев развернул контрреволюционную пораженческую агитацию, восхваляет немецкую армию и обербандита Гитлера". В частности, один из немцев говорил о гитлеровской армии как о "своей": "Наша армия прекрасная, ваши воюют задницами. Вот еще немного, и картина будет ясна. Красная армия, конечно, будет разбита, стоит нашим орлам поднажать, а мы поможем отсюда, и победа будет обеспечена, и мы поедем домой. А что пишут в газетах - это брехня, немецкая армия непобедима".

Немцы А. Шренер и П. Ким утверждали: "Все, что пишут в газетах о том, что немцы издеваются над населением, это неверно, а вот колхозы на территории, занятой немцами, распускают и дают крестьянам жить свободно, вольно: люди живут, как им хочется. Гитлер, конечно, победит, а жизнь тогда будет лучше, крестьяне получат земли, скот, а колхозы распустят". О том, что "немецкое население благожелательно относится к успехам немецкой военщины", 20 ноября 1941 г. сообщал Карагандинский обком КП(б)К (14).

Среди эстонцев, депортированных в 1941 г. в Кировскую область, "симпатий к Гитлеру было немного", и все же часть их ждала поражения СССР. Эстонец К. Нау 8 июля 1942 г. записал в дневнике, позднее изъятом НКВД: "На фронте слышно - хорошо. Что-то скоро решится. Назревает - кипит... Близок ли конец?" (15).

Прогитлеровские ожидания были распространены у спецпоселенцев и значительно позднее, когда Германия уже терпела поражения. В марте 1944 г. немка Э. Гауе утверждала: "Теперь немного осталось ждать, все мы будем в руках немцев и будем жить как полагается, а Советской власти мы потом покажем" (16). Некоторые из депортированных калмыков утверждали, что "против Советского Союза немцы воюют не одни, у них есть помощники, а Советский Союз один не выдержит. Должен измениться закон и это должно быть летом". (Очевидно, подразумевалась ожидаемая смена власти в результате поражения СССР летом 1944 года.)

Ряд калмыков рассуждал: "Если будет победа за немцами, то... мы поедем обратно, а если победят и разобьют немецкую армию русские, то... мы здесь останемся навечно". Пораженческие настроения были вызваны обидой на советскую власть: "Что для нас, калмыков, толку, что Красная армия разгромит немецкие войска? Почета, уважения, доверия со стороны советского правительства нам нет и не будет". Калмыки надеялись, что их уважали и ценили бы больше, "если бы победа была на стороне немцев" (17). По данным НКВД, в течение всего периода войны "антисоветские элементы" среди калмыков "связывали свои мечты на "восстановление национальных прав" с победой Германии". Они также полагали, что гитлеровцы помогут избавиться от колхозов, и рассчитывали, что смогут с помощью немцев посчитаться с теми, кто распорядился депортировать калмыков (18).

Некоторые спецпоселенцы из числа чеченцев и ингушей утверждали, что "Германия, Австрия, Венгрия, Италия - сила большая, летом Германия сюда придет", поэтому "скоро советской власти не будет, войска красные останутся в окружении". Факт выселения с Кавказа обосновывался тем, что "немцы подходили к Кавказу и сейчас заняли его". Отдельные чеченцы выражали желание "воевать - только не с немцами, а внутри Советского Союза в защиту немцев". Бывший уполномоченный НКГБ ингуш А. Елаев в апреле-мае 1944 г. утверждал, что победа Германии и возвращение ингушей на Кавказ состоятся в течение трех месяцев. Он же рассчитывал, что в результате гитлеровской победы "русские за переселение нас поплатятся". Карачаевец А. Попосканов весной 1944 г. говорил, что "советским газетам и радиопередачам верить нельзя" в том, "что наши войска бьют немцев", так как "немцы приобрели большую силу, они скоро пройдут вглубь нашей страны и победа будет за Германией, в этом можно быть уверенным" (19).

Спецпереселенец Остан-оглы Бенали утверждал: "Я был на фронте и хорошо знаю то, что немцы вооружены сильно и лучше нас, своих солдат они одевают и кормят лучше, чем Красная армия" (20).

Осенью 1941 г. в Казахстане среди депортированных немцев ходили слухи, что "скоро должна выступить Япония, и СССР будет разбит". В 1942 г. эстонец А. Тамлехт, выселенный в Кировскую область, записал в дневнике, позже изъятом НКВД: "Радостной вестью является то, что на Дальний Восток отправляют войска. Там само собой созревает уже яблоко" (21). В 1944 г. помощи от единоверной Японии ждали некоторые депортированные калмыки, "подчеркивая расовое и религиозное родство японцев с калмыками". Бывший председатель Верховного совета Калмыцкой АССР Д. П. Пюрвеев прорицал: "Сейчас на западе Красная армия наступает по всему фронту, а если с востока наступят японцы, то получится совершенно другое. История еще не знает, чтобы японцы оставались побежденными". Калмык Г. Кедеев (комендант одного из спецпоселков НКВД в Томской области) ожидал, что "будущее калмыцкого народа будет определено окончанием войны Японией". Тем не менее, по оценкам НКВД, прояпонские настроения не приобрели среди калмыков "сколько-нибудь массового характера" (22).

Весной 1944 г. депортированный в Киргизию чеченец А. Саидов утверждал, что "какой-то русский" читал ему газету, "где было написано, что Япония начала войну с Советским Союзом". Чеченец М. Каймой (в прошлом дезертир из РККА и участник банды) говорил своим собратьям: "Не беспокойтесь, через несколько дней нас передадут Японии. Советской власти, как вам уже известно, скоро не будет... государством будут руководить ставленники Японии. Поэтому нет необходимости садить огороды, ибо убирать нам их не придется" (23).

После выселения карачаевцев на Кавказе родились слухи, что за них якобы вступилась Турция. Утверждалось, что карачаевцев "начали выселять, потом приостановили", потому что среди них "есть делегаты от Турции, которые сообщили туда, и поэтому под давлением извне выселение приостановилось" (24). Такие слухи оснований под собой не имели - выселение карачаевцев в ноябре 1943 г. было произведено без заминок. Среди самих депортированных карачаевцев ходили слухи, что "правительство СССР переселило все мусульманские народы Кавказа потому, что ожидается нападение Турции на СССР" (25).

Так же и в среде депортированных чеченцев, ингушей и балкарцев надежды связывались прежде всего с Турцией. Еще до депортации некоторые чеченцы заявляли: "Когда нас будут выселять в Сибирь - не поеду. Пусть отправляют нас в Турцию" (26). В среде спецпоселенцев ходили разговоры, что выселение было вызвано "боязнью" руководства СССР перед нападением Турции, в котором мало кто сомневался (27). Балкарец Махиев распространял в Киргизии слухи, что "в 1943 г. на Кавказ приезжали представители Турции, которые заключили с кавказскими народами договор о ведении совместной войны против Советского Союза". О начале войны народы Кавказа (чеченцы, балкарцы, ингуши и др.) якобы "должны были ожидать сигнала Турции" (28).

Возникали слухи и о том, что нападение Турции на СССР уже произошло. В марте 1944 г. бывший прокурор Чечено-Ингушской АССР Евгаев заявлял, что в ответ на депортацию чеченцев и ингушей не только "кавказцы подняли большое восстание, которое продолжается и по сей день", но и "турки... уже открывают так называемый второй фронт" против Советского Союза. В условиях ожидания открытия "второго фронта" западными союзниками СССР такое утверждение содержало в себе известную долю сарказма. В Караганде среди выселенных чеченцев и ингушей распространялись слухи, что "турецкое правительство предъявило ультиматум... немедленно вернуть на Кавказ всех высланных оттуда, и, если это требование не будет выполнено, Турция объявит войну советскому правительству". Некий проживавший в Караганде "казахский святой" якобы проповедовал "предстоящее возвращение чеченцев и ингушей при помощи Турции на родину", а "присутствовавшие при этом чеченцы и ингуши устроили моленье за здравие турецкого правительства, несущего им освобождение" (29).

Среди депортированных крымских татар надежды на Турцию, как наиболее этнически, культурно и географически близкую страну, были также распространены. Шли разговоры о том, что "Турция встала на защиту крымских татар..., которых выслали, не разобравшись в виновности каждого". В связи с этим пропагандировались уклонение от работы на местах нового поселения и выезд обратно в Крым. Турки-месхетинцы утверждали, что "скоро Турция начнет войну, и Советской власти будет конец, а Турция возьмет нас на те места, где мы были". Некоторые из них считали, что Турция уже "начала войну против СССР и... завоевала местность, где мы жили, захватив грузинский город Ахалциск" (Ахалцихе. - Ф. С). Другие утверждали, что "турецкое правительство решило выслать из Турции грузин и армян, в протест против выселения нас из Грузии" (30).
Ожидания войны с Турцией бытовали и среди греков, депортированных с Кавказа в 1949 году (31).

Считалось, что Турция выступит на стороне либо Германии, либо Великобритании, но все равно от этого выиграют депортированные народы. Чеченцы в ряде случаев утверждали, что "Турция вступила в войну с Советским Союзом", а "английское правительство предъявило советскому ультиматум о немедленном возвращении чеченцев и ингушей на родину", что "Англия и Турция начали вести войну против Советской власти и уже четыре дня воюют", "скоро советской] власти не будет", "будут установлены новые законы - английские и турецкие", якобы Турция и Великобритания "защищают Кавказ и нас, чечено-ингушей". Среди некоторых балкарцев ходили слухи, что "скоро придет Англия, и будет управлять Россией, а Турция - Кавказом" (32). Некоторые спецпоселенцы, депортированные из Грузии, утверждали, что их "скоро из Узбекистана снова выселят, так как Узбекистан будет являться военной зоной потому, что ожидается война Советского Союза с Англией и Турцией" (33).

Великобритании и США отводилась в ожиданиях депортированных главная роль. Арестованная в феврале 1943 г. в Кировской области группа депортированных эстонцев, по данным НКВД, питала "сильные надежды... в отношении Англии и США, которые должны... помочь восстановлению независимости Эстонии". В письмах, датированных весной 1942 г. и впоследствии изъятых НКВД, эстонец Тамлехт, депортированный в Кировскую область, писал: "Говорят, Америка требует, чтобы прибалтийские страны считались самостоятельными. Поляки уже свободные, скоро уезжают отсюда - очень веселые, довольные... Ничего, и нам солнце засветит на нашей родине" (34).

Среди депортированных карачаевцев ходил слух: "Советская власть уже пала, скоро распадутся колхозы, тогда будем жить самостоятельно", а сейчас здесь уже "руководит Америка, и мы от нее зависимы". Депортированные калмыки надеялись, что "Америка и Англия после окончания войны продиктуют [условия] советскому правительству, и тогда советской власти не будет, а будет капиталистическая власть". Возможность такого поворота событий подкреплялась экономическими соображениями: "Советскому Союзу нечем будет платить за те полученные материалы, вооружение и продукты, которые сейчас берет советское правительство от Америки и Англии". Хотя военная "победа может быть за Советским Союзом", но "управлять государством будут наши союзники, если будут требовать то, что дали в период войны", так как "этого не в состоянии наш Советский Союз вернуть". Некоторые калмыки считали, что так как "Советский Союз сейчас находится на иждивении Америки и Англии", то "после войны придется быть рабами этих стран за их помощь во время войны". Балкарец М. А. Бабаев утверждал, что "Англия и Америка... руководят Советским Союзом", СССР находится от них "в полной зависимости". Поэтому Советскому Союзу придется выполнить требование США и Великобритании о возвращении депортированных народов на Кавказ (35).

Некоторые депортированные калмыки считали, что после окончания войны "нас советская власть домой не пустит", однако утверждали, что "если будет Английский или Американский закон, тогда нас пустят домой". Ожидалось, что "при законе Америки и Англии у нас [у власти] будут хорошие люди", "партийных и комсомольцев тогда не будет, а будет религия". Поэтому они призывали друг друга "ждать помощи только от Англии и Америки, которые нажмут на Советский Союз, и нас тогда выручат, освободят и отправят на родину" (36).

В конце 1944 г. надежды на США и Великобританию среди различных кругов калмыцкого населения усилились. Распространялись настроения, что под давлением этих государств будет решен "калмыцкий вопрос", а также произойдут изменения политического строя в СССР: "Во-первых, советской власти не будет, а будет власть капиталистическая... Сейчас в Москве находятся представители американского правительства, и они, в основном, руководят СССР". В дальнейшем "Англия и Америка должны призвать к порядку за мучения и истребление нашей нации". Некий Лариев, служивший старостой при гитлеровцах, считал, что "когда восторжествует победа этих двух великих держав, тогда калмыкам будет жить легче, чем сейчас, и нас... переселят в Монголию". Бывший гелюнг Джамбин Намин ожидал роспуска колхозов после войны, так как "союзники против колхозного строительства". Колхозник Б. Коленкаев связывал выдачу скота калмыкам с тем, что "это мероприятие проводится по предложению Англии", которая "поставила вопрос перед Советским Союзом: если не будут обеспечены калмыки, то Англия потребует отправки калмыков в Англию". Инженер Хочинов был уверен, что "надо ожидать, что Рузвельт что-нибудь скажет по калмыцкому вопросу" (37).

Участники калмыцкой "группы Гахаева" (38) были особенно активны в распространении прозападных настроений, однако их ожидания были более умеренными. Участник группы С. Манджиев утверждал: "Союзники наши, работающие над вопросом послевоенного устройства мира, поднимут вопрос и о нас, и тогда нам предоставят возможность снова приобрести автономию в рамках какой-нибудь национальной республики". Другой участник группы О. Рагчинский говорил: "Скоро будут переселять всех калмыков в бывшую Калмыцкую АССР или Монголию, потому что этого требуют союзники: Англия и Америка" (39).
Аналогичные ожидания имели место среди других национальных контингентов депортированных. В апреле 1944 г. немка А. Фех, выселенная в Новосибирскую область, уверяла: "Советский Союз сейчас работает и воюет по указке капиталистических стран - Англии и Америки. После войны Советского Союза не будет, а будет система правительства буржуазного" (40). В апреле 1944 г. бывший прокурор Эльбрусского района Кабардино-Балкарской АССР Х. Локяев распространял слухи, что "советская" власть передает Кавказ Англии, а поэтому переселяют всех жителей с Кавказа". В июле 1944 г. бывший секретарь Пседахского райкома ВКП(б) Ганиев утверждал другое: "Все спецпереселенцы в скором времени будут возвращены на Кавказ, так как последний Советским Союзом продан Англии сроком на 20 лет". В августе 1944 г. среди депортированных в Молотовскую область крымских татар ходили слухи: "Англия и Америка отказывают нам в помощи, и теперь они против Советского Союза. Крым сейчас пустой, войска только береговой охраны, скот остался без хозяина, а наше командование предполагает отдать Крым нашим союзникам за долги" (41).

Характерно, что оставшееся на месте население тех мест, откуда была проведена депортация, также допускало вероятность передачи этих территорий западным союзникам. На Кавказе после выселения карачаевцев появились слухи, будто его отдадут Великобритании, поэтому "с Кавказа выселяют всех неблагонадежных, здесь остаются только коммунисты" (42).
Проанглийские настроения распространялсь среди чеченцев. В первые месяцы после выселения (март-май 1944 г.) среди них ходили слухи, что "английское правительство на Кавказ прислало своих представителей, которые убедились, что кавказцы высланы, и предъявили требования советскому правительству возвратить кавказцев", а "если не вернут, англичане не будут помогать Советскому Союзу в войне с Германией, и поэтому есть решение, чтобы нас 10 мая [1944 г.] направить по домам". Чеченец Х. Пайзулаев говорил, что якобы читал в газетах, что "Англия и Америка порвали дипломатические отношения с СССР и потребовали немедленного возвращения чеченцев и ингушей по своим местам жительства, иначе они объявят войну СССР". Пошли фантастические слухи: "Англия потребовала дать ей территорию Чечни и Ингушетии, а наши не хотели отдать вместе с землей, отдали только людей, поэтому народ повезли через Ташкент в Англию, но они не принимают без земли, в силу этого нас временно оставили здесь, а потом всех отправят домой" (43). Интересным фактом является восприятие погон (44) - одного из типичных атрибутов русской военной униформы - как "английских" (45).

Калмыцкий поэт Д. Кугультинов, выселенный в г. Бийск (Алтайский край), по данным НКВД, возлагал надежды на помощь стран Востока: "Мы - небольшая по количеству нация в России, но за нами многомиллионный восток: Индия, Монголия и Китай. Это буддисты, и, если они узнают, что происходит с их единоверцами, они всегда нам помогут". Некоторые калмыки надеялись, что "Монголия поставит вопрос перед советским правительством об освобождении калмыков из ссылки, так как калмыки монгольского происхождения". Такие же настроения проявляли представители буддийского духовенства, утверждая, что "калмыки - народ восточного происхождения и поэтому-де должен быть объединен с народами востока" (46).

Некоторым спецпоселенцам было все равно, какая из сторон в войне победит и принесет им освобождение: "Советской власти долго не будет. Мы будем подчиняться другим государствам, Англии или Германии" (47). Часть спецпоселенцев ждала помощи не от конкретных государств, а от "капиталистических стран" в целом: "Мы будем жить свободно тогда, когда будет давление со стороны капиталистических государств на СССР, а до этого нам свободы не видать". Бывший депутат Верховного совета Калмыцкой АССР А. М. Чачабанова считала, что о депортации калмыков "должна знать заграничная пресса". Она надеялась, что "заграничные руководители" сделают для себя некие "выводы". Чеченка Д. Э. Бучаева говорила: "За нас должен кто-либо заступиться и освободить нас из этой тюрьмы". Она ожидала конца советской власти уже в 1944 году (48).

Часть депортированного населения Кавказа и Крыма была готова бежать в любое сопредельное государство. Некоторые чеченцы и ингуши весной 1944 г. открыто высказывали намерения "после ознакомления с обстановкой в Казахстане, Киргизии уйти со своими родственниками за границу", полагая, что бежать в Западный Китай (49), Афганистан или Иран из Киргизии даже "лучше, чем из Дагестана" (50). В Китай в 1950 г. собирались бежать из Новосибирской области некоторые из эстонцев. Один из греков, депортированных в 1949 г., намеревался бежать в Иран, где предполагал найти работу и "жить хорошо" (51).
Среди крымских татар, отправленных на "Волгострой" (Ярославская обл.), бытовали настроения: "Если мы не нужны здесь, то пусть Сталин передаст нас другому государству" (52). В таких настроениях проявлялась, возможно, больше обида на произвольное выселение и тяжелейшие условия жизни на новом месте, чем действительное намерение эмигрировать.
После войны отдельные шаги советского правительства продолжали порождать стремления получить поддержку иностранных государств - бывших союзников СССР - США, Великобритании и Франции (последняя упоминалась редко и только в совокупности с первыми двумя странами), а также Западной Германии как нового участника "западной коалиции". При этом Соединенные Штаты Америки рассматривались спецпоселенцами как лидер, "самая сильная страна" (53).

Один из таких моментов наступил в связи с кампанией по выборам в Верховный совет СССР в конце 1945 - начале 1946 года. Органы НКВД сообщали, что среди депортированных распространялись в различной форме "просоюзнические настроения", мнение, что "спецпереселенцам не от выборов в Верховный совет, а от союзников следует ожидать улучшения своего положения". Им хотелось верить, что "американцы не даром кормили и одевали нас, они потребуют все, а эта власть им тоже не по душе". Поэтому считалось, что США "предложат выборы в Верховный совет СССР не проводить, а заставят старое правительство рассчитаться с долгами". Распространители слухов были уверены, что советское правительство "это сделать будет не в состоянии", и "тогда американцы и англичане захватят власть в свои руки" (54).

Чеченец А. Макаев распространял слух, что "в Лондоне было совещание трех министров, где министры Англии и Америки предупредили советского представителя, что они посмотрят, как народ СССР будет участвовать в голосовании за советскую власть, и тогда решат - сохранить советский строй или нет". Немец Граб утверждал, что "Англия и Америка предложили руководителям Советского государства уйти в отставку, в связи с чем и были придуманы выборы, чтобы избрали других людей... Англия и Америка настаивают изменить весь государственный строй СССР... а спецпоселенцев возвратить к прежнему месту жительства".

Надежды возлагались также на неких "представителей иностранной прессы", которые якобы интересовались у советского руководства, "почему лишены национальной самостоятельности калмыки, немцы и другие народы", и поэтому следовало ожидать, что до выборов в Верховный совет СССР их национальная государственность будет восстановлена. М. Хайдаев говорил, что за "англо-американское правительство" он бы "стал голосовать с удовольствием, так как оно лучше, чем советское".

Другой чеченец, В. Назиров, считал, что "выборы в Верховный совет проводятся... для того, чтобы показать [Западу], что Советский Союз еще силен". В действительности же, как он полагал, "власть в скором времени должна перейти к Англии". А. Дадаев призывал не голосовать за "советских депутатов", а "голосовать на Кавказе за своих депутатов", так как "после выборов мы поедем на Кавказ, там при помощи Англии и Америки будет создано наше государство". Крымский татарин С. Бекмамбетов уверял, что советской власти скоро не станет, так как "ей дадут такого жару, что и оглянуться не успеет, десять атомных бомб - и весь СССР погиб" (55).

С выборами в Верховный совет СССР в 1946 г. были связаны распространившиеся в Узбекской ССР среди спецпоселенцев из Грузии слухи о том, что "во время выборов... на избирательном участке будут стоять три урны: одна из них для голосования за кандидатов в депутаты Верховного совета СССР, две другие - для желающих выехать из СССР в Англию и Америку"; те, "кто желает остаться в СССР, будут бросать свой бюллетень в урну для выборов в Верховный совет, а кто хочет выехать в Англию и Америку - будут бросать бюллетень в другие урны". Описывали и внешний вид этих урн: красного цвета - для тех, кто хочет остаться в СССР, зеленого цвета - для желающих выехать в Англию, белого цвета - в США. Слух о трех урнах ("одна для желающих остаться в СССР, две других для желающих выехать в Англию и Америку") распространял назначенный агитатором спецпоселенц Камал-оглы Бадырша. При этом он открыто призывал спецпоселенцев бюллетень "опустить в урну для желающих выехать в Америку" (56).

Очередной подъем "прозападных" настроений вызвала "Фултонская речь" У. Черчилля, информация о которой неоднократно публиковалась в центральной советской прессе начиная с 8 марта 1946 года. Некоторые спецпереселенцы сочувствовали антисоветской направленности "Фултонской речи". Они считали, что "избавление от коммунизма" нужно "не только Черчиллю, но и всему населению нашей страны", и строили прогнозы, что просоветский "диктаторский" режим в Восточной Европе едва ли "удержится три года". Чеченец Ахкобеков (бывший офицер Красной армии) сделал вывод, что "война между СССР и Англией неизбежна", и заявлял, что "воевать за эту власть" он не будет, а "со своими людьми" перейдет "на сторону Англии". Такие настроения разделяли и некоторые депортированные калмыки, утверждая, что "народы Советского Союза воевать не будут потому, что наши солдаты теперь узнали, как правительство издевалось над их семьями в тылу", и что "победителем выйдет Англия". Органы НКВД отмечали, что среди калмыков "просоюзнические настроения, которые имели место и раньше", стали заметно расти и "особенно усилились после известного выступления Черчилля в Фултоне" (57).

Общее обострение отношений между СССР и "западным блоком" укрепило среди части депортированного населения веру в освобождение. Среди калмыков в 1946 г. бытовали ожидания скорого военного столкновения Советского Союза с США и Великобританией, поражения СССР в этой войне и последующего улучшения положения калмыков, зрели "надежды на то, что в Советском Союзе произойдут изменения существующего строя под давлением Англии и Америки, и эти страны возьмут калмыков под свое покровительство" (58).

Один из чеченских священнослужителей, выселенных в Алма-Ату, в 1946 г. утверждал, что близится момент, якобы предсказанный в Коране, "когда все мусульманские народы будут жить под благородной властью англичан". Он также уверял, что англичане "предоставят широкие возможности для расцвета жизни мусульман" (59). В 1948 г. среди эстонцев, депортированных в Кировскую область, действовала группа А. Ю. Линде, которая "предсказывала неизбежность новой войны Советского Союза с Англией и Америкой и победы последних", а также агитировала эстонцев бежать в Швецию (60).
Опубликование 26 июня 1946 г. указа Верховного совета РСФСР о ликвидации Чечено-Ингушской АССР и преобразовании Крымской АССР в Крымскую область вызвало в среде депортированных чеченцев протест и ожидания помощи от стран Запада. Некоторые спецпереселенцы утверждали, что "хотя на сессии Верховного совета РСФСР и решили упразднить Чечено-Ингушскую и Крымскую АССР... в этот вопрос вмешались Англия, Америка и Франция, которые потребовали от СССР списки всех лиц этих национальностей, и на созываемой международной конференции Советскому Союзу будет предложено возвратить спецпереселенцев на места прежнего жительства" (61).

В послевоенные годы широко развернулась начатая еще в 1944 г. депортация семей украинских повстанцев из западных областей УССР (по классификации НКВД - спецконтингент "оуновцы"). В среде этого контингента депортированных "прозападные настроения" были широко распространены. Некоторые "оуновцы" утверждали, что про их "жизнь здесь хорошо знают за границей", "знают и о том, что мы здесь день и ночь работаем, а кушать и одевать ничего нет", поэтому "скоро они нам помогут, и тогда мы будем снова свободными". Спецпоселенка Ацеданская (Молотовская область) получала письма из Западной Украины, в которых ей писали, что "Америка будет нам помогать атомными бомбами против Советского Союза, и дни нашей встречи приходят". Ожидания близкой войны между СССР и западными державами были также распространены среди "оуновцев", депортированных в Кемеровскую и Челябинскую области. Они были убеждены, что "Америка, безусловно, разобьет Советский Союз, и тогда нас освободят" (62).

В 1948 г. поляки, депортированные из УССР и БССР в 1936 г. и освобожденные из спецпоселений ранее, были вторично взяты на учет как спецпоселенцы. Такое решение советского правительства вызвало возмущение и упования на помощь с Запада. Поляк К. Мамчура (Акмолинская область) утверждал: "Во Франции сейчас происходит международное совещание, на котором Америка, Англия и Франция договорились между собой заключить союз с Польшей и пойти войной на Советский Союз. Эта война не будет длительна, так как будут применены атомные бомбы. Советскому Союзу и его законам будет конец. Когда будет война, мы, поляки, не будем бездействовать, будем бороться за восстановление своей нации". Некоторые депортированные выстраивали обратную причинную связь: "Правительство накладывает ограничения на поляков, потому что Америка уже предложила другим капиталистическим государствам выступить вместе с ней войной против СССР и обязалась помогать этим государствам вооружением и продовольствием" (63).

Очевидна уверенность поляков в том, что они рассматривались советским руководством как нелояльная часть населения. О некой конференции США, Великобритании и Франции упоминал и один из депортированных калмыков в первой половине 1950 года. Созыв этой конференции сопрягался с ожиданием, что "скоро будет война" (64).

Проведенная в 1948 - 1949 гг. депортация "антисоветского элемента" из Прибалтики и Молдавии вызвала новый ропот: в среде прибалтийских выселенцев, отмечали спецслужбы, "открыто ведется проамериканская и проанглийская агитация с ориентацией на войну США и Англии против СССР". Среди латышей ходили разговоры о том, что "жить в Сибири долго нам не придется", так как "скоро будет война, Англия и Америка разобьют СССР и увезут нас обратно в Латвию". Выселенцы из Молдавии утверждали, что "в Сибири они будут жить недолго, так как о выселении скоро узнают США и Англия и вмешаются в это дело, чтобы вернуть народ в Молдавию" (65).

Депортированные греки призывали собратьев "добиваться от греческого консульства, чтобы нас вывезли из Средней Азии, пока мы здесь все не умерли". В Алма-Атинской области они посылали в консульство телеграммы такого содержания: "Спасите греков, высланных в далекие таборы". 1 июля 1949 г. многочисленная группа греков-выселенцев подняла бунт на станции Тимур (Южно-Казахстанская область). Один из участников протеста Д. Фаласаниди утверждал, что "многие греки... узнав о нашем бунте, уехали в Москву для того, чтобы поставить в известность греческое консульство об издевательствах над греческими подданными со стороны Советской власти" (66).

Существовало представление о депортации как методе скрыть действительное положение людей в СССР. Немка Гербер говорила: "Разве вы не знаете, почему немцев спрятали в Сибирь? Это затем, чтобы мы ни с кем не имели переписки, чтобы никто не знал, как немцы живут в Советском Союзе и как с ними обращаются. Если бы в Америке узнали, как немцы живут в Сибири, то американцы сразу же бы, и с суши, и с воздуха, кинулись нас освобождать. Американцы так же болеют за нас, как болели наши руководители в Германии, которые тоже хотели освободить немцев от Советской власти" (67). В этом высказывании Гитлер и его соратники расцениваются как заботливые "наши руководители". В "прозападных" ожиданиях проявились и "антиколхозные" ("антисовхозные") настроения. Немец Граб утверждал, что "Англия и Америка настаивают... немедленно ликвидировать колхозы и совхозы", эстонец Лехт - что "Советский Союз долго не просуществует. Скоро придет сюда Америка. Разорит весь колхозный строй, а хозяйство разделят между людьми, которые ненавидят СССР" (68).

В марте 1950 г. в Стокгольме состоялся Всемирный конгресс сторонников мира, принявший "Стокгольмское воззвание" о запрещении атомного оружия и признании военным преступником того правительства, которое первым его применит. В СССР в "добровольно-принудительном порядке" начался сбор подписей советских граждан под этим воззванием. Часть спецпоселенцев по-своему отреагировала на это начинание: "Сейчас все силы в Америке, потому что в ее руках атомная бомба, и никакие наши подписи... не помогут". Они утверждали, что Америка в войне победит (69). Эстонка Е. Рексюла считала, что причиной сбора подписей является опасение советских руководителей, что США в войне "применят атомную бомбу". Она считала, что спецпоселенцам этого нечего бояться: американцы "не дураки, они атомной бомбой будут бомбить Москву, Ленинград и Баку".
Часть спецпоселенцев из числа прибалтов отказалась подписывать "Воззвание" с такими мотивировками: "Хоть бы скорее война!"; "Я желаю войны, а не мира!"; "Желаю, чтобы была война"; "Нам нужна война, которая поможет нам поехать на Родину" (70).

Постановлением Совета министров СССР 6 апреля 1950 г. для "оуновцев" были отменены пятилетние сроки поселения, этот контингент был переведен на спецпоселение навечно (71).

"Оуновцы", расселенные в Удмуртской АССР, увидели, что советская власть их обманула: "Нам был определен срок ссылки, а когда он кончился, нас оставили на вечное поселение". Однако они продолжали надеяться на помощь со стороны "западных демократий": "Вечно здесь жить мы не будем. Скоро будет война с Америкой, и мы будем свободны". "Оуновцы", сосланные в Коми АССР, были уверены, что причиной такого шага правительства являлось приближение войны, и пришли к мысли, что "надо было бежать раньше, теперь только надежда на американцев, может быть, они нас освободят, если они не придут на помощь, то нам придется здесь умирать". "Оуновцы", оказавшиеся в Якутской АССР, тоже ожидали вмешательства извне: "война с Америкой... неизбежна"; "неважно, что все мы расписались, нас все равно отпустят домой... Америка пойдет на Советский Союз, и мы будем освобождены" (72). Спецпоселенцы строили предположения о сроке начала войны: весна 1950 г., 21 мая 1950 г., май или июнь 1950 г., 12 июня 1950 г., июнь 1950 г., лето 1950 г., "в течение двух лет" (начиная с 1950 г.) (73).

"Оуновец" В. Зощин писал на Западную Украину: "Теперь надо ожидать только "маму", чтобы она нас соединила вместе, и думаю, что она нас соединит... Нужно надеяться, будет в этом 1950 году". М. Н. Ярема признак близящейся войны усматривала в том, что "много берут молодежи в армию". В. К. Мартынюк утверждала, что "на Украине снова начали выселение украинцев и сосредоточивают на границе большие войска", из чего она делала вывод, что "война скоро будет, и нас освободят американцы". С. Т. Артемовская призывала спецпоселенцев не вызывать к себе своих детей с Западной Украины: "Не делайте этого, все равно если не весной, так летом будет война с Америкой или Англией, а тогда что вы будете делать с детьми? Во время войны нужно будет бежать домой, и одному будет бежать легче, чем с детьми" На лесоучастке "Золотой" Святогорского леспромхоза в Хабаровском крае оуновцы устроили молитву в тайге, "призывая Бога скорей начать войну с Советским Союзом". При этом спецпоселенец Миринюк заявил: "Все спецпоселенцы в скором будущем уедут на родину, в этом нам помогут Америка и Англия" (74).

В Новосибирской области и Красноярском крае некоторые "оуновцы" высказывали пожелания, чтобы СССР был "слабее Америки и Англии, чтобы его победили". По словам Е. Олейник, "мы расписались на вечную жизнь в Сибири, а через некоторое время русских снова разобьют, и эта подписка никому не будет нужна". Другие рассчитывали на просчеты советской внешней политики: "Англичане и американцы ушами не хлопают. Наши только на конференциях языками болтают, а американцы везут оружие в Европу, и скоро они разделаются с Советским Союзом, и тогда мы вернемся домой". Некоторые "оуновцы" выражали готовность помогать врагам СССР в будущей войне (75).

Среди них повсеместно распространялись слухи о том, что якобы президент США Г. Трумэн "потребовал от советского правительства распустить народ из спецссылки мирным путем, если СССР хочет мира". (Вариант: "Америка предъявила большевикам ультиматум, чтобы в течение 40 дней большевики освободили всех заключенных и выселенцев, а если этого не сделают, то Америка объявит войну".) Утверждалось, что советское правительство намерено представить перед заграницей дело так, что "украинцы сами не хотят ехать на Украину", поэтому "выдумывает разные постановления, отбирает от выселенных расписки о том, что якобы они добровольно желают остаться в поселении навечно" (76).

Недовольство и "прозападные" настроения вызывала регулярно объявлявшаяся "добровольно-принудительная" подписка на государственные займы. В мае 1950 г., после объявления пятого государственного займа на восстановление и развитие народного хозяйства СССР, эстонка Э. М. Эльм высказалась: "Америка и Англия скоро нас освободят. Америка - богатая страна, она не выпускает займы, а наоборот, помогает народу всех стран" (77).

12 апреля 1950 г. в советской прессе появились сообщения о нарушении американским самолетом советской границы в Прибалтике. Это известие вызвало оживление среди депортированных. Эстонка Л. Сукку утверждала: "Американский самолет уже прилетел на разведку к Эстонии". Другие спецпоселенцы-прибалты, разделяя надежды, что "скоро будет война Америки с Советским Союзом", считали, что "нам пока лучше жить в Сибири", не возвращаясь в Прибалтику, которая станет "очагом войны". "Оуновец" Костюк утверждал, что "бандеровцы... получают поддержку от иностранных летчиков, которые сбрасывают с самолетов... оружие и провиант" (78).

Война в Корее, начавшаяся 25 июня 1950 г., была, соответственно, воспринята как предвестие войны между СССР и США, "в которой все увидят силу американцев". Немец Швенг рассчитывал, что "из небольшой войны может и должна быть мировая война", в которой "американцы победят СССР", так как США - это "не Германия, с которой так быстро разделались". Такого мнения придерживались и некоторые калмыки: "Скоро в Корее американцы закончат войну и начнут воевать с Советским Союзом". Эстонец Кейдонг говорил, что, воюя в Корее, "Америка создает плацдарм на Востоке, после чего... создаст плацдарм на Западе, а затем поведет войну на два фронта против СССР". Немец Е. П. Фрицлер связывал войну в Корее с грядущим конфликтом между СССР и США "из-за спецпоселенцев": "После победы над Кореей... [Америка] будет воевать с Советским Союзом и победит его", так как СССР отказался от предложения США "освободить всех выселенцев из ссылки и разрешить им вернуться на родину" (79).

Сама Корейская война уже и воспринималась как прямой конфликт между СССР и США: "В Корее американцы... бьют русских". Эстонец Моор злорадствовал: "Хорошо, что американцы бомбят все города и села Северной Кореи", но надо "одновременно бомбить города и села Советского Союза и уничтожать коммунистов". Другие эстонцы выражали готовность помочь "дяде Сэму" в борьбе против СССР.

Отступление американских войск в Корее летом 1950 г. некоторые спецпоселенцы переживали как свое поражение: "Наши дела плохи: северокорейцы выгоняют американцев из Кореи". Они выражали надежды на продолжение войны и на то, что Советский Союз ввяжется в конфликт, и тогда война подступит к границам СССР (80).

Германия в ожиданиях в среде депортированных народов (в основном немцев и эстонцев) вновь появилась как отдельный субъект в начале 1950-х годов. Ее включали в ряды "западных демократий": "В 1950 г. Америка, Англия и Германия пойдут войной на СССР и нас освободят". В ней видели некое зависимое от США государство: "Америка в Германии формирует германскую армию, и скоро должна начаться война против СССР". Образ послевоенной Германии в ментальном, части спецпоселенцев был идеализирован: "В Германии - не жизнь, а рай. Там живут, а мы страдаем". Эстонка Р. Красман восклицала: "Как я хочу жить в Германии, мне надоело жить под игом" (81).

В дальнейшем в среде депортированного населения ожидания, связанные с помощью иностранных государств, угасали. Сказывалось влияние ряда факторов. Во-первых, это осознание тщетности надежд на начало войны. "Оуновец" И. Рыхлицкий говорил: "Я все жил мечтой... что скоро будет война, и мы возвратимся домой, а прошел год, второй, третий, а войны нет... еще пройдут три или пять лет, а может быть 10 и больше лет, а войны не будет". Некоторые депортированные немцы говорили: "Война, видимо, не скоро" (82).

Немец Зайдель считал, что "Советский Союз стал мощным государством, окружающие буржуазные государства боятся Советского Союза" и "Америка боится объявить войну Советскому Союзу". Часть спецпоселенцев-немцев разделяла антивоенные позиции, высказывалась негативно по отношению к США (83).

Во-вторых, угасанию антисоветских и прозападных настроений способствовало существенное улучшение материально-бытового положения спецпоселенцев (84), отмена в 1954 - 1955 гг. некоторых правовых ограничений (85). Ожидания помощи от иностранных государств (в ряду прочих "контрреволюционных проявлений") перестали прослеживаться к моменту окончательного освобождения основных депортированных контингентов из спецпоселений (86). В декабре 1955 г. от режима спецпоселений были освобождены немцы, в марте 1956 г. - калмыки, крымские греки, крымские болгары и крымские армяне, в апреле 1956 г. - крымские татары, балкарцы, турки - граждане СССР, курды и хемшины, в июле 1956 г. - чеченцы, ингуши и карачаевцы (87).

Во время войны ожидания помощи от "западных демократий", преобладавшие среди депортированного населения, в определенной мере стали близки к общему положительному восприятию этих стран со стороны населения СССР. Но в послевоенные годы такие настроения вошли в противоречие с отрицательным образом этих стран, сложившимся у основной массы населения СССР.

Настроения в среде репрессированных и антисоветски настроенных групп населения СССР в целом соответствовали настроениям среди депортированных народов. Часть трудпоселенцев (88) перед войной поддерживала антикоммунистическую политику Гитлера: "Он сначала в своей стране вычистил коммунистов, взял Францию в свои руки и там чистит коммунистов". По мнению таких трудпоселенцев, гитлеровцы начали войну для того, чтобы "очистить всю нечисть", "дать народу жить" (89).
Некоторые трудпоселенцы разделяли прояпонские настроения: "Если... японец пойдет, то Советскую власть раздавят, и тогда мы заживем" (90). Симпатии к гитлеровской Германии и надежды на освобождение с ее стороны закономерным образом проявились в среде трудпоселенцев немецкой национальности, которые мечтали: "Может быть, Гитлер поможет освободить нас" (91). Такие настроения разделяла часть трудпоселенцев-украинцев. Симпатии к гитлеровской Германии среди части украинских трудпоселенцев были связаны с ее антисемитской политикой (92).

После освобождения советскими войсками республик Прибалтики в 1944 - 1945 гг., что, по утверждению ряда прибалтийских исследователей, стало "кошмаром для балтийского населения" (93), антисоветские повстанческие силы и часть мирных жителей возлагали надежды на помощь "западных демократий". Повстанцы ждали войны "западных демократий" с СССР, прямой военной помощи от них (94) или, как минимум, того, что США и Великобритания окажут давление на советское руководство с целью принудить его признать независимость этих республик на основании "Атлантической хартии" (95). Видимо, именно из-за ожиданий помощи со стороны "западных демократий" в мае-июне 1945 г. на Западной Украине и в Литве возросло число антисоветских выступлений (96). Ожидания подкреплялись неустановившимся отношением стран Запада к "прибалтийской проблеме". После войны Госдепартамент США продолжал официально признавать дипломатический корпус прежде независимых Литвы, Латвии и Эстонии, а правительство Великобритании не проявляло четкой позиции (97).

Настроения антисоветски настроенной части отправленных после войны на спецпоселение "власовцев" (98) характеризовались ожиданиями поражения СССР в грядущей войне, со специфическими аспектами, свойственными этой группе (в частности, монархическими настроениями). В 1949 г. среди "власовцев" бытовали надежды, что их "освободят из ссылки только Англия и Америка, когда начнут войну с Советским Союзом, - тогда только будет праздник на нашей улице" (99).

Часть депортированных "указников" (100) весной 1949 г. мечтала: "Вот потеплеет, Америка ударит по Советскому Союзу, а мы поддержим, стукнем с тыла". Некоторые из них собирались, в случае начала войны с США, уходить в лес и находиться там, "пока не оккупируют территорию американцы". Среди "указников", высланных в Красноярский край и Молотовскую область, в конце 1949 г. ходили слухи, что "Америка и Англия в 1950 г. разобьют Советский Союз", "так как народ внутри страны обозлен, и советскую власть поддерживать не будут". Некоторые были уверены, что "Америка хочет воевать с Россией для того, чтобы освободить от гнета крестьян" (101). В то же время, среди патриотически настроенных "указников", которые считали себя высланными "незаконно", ожидание войны было связано с возможным освобождением их от спецпоселения Советской властью (возможно, с целью мобилизации в армию) (102).

Заслуживает рассмотрения вопрос, насколько обоснованными были ожидания депортированных народов на освобождение с помощью иностранных государств. Известны случаи освобождения в 1941 - 1942 гг. гитлеровцами трудпоселенцев, оказавшихся на оккупированной территории СССР. В Херсонской области 26 освобожденных гитлеровцами трудпоселенцев - узбеков и таджиков - встали на путь сотрудничества с оккупантами, вступили в Херсонский филиал "Туркестанского национального комитета", где вели активную антисоветскую работу (103).

Япония и Турция являлись потенциальными агрессорами в отношении СССР, однако по ряду причин они не вступили в войну против Советского Союза. Турция оставила свои военные намерения в период Сталинградской битвы, а весной-летом 1944 г. всемерно пыталась демонстрировать лояльность в отношении СССР (104). Япония так и не решилась предпринять против СССР прямых военных действий. Поэтому, ожидания, связанные с "освобождением" Японией и Турцией, проявлявшиеся среди спецпоселенцев после 1942 г., были не обоснованы.

Надежды депортированных калмыков на помощь "стран Востока" (Китая, Монголии, Индии) были далеки от реальности. Китай до 1945 г. вел изнурительную войну с Японией, затем пережил гражданскую войну, в результате которой в 1949 г. на основной территории Китая был установлен дружественный СССР режим. Для Монголии Советский Союз с 1921 г. был наиболее близким союзником. Индия до 1947 г. не играла самостоятельной роли на мировой арене, а после обретения независимости, во-первых, была поглощена внутренними проблемами, во-вторых, установила с СССР дружественные отношения.

Ожидая помощи со стороны иностранных государств, те, кто на нее рассчитывал, надеялись на освобождение и возвращение домой или, как минимум, на некоторое улучшение своего положения в результате заступничества иностранных государств или начала войны с ними: "Война с Америкой необходима, она разрядит обстановку вокруг нас, немцев" (105). То, что эти ожидания были обращены именно к иностранным государствам, объяснялось разными причинами. У части спецпоселенцев такие ожидания были связаны с ярко выраженными антисоветскими настроениями (в том числе сложившимися до депортации), у другой части были порождены обидой на несправедливую расправу. Представители этой части спецпоселенцев в целом все же продолжали ассоциировать себя с советским народом (говорили "наш Советский Союз", "наша страна", "наше командование", "наши войска", "наши солдаты", "наши союзники", и пр.).НКВД и НКГБ выслеживали таких спецпоселенцев, брали на учет, производили аресты, репрессии (106).

Разные группы внутри одного контингента ждали помощи от держав, враждебных друг другу, в частности, Германии и Великобритании в предвоенный период, но прежде всего от тех государств, которые были им наиболее близки в этнокультурном плане. В наибольшей мере взгляды были обращены к "западным демократиям" - США и Великобритания (в послевоенный период к ним иногда добавлялись Франция и Западная Германия). Помощь от этих государств ожидалась в нескольких вариантах: дипломатическом (воздействие на руководство СССР), "экспансионистском" (изменение общественно-политического строя в СССР или требование передать часть советских территорий, в частности Крыма и Кавказа, в качестве уплаты долга по ленд-лизу), военном ("победоносная война" против СССР).

Ожидания кавказских народов (особенно чеченцев) помощи со стороны Великобритании коренились в исторической памяти о помощи, оказанной горцам этой державой во время Кавказской войны (1817 - 1864 гг.) и пропаганде, которую вели британские эмиссары на Кавказе. На рубеже XIX и XX вв. чеченский ученый-богослов, шейх Сугаипмулла Гайсумов пророчествовал о грядущем "спасении" со стороны Великобритании: "И когда придет отчаяние, то появится английская государственность, и окажется народ под ее защитой". М. Катышева утверждает, что и поныне "многие чеченцы не утратили убежденности в том, что приход "энглис пачхьалкх" - английской (англоподобной) власти - неизбежен, хотя никто точно не знает, что под этим имеется в виду" (107).

Важнейшим вопросом является уровень знаний руководства "западных демократий" о депортациях народов СССР. Л. де Ионг указывает, что на Западе имелись сведения о депортации немцев Поволжья, полученные от очевидцев этого события. По данным А. М. Некрича, руководство США из своих дипломатических источников знало о депортациях народов СССР, состоявшихся в 1943 - 1944 годах (108). Информация о депортации карачаевцев и калмыков была передана в начале 1944 г. по Би-Би-Си (109). Принципиальная информация о депортациях не являлась секретной: решение о депортации немцев и ликвидации АССР Немцев Поволжья было объявлено на пресс-конференции Совинформбюро для иностранных журналистов, оно же было опубликовано 30 августа 1941 года (110). Было опубликовано июньское 1946 г. решение о ликвидации Чечено-Ингушской АССР и преобразовании Крымской АССР в Крымскую область (111). Изменения в политико-административной структуре страны, происшедшие в результате депортаций народов (112), были отражены на официально изданных картах СССР. Утверждение Р. Конквеста, что о депортациях турок-месхетинцев на Западе не знали до 1968 г. (113), очевидно, относится к осведомленности широкой общественности стран Запада, но не к дипломатам и политикам.

Надежды депортированных на помощь извне не оправдались. По мнению Некрича, главы "западных держав" полагали, что "гораздо выгоднее сохранить дружеские отношения с сильным союзником, и не допустили осуждения каких бы то ни было его деяний". Как отмечает Е. Ю. Зубкова, "берлинский кризис" 1948 г. продемонстрировал, что даже в условиях острой конфронтации западные державы и СССР предпочитали не доводить конфликт до критической черты (114). Соответственно, не оправдались антисоветские ожидания других репрессированных групп, а также повстанцев на западных территориях СССР. Отсутствие помощи со стороны "западных демократий" затруднило деятельность повстанцев, способствовало бегству части населения Прибалтики на Запад и появлению многочисленных "невозвращенцев" из числа перемещенных лиц - жителей западных территорий СССР (115).

В определенной мере "западные демократии" были лишены морального права требовать от советского руководства уступок в отношении депортированных народов СССР, так как правительства США и Великобритании во время второй мировой войны и сами проводили репрессии по национальному признаку: можно указать на интернирование германских граждан (в основном, беженцев из гитлеровской Германии), депортацию 110 тыс. граждан японского происхождения из западных штатов США и 22 тыс. - с западного побережья Канады (116).

Депортированные японцы вплоть до 1945 - 1946 гг. содержались в специальных лагерях, расположенных в центральной части континента, а в Канаде до 1949 г. они не могли проживать в провинции, прилегающей к Тихому океану (Британская Колумбия) (117).

Предпринятые советским руководством шаги по освобождению из спецпоселений лиц, депортированных по национальному признаку, были сделаны без давления со стороны иностранных государств. Освобождение осадников в августе 1941 г. (в рамках амнистии польских граждан) предполагалось советским курсом на нормализацию отношений с Польским эмигрантским правительством. Освобождение депортированного населения в 1955 - 1956 гг. стало неизбежным в ходе "десталинизации" страны и реабилитации людей, репрессированных в период "культа личности".

В целом, ожидания помощи со стороны иностранных государств отражали искаженное восприятие частью депортированного населения СССР политической ситуации в мире, возможностей и намерений иностранных государств. Такие свойства менталитета этой социальной группы объясняются, во-первых, недостаточной информированностью о положении в мире, во-вторых, критической в психологическом и бытовом плане ситуацией, в которой оказались депортированные люди, что способствовало регулярному возникновению и распространению в их среде необоснованных слухов и настроений, связанных с надеждами на вызволение из жестоких условий ссылки.

Примечания

1. Осадники - граждане Польши, в основном участники советско-польской войны 1920 г., получившие земельные наделы на территориях Западной Украины и Западной Белоруссии, отошедших к Польше по Рижскому мирному договору 1921 года.
2. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 9479, оп. 1, д. 552, л. 58 - 66; д. 949, л. 123 - 124. Справка МВД СССР Перечень контингентов выселенцев с указанием оснований к их выселению, содержанию на спецпоселении, а также численности их.
3. Там же, д. 60, л. 49об. Докладная записка ОИТК УНКВД СССР по Молотовской области за IV квартал 1940 года.
4. Там же, л. 92 - 93. Доклад о состоянии спецпоселков (осадников) по Новосибирской области за IV квартал 1940 года.
5. Там же, д. 59, л. 53. Докладная записка НКВД Казахской ССР, 22.X.1940.
6. Там же, д. 74, л. 207. Доклад о состоянии спецпоселков Коми АССР на 1.VII.1941.
7. Там же, д. 60, л. 92 - 93, 49об.; д. 59, л. 220. Докладная записка УНКВД по Красноярскому краю за IV квартал 1940 года.
8. Там же, л. 202. Докладная записка пом. нач. ОИТК и ТП УНКВД Челябинской области, 1.II.1941.
9. Там же, д. 60, л. 93; д. 59, л. 156. Докладная записка НКВД Коми АССР. По состоянию на 1.I.1941; л. 52. То же НКВД Казахской ССР, 22.X.1940.
10. Там же, д. 59, л. 20. То же 6-го отдела ГЭУ НКВД СССР, 18.X.1940; л. 52. То же НКВД Казахской ССР, 22.X.1940.
11. Там же, д. 74, л. 47. Докладная записка о состоянии трудссылки за 1-е полугодие 1941 года.
12. Там же, л. 207. Доклад о состоянии спецпоселков Коми АССР на 1.VII.1941.
13. Из истории немцев Казахстана (1921 - 1975 гг.). Сб. документов. Алматы - М. 1997, с. 103.
14. Там же, с. 107 - 108, 110.
15. БЕРЛИНСКИХ В. Спецпоселенцы: Политическая ссылка народов Советской России. Киров. 2003, с. 605.
16. ГАРФ, ф. 9479, оп. 1, д. 176, л. 194. Докладная записка НКВД Киргизской ССР, 4.III.1944.
17. Там же, д. 177, л. 35об. То же УНКВД по Новосибирской области, 15.IV.1944; л. 70. То же по Омской области, 14.III.1944; д. 161, л. 154. То же НКВД СССР.
18. Там же, д. 248, л. 16. То же УМВД по Новосибирской области, 15.VII.1946; д. 161, л. 176- 177. То же, 9.XII.1944.
19. Там же, д. 161, л. 25об. - 26. Спеисообщение НКВД Казахской СССР о настроениях и поведении спецпереселенцев с Северного Кавказа. На 20.IV.1944; 32 - 32об. То же, 6.V.1944; д. 176, л. 194об, 195об. Докладная записка НКВД Киргизской ССР, 4.III.1944.
20. Там же, д. 184, л. 213. То же НКВД Узбекской ССР, 27.XII.1944.
21. Из истории немцев Казахстана, с. 103; БЕРЛИНСКИХ В. Ук. соч., с. 609.
22. ГАРФ, ф. 9479, оп. 1, д. 248, л. 16. Докладная записка УМВД по Новосибирской области, 15.VII.1946; д. 161, л. 178 - 179. То же (УНКВД), 9.XII.1946; л. 154. Докладная записка НКВД СССР.
23. Там же, д. 183, л. 64. То же НКВД Киргизской ССР, 8.V.1944.
24. Там же, д. 160, л. 120 - 121. Сводка N 4 НКВД СССР, не ранее I.II.1944.
25. Там же, д. 161, л. 32. Спецсообщение НКВД Казахской ССР, 6.V.1944.
26. Российский государственный военный архив (РГВА), ф. 38660, оп. 1, д. 3, л. 80об. Справка о политико-моральном состоянии частей войск 2-го сектора на 4.II.1944.
27. ГАРФ. ф. 9479, оп. I, д. 183, л. 2 - 3об. Докладная записка НКВД Казахской ССР, 3.XIII.1944; д. 161, л. 32. Спецсообщение НКВД Казахской ССР, 6.V.1944.
28. Там же, д 168, л. 206. Докладная записка УНКВД Иссык-Кульской области.
29. Там же, д. 183, л. 2 - 3об. То же НКВД Казахской ССР, 30.III.1944; л. 241. То же. 12.IV.1944.
30. Там же, д. 184, л. 212. То же НКВД Узбекской ССР, 27.XII.1944; д. 248, л. 314. 316. То же, 17.I.1946.
31. Там же, д. 476, л. 76. То же МВД Казахской ССР, 25.VIII.1949.
32. Там же, д. 161, л. 36, 22. Спецсообшение НКВД Казахской ССР, 16.V.1944.
33. Там же, д. 248, л. 314. 316. То же Узбекской ССР, 17.1.1946.
34. БЕРДИНСКИХ В. Ук соч., с. 603, 609.
35. ГАРФ. ф. 9479, оп. 1. д. 176, л. 195. Докладная записка НКВД Киргизской ССР. 4.III.1944; д. 168, л. 152. То же, 10.VI.1944; д. 177, л. 37об. То же УНКВД по Омской области, 25.II.1944; л. 136об. То же по Новосибирской области, 15.IV.1944; д. 161, л. 177 - 178. То же, 9.XII.1944.
36. Там же, д. 177, л. 135об. -136об. Докладная записка УНКВД по Новосибирской области, 15.IV.1944; л. 91об. То же по Красноярскому краю, 29.III.1944.
37. Там же, д. 161, л. 177 - 178. То же по Новосибирской области, 9.XII.1944.
38. Инициативная группа из числа бывших руководящих работников Калмыцкой АССР, сложившаяся в 1944 г. вокруг бывшего зам. председателя СНК АССР Д. Гахаева.
39. Там же, д. 161, л. 153 - 154. Докладная записка НКВД СССР.
40. Там же, д. 156, л. 220. Докладная записка УНКВД по Новосибирской области, 13.IV.1944.
41. Там же, д. 176, л. 201об. То же НКВД Киргизской ССР, 22.IV. 1944; д. 168, л. 33. То же УНКВД Павлодарской области, 22.VII.1944; д. 156, л. 173. То же по Молотовской области, 22.VIII. 1944.
42. Там же, д. 160, л. 112 - 113. Сводка о настроениях в связи с переселением карачаевцев, декабрь 1943 года.
43. Там же, д. 183, л. 64. Докладная записка НКВД Киргизской ССР, 8.V.1944; д. 161, л. 32об., 36. Спецсообщения НКВД Казахской ССР, 6, 16.V.1944.
44. Официально введены в Красной армии и ВМФ в январе-феврале 1943 г. по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 23 октября 1942 года.
45. Там же, д. 183, л. 64. Докладная записка НКВД Киргизской ССР, 8.V.1944.
46. Там же, д. 169, л. 85. То же ОСП НКВД СССР; д. 248, л. 297. То же УНКВД по Томской области. 9.I.1946; л. 16. То же УМВД по Новосибирской области, 15.VII.1946.
47. Там же, д. 168, л. 227. То же УНКВД Ошской области, 16.VI.1944.
48. Там же, 160, л. 139 - 140. То же ОСП НКВД СССР, 11.V.1944; д. 161, л. 36. Спецсообщение НКВД Казахской ССР, 16.V.1944.
49. Там же, д. 168, л. 245. Докладная записка УНКВД Ошской области, 2.VII.1944; л. 85. То же Талды-Курганской области, 24.VII.1944; д. 265, л. 127. То же МВД СССР, 15.XII.1946.
50. Там же, д. 183, л. 64. То же НКВД Киргизской ССР, 8.V.1944.
51. Там же, д. 547, л. 206. То же УМВД по Новосибирской области, 9.I.1950; д. 476, л. 76. То же МВД Казахской ССР, 25.VIII.1949.
52. Там же, д. 156, л. 346. То же Оперативно-чекистского отдела Волгостроя за октябрь 1944 года.
53. Там же, д. 547, л. 212. То же УМВД по Новосибирской области, 6.VI.1950.
54. Там же, д. 298, л. 198 - 199. То же УНКВД по Новосибирской области "О политических настроениях спецпереселенцев в связи с предстоящими выборами в Верховный совет СССР". По состоянию на 20.I.1946.
55. Там же; д. 248, л. 265 - 266, 261. Докладная записка НКВД Казахской ССР, 28.I.1946; л. 313. То же Узбекской ССР, 17.I.1946.
56. Там же, л. 314; л. 290. То же, 8.II.1946.
57. Там же, д. 217, л. 293 - 295. То же ОСП МВД СССР, 24.IV.1946; д. 248, л. 16. То же УМВД по Новосибирской области, 15.VII.1946.
58. Там же, д. 265, л. 69. Докладная записка МВД СССР, 31.VII.1946; д. 248, л. 297. То же УНКВД по Томской области, 9.I.1946.
59. Там же, д. 217, л. 295. То же ОСП МВД СССР, 24.IV.1946.
60. БЕРЛИНСКИХ В. Ук. соч., с. 612 - 613.
61. ГАРФ, ф. 9479, оп. 1, д. 265, л. 84. Докладная записка МВД СССР, 15.VIII.1946.
62. Там же, д. 455, л. 297 - 299. То же ОСП МВД СССР, 7.X.1949.
63. БЕРДИНСКИХ В. Ук. соч., с. 633 - 634.
64. ГАРФ, ф. 9479, оп. 1, д. 547, л. 212. Докладная записка УМВД по Новосибирской области, 6.VI.1950.
65. Там же, д. 471, л. 235. То же по Красноярскому краю, 2.VII.1949; л. 287. То же по Томской области, 18.VII.1949; д. 472, л. 123. То же по Курганской области, 30.VII.1949; д. 476, л. 204. То же по Тюменской области, 1.VIII.1949.
66. Там же, д. 248, л. 316. То же НКВД Узбекской ССР, 17.I.1946; д. 476, л. 74, 77. То же МВД Казахской ССР, 25.VIII.1949.
67. Там же, д. 547, л. 203. То же УМВД по Новосибирской области, 9.I.1950.
68. Там же, д. 248, л. 261. То же НКВД Казахской ССР, 28.I.1946; д. 547, л. 213. То же УМВД по Новосибирской области, 6.VI.1950.
69. Там же, д. 547, л. 223 - 227. То же, 18.IX. 1950.
70. Там же, л. 215, 223 - 227. То же, 6.VI, 18.IX.1950; л. 243. То же УМГБ по Тюменской области, 18.IX.1950.
71. Там же, д. 552, л. 63.
72. Там же, д. 547, л. 25. Докладная записка МВД Удмуртской АССР, 14.VI.1950; л. 11об. -12. То же Коми АССР, 17.V.1950; л. 32 - 33. То же Якутской АССР, 30.V.1950.
73. Там же, д. 547, л. 206, 215. То же по Новосибирской области, 9.I, 6.VI.1950; л. 97. То же по Иркутской области, 18.V.1950; л. 168. То же по Читинской области, 7.V. 1950; л. 112 - 113. То же по Молотовской области, 15.V.1950.
74. Там же, л. 11, 11об. То же МВД Коми АССР, 17.V.1950; л. 113. То же по Молотовской области, 15.V.1950; л. 163. То же УМВД по Челябинской области, 17.V.1950; л. 64. То же по Хабаровскому краю, 10.VI. 1950.
75. Там же, л. 213. То же по Новосибирской области, 6.VI.1950; л. 40 - 41. То же по Красноярскому краю, 13.V.1950; л. 112. То же по Молотовской области, 15.V.1950; л. 133. То же по Омской области, 26.V.1950.
76. Там же, л. 112, 162, 133.
77. Там же, л. 215. То же по Новосибирской области, 6.VI.1950.
78. Там же, л. 216, 226, 224.
79. Там же, л. 223 - 227, 244. То же по Новосибирской, Тюменской обл., 18.IX.1950.
80. Там же, л. 223 - 227.
81. Там же, л. 201 - 202, 223 - 227, 214. То же по Новосибирской области, 9.I, 18.IX, 6.VI.1950.
82. Там же, л. 215, 124. То же по Омской области, 12.V.1950; Из истории немцев Казахстана, с. 181.
83. ГАРФ, ф. 9479, оп. 1, д. 547, л. 199, 221.
84. См., например: там же, д. 834, л. 248. Справка МВД Узбекской ССР, 19.I.1956.
85. Там же, л. 68. Протокол оперативного совещания в 3-м спецотделе МВД СССР и начальников спецотделов МВД Казахской и Коми АССР, УМВД Красноярского края, Кемеровской и Новосибирской областей, 17.XI.1954.
86. Там же, д. 950. Докладные записки органов МВД за 1957 год.
87. Там же, д. 949, л. 11 - 12. Перечень указов президиума Верховного совета СССР и постановлений Совета министров СССР по спецпоселениям.
88. Раскулаченные крестьяне, сосланные в отдаленные районы страны на "трудпоселение".
89. ГАРФ, ф. 9479, оп. 1, д. 60, л. 74. Докладная записка Кольского ИТЛ и строительства N 33 НКВД СССР за 2-е полугодие 1940 года.
90. Там же, л. 173. Доклад о состоянии трудпоселков в Читинской области за 2-е полугодие 1940 года.
91. Там же, д. 74, л. 47. Докладная записка о состоянии трудссылки за 1-е полугодие 1941 г.; д. 183, л. 242. Докладная записка НКВД Казахской ССР, 12.IV.1944.
92. Там же, д. 74, л. 30. Справка о настроениях спецпереселенцев за II квартал 1941 года.
93. MISUINAS R.J., TAAGEPERA R. The Baltic states. Years of dependence, 1940 - 1990. Berkeley-Los Angeles. 1993, p. 70.
94. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 598, оп. 1, д. 2, л. 6; ГАРФ, ф. 9478, оп. 1, д. 117, л. 47 - 48.
95. РГАСПИ, ф. 82, оп. 2, д. 155, л. 34. Н. Каротамм - В. М. Молотову, 12.X.1943.
96. ГАРФ, ф. 9478, оп. 1, д. 352, л. 69. Докладная записка НКВД СССР, 3.VIII.1945; д. 445, л. 210 - 211. Докладная записка о борьбе с бандпроявлениями в Литовской ССР за 1-е полугодие 1945 года.
97. РГАСПИ, ф. 600, оп. 1, д. 3, л. 44 - 45.
98. Спецконтингент "власовцы" включал советских граждан, служивших в гитлеровских вооруженных формированиях, включая "РОА" ("Армия Власова"), национальные легионы и полицию.
99. ГАРФ, ф. 9479, оп. 1, д. 471, л. 24 - 25. Докладная записка УМВД по Красноярскому краю, 1.VIII.1949.
100. Лица, отправленные на спецпоселение на основании указов Верховного совета СССР от 21 февраля 1948 г. и 2 июня 1948 г. "О выселении в отдаленные районы лиц, злостно уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве и ведущих антиобщественный паразитический образ жизни".
101. ГАРФ, ф. 9479, оп. 1, д. 472, л. 17 - 18. Докладная записка МВД КФССР, 17.XII.1949; л. 39. То же УМВД по Красноярскому краю, 17.XII.1949; л. 186. То же по Молотовской области. 22.XII.1949.
102. Там же, л. 107. То же по Иркутской области. По состоянию на 1.I.1950.
103. Там же, д. 265, л. 124. То же МВД СССР, 15.XII.1946.
104. БЕЗУГОЛЬНЫЙ А. Ю. Ни войны, ни мира. Положение на советско-турецкой границе и меры советского руководства по предотвращению турецкой угрозы в первый период Великой Отечественной войны. - Военно-исторический архив, 2003, N 5, с. 58, 64 - 65; СССР и Турция. 1917 - 1979. М. 1981, с. 177, 182.
105. ГАРФ, ф. 9479, оп. 1, д. 547, л. 212. Докладная записка УМВД по Новосибирской области, 6.VI.1950.
106. Там же, д. 168, л. 85. То же УНКВД Талды-Курганской области, 24.VII.1944; л. 245. То же Ошской области, 2.VII.1944; л. 171. То же НКВД Киргизской ССР. По состоянию на 1.VII.1944.
107. ДЕГОЕВ В. В. Большая игра на Кавказе. М. 2001, с. 313; КИНЯПИНА Н. С., БЛИЕВ М. М., ДЕГОЕВ В. В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. М. 1984, с. 148, 153- 158, 191 - 207; КАТЫШЕВА М. Уроки чеченского... Сб. материалов. Ч. 1. Мичуринск. 2006, с. 10.
108. ИОНГЛ. Пятая колонна в Западной Европе. М. 2004, с. 166 - 167; НЕКРИЧ А. Наказанные народы. - Родина, 1990, N 6, с. 32.
109. САБАНЧИЕВ Х.-М. А. Возвращение на Родину. М. 2007, с. 7.
ПО. ВЕРТ А. Россия в войне. 1941 - 1945. М. 2003, с. 114; Большевик (Энгельс), 30.VIII.1941.
111. Известия, 26.VI.1946.
112. Ликвидированы: Калмыцкая АССР, Чечено-Ингушская АССР и Карачаевская АО; преобразованы: Кабардино-Балкарская АССР - в Кабардинскую АССР, Крымская АССР - в Крымскую область; изменились внешние границы РСФСР и Грузинской ССР, административные границы ряда регионов РСФСР, названия многих населенных пунктов в местах выселений.
113. CONQUEST R. The nation killers. Lnd. 1970, p. 11.
114. Родина, 1990, N 6, с. 32; ЗУБКОВА Е. Ю. Прибалтика и Кремль. 1940 - 1953. М. 2008, с. 205, 255.
115. ЛААР М., ВАЛК Х., ВАХТРЕ Л. Очерки истории эстонского народа. Таллинн. 1992, с. 182; O'CONNOR K. The history of the Baltic states. Westport-Lnd. 2003, p. 122; 3EMCKOB B.H. Проблема советских перемещенных лиц. В кн.: Россия в XX веке: Война 1941 - 1945 годов: современные подходы. М. 2005, с. 514 - 515, 524.
116. Канада до 1947 г. являлась британским доминионом.
117. CONRAT M., CONRAT R. Executive order 9066. San Francisco. 1972; ROBINSON G. By order of the president. Harvard. 2001; SUNAHARA A.G. The politics of racism. Ottawa. 2000; KNIGHT R., KOIZUMI M. A man of our times. Vancouver. 1976.