«Тех, кто пытался выбраться из пекла, забивали насмерть»

Мало кто знает, что трагические события в Одессе 2 мая 2014 года стали почти буквальным повторением одного из мрачных эпизодов Первой русской революции — массового побоища в Томске в октябре 1905 года. Почему местные власти допустили кровавые столкновения либералов с «патриотами»? Сколько людей погибло тогда в пламени сгоревших зданий и кто первым начал стрелять? Чем история Томского погрома поучительна для нынешней России? Обо всем этом «Ленте.ру» рассказал доктор исторических наук, профессор Новосибирского государственного университета, заведующий сектором истории второй половины XVI — начала XX века Института истории Сибирского отделения РАН, автор недавно вышедшего в издательстве «Параллель» второго издания книги «Томский погром 20–22 октября 1905 года» Михаил Шиловский.

Михаил Шиловский: Сравнить их, конечно, можно. И хотя это действительно похожие события, но они существенно разносятся по времени, по территории и по развитию ситуации. В Томске в октябре 1905 года главную роль сыграл фактор Первой русской революции, некомпетентность и беспомощность местных властей и их силовых органов, постоянно отступающих под давлением то одних городских сообществ, то противостоящих им.

Что касается событий в Одессе 2 мая 2014 года, то, как мне представляется, они стали возможны за счет самоорганизации одной силы (кстати, называвшей себя, как и в Томске, «истинными патриотами») через социальные сети. Хотя и в Томске в октябре 1905 года активно использовали новые для того времени формы информирования и агитации — телефонную связь, листовки и прокламации, а также непрерывную митинговую активность. Достаточно сказать, что накануне этих трагических событий в Томском городском театре (театре Королева) ежедневно проходили либерально-радикальные митинги.

Иными словами, подоплека и суть томских и одесских событий могли в чем-то сходиться, а в чем-то различаться, но в обоих случаях финал был ужасен: десятки людей оказались заблокированными в здании, подожженном затем их противниками. И в Томске 1905 года, и в Одессе 2014 года всех пытавшихся выбраться из горячего пекла насмерть забивали на месте. Жертвами Томского погрома стали представители протестующей передовой общественности, которых пять лет назад в Одессе назвали бы сторонниками «оранжевой революции».

Во-первых, термин «черносотенцы» в ситуации октября 1905 года не очень корректен. Первые подобные структуры в России оформились лишь в конце 1905 года. Известно, что Николай II был категорическим противником создания провластных общественных организаций и партий. Во-вторых, в своей книге на основе документов я развенчиваю старые советские мифы, в том числе и этот. Нет никаких документальных свидетельств о том, что томский губернатор и местный архипастырь стремились к такому жуткому финалу.

Их было много. Во-первых, это поражение в Русско-японской войне 1904-1905 годов, когда Сибирь впервые оказалась тылом действующей армии. Во-вторых, частично связанная с этим резкая радикализация русского общества. В-третьих, подобная ситуация привела к формированию фактического двоевластия в Томске. С одной стороны, действовали прежние местные органы государственного управления Российской империи: губернатор, полицмейстер, начальник гарнизона и военный комендант. С другой стороны, выборные органы городского самоуправления (прежде всего городская дума) сразу резко заявили о себе и потребовали еще больше полномочий.

Да, но тут стоит упомянуть некоторых героев этой драмы. Губернатор Всеволод Азанчевский-Азанчеев приехал в Томск лишь в апреле 1905 года и не успел разобраться в специфике управления огромного края. Судя по его дальнейшему поведению, ему катастрофически не хватало опыта государственной службы. В 1902-1905 годах он был саратовским, а потом и харьковским вице-губернатором, а до этого предводителем уездного дворянства в Московской губернии. Видимо, его назначение свидетельствовало о кадровом дефиците управленцев подобного уровня и падении престижа власти, тем более в условиях тяжелой войны с Японией и разворачивающейся революции.

К тому же незадолго до этого скончался прежний томский полицмейстер, вместо которого назначили змеиногорского уездного исправника Павла Никольского, не имеющего опыта руководства правоохранительной структурой крупного губернского города.

Да, по итогам выборов 1902 года гласными (говоря современным языком, депутатами) городской думы избрали не только местных предпринимателей, но и выходцев из новых средних городских слоев (разночинцев, докторов, адвокатов, железнодорожных инженеров), в среде которых активно распространялись радикальные политические настроения, а городским головой (он избирался думскими гласными) впервые после купцов стал врач Алексей Макушин. Неслучайно во время судебного процесса 1909 года местные черносотенцы этот состав думы именовали «интеллигентным». Кстати, во время Томского погрома в октябре 1905 года дом Макушина разъяренная толпа разгромила, а самому ему вместе с семьей едва удалось спастись.

Этот процесс начался еще раньше, и он стал закономерным следствием всей предшествующей политики царской администрации. Тогда в России происходил постепенный слом прежних сословных перегородок и активное формирование элитарной и особенно разночинной интеллигенции — наиболее динамичной и мобильной части российского общества. Она была крайне недовольна неуступчивостью самодержавия в вопросе предоставления политических прав и свобод.

Поэтому я соглашаюсь с коллегами, считающими Первую русскую революцию по своей природе интеллигентской. Но для достижения своих целей интеллигенция нуждалась в массовой опоре в среде горожан. Как это обычно бывает, таковой стала учащаяся молодежь — прежде всего студенты.

После расстрела властями мирной демонстрации в Санкт-Петербурге 9 января 1905 года ожесточение против власти многократно усилилось. По всей России прокатилась волна антиправительственных выступлений, которые зачастую имели кровавый исход. В Томске подобная студенческая манифестация произошла 18 января 1905 года. Финал был закономерен: протестующую толпу жестоко разогнали войска и полиция, хотя участники шествия во время столкновений тоже отбивались ломами, кольями и лопатами. Сами понимаете, это событие лишь способствовало нагнетанию общественного напряжения в городе. 

Да, местные жители до сих пор называют его «сибирскими Афинами». В начале XX века это был не только крупный административно-торговый город, но и центр сосредоточения студенческой молодежи. К 1905 году там существовал первый в Сибири университет, технологический институт (его открыли в процессе строительства Транссибирской железной дороги), реальное и коммерческое училища, духовная семинария, воспитанники которой активно участвовали в уличных протестных акциях.

Самую непосредственную. С началом Русско-японской войны личный состав гарнизона Томска отправили воевать в Маньчжурию. В 1905 году он насчитывал десять рот 4-го запасного батальона 8-го Томского пехотного полка (около 2,5 тысячи военнослужащих), размещенных в казармах военного городка в центре города, невдалеке от места будущей трагедии.

Его контингент в основном состоял из призванных в армию новобранцев и резервистов, дожидавшихся демобилизации в связи с окончанием в августе 1905 года Русско-японской войны. Причем из них 83 процента составляли малограмотные крестьяне, не отличавшиеся воинской дисциплиной и служебным рвением. После подписания мирного договора с Японией эти солдаты, ожидавшие демобилизации и стремившиеся поскорее вернуться домой, часто вступали в стычки с железнодорожниками.

Во-первых, пропускная способность недавно построенной магистрали не позволяла провозить в европейскую часть страны огромное число воинских эшелонов. Во-вторых — и это главное, участие сибирских железнодорожников в Октябрьской всеобщей политической стачке окончательно парализовало Транссиб.

Поэтому во время событий на Ново-Соборной площади Томска 20 октября 1905 года значительная часть рядового состава (особенно из красноярской казачьей сотни) откровенно бездействовала и даже обстреливала осажденных на крышах горящих зданий театра Королева и Управления Сибирской железной дороги. Хотя некоторые офицеры пытались спасти людей, оказавшихся в огненном аду.

Тем более в здании Управления Сибирской железной дороги в тот день было особенно многолюдно — многие железнодорожники пришли в кассу получить месячное жалованье.

В этом особый трагизм той истории. Основную часть пострадавших от погрома 20–22 октября 1905 года составили железнодорожные служащие, не имевшие никакого отношения к политическому противостоянию, развернувшемуся в эти дни на улицах Томска. Из 69 убитых, умерших от ран и пропавших без вести установили личности 66 человек. Из этого количества железнодорожные служащие составили 38 человек (59 процентов), студенты — восемь (12,1 процента), прочие — 20 человек, в том числе четыре мещанина и два крестьянина.

И хотя на судебном следствии в 1909 году численность погибших официально определили в 57 человек, мы до сих пор не знаем точного количества жертв. Возможно, часть убитых и сгоревших заживо в результате погрома погребли безымянными, других похоронили на кладбищах пригородных селений, а иных родственники увезли для погребения за пределы города, не дожидаясь официальной процедуры опознания.

В книге обо всем этом очень подробно сказано. Томская трагедия стала результатом столкновения либеральной и радикально-революционной общественности (интеллигентов, студентов, судейских служащих, железнодорожников), многие представители которой желали свержения существующей власти, и противостоящих им представителей охранительно-обывательских кругов (мещан, извозчиков, лабазников).

Если говорить кратко, то события развивались так. 13 октября 1905 года по всей России началась всеобщая политическая стачка. Утром 15 октября бастующие железнодорожники и примкнувшие к ним учащиеся средних учебных заведений Томска попытались провести митинг в одном из корпусов технологического университета, но полиция закрыла все двери.

Тогда толпа хлынула на улицу и устремилась к реальному училищу, к мужской и женской гимназиям, чтобы сорвать учебные занятия и там. По пути следования этой демонстрации полиция и казаки попытались ее разогнать, действуя жестко, но неуклюже. В результате несколько десятков протестующих укрылись в Бесплатной библиотеке, где устроили митинг. Полицейские, казаки и жандармы взяли здание в осаду.

К полудню по городу поползи слухи, что полицейские и казаки избили детей. Одни родители в панике принялись названивать городскому голове Макушину с требованием что-то предпринять, другие, числом в несколько сотен человек, вечером собрались возле городской думы, чтобы лично выразить свое негодование полицейским произволом. Сначала, после разговора с Макушиным, губернатор пригрозил, что протестующих в любом случае «всех отведут в тюрьму», но к 23.00, после переговоров с наиболее авторитетными гласными городской думы, он нехотя согласился снять оцепление со здания Бесплатной библиотеки.

Наоборот, после этого Томск окончательно погрузился в митинговую стихию. 18 октября демонстрация забастовщиков сорвала занятия в мужской гимназии, выломав там входные двери, а также в коммерческом училище на Воскресенской горе. В ответ толпу жестоко разогнали казаки и нижние чины Томского пехотного батальона. Избиение протестующей молодежи случилось прямо напротив здания окружного суда, сотрудники которого укрыли у себя некоторых манифестантов, заодно потребовав у городского головы Макушина немедленного расследования этого инцидента.

Когда в Томск пришло известие о манифесте Николая II от 17 октября, который многие в стране восприняли как объявление конституции, местное начальство совсем растерялось. Под напором общественного мнения губернатор согласился уволить городского полицмейстера и позволить под эгидой городской думы организовать вооруженный отряд городской охраны.

Да, к вечеру 19 октября уровень социального напряжения в городе достиг небывалого предела.

Мало кто теперь вспоминает, что царский манифест от 17 октября не только воодушевил тогдашних либералов и радикалов, но и парадоксальным образом способствовал консолидации вокруг власти молчавших до тех пор охранительно-верноподданнических (или патриотических, как их тогда тоже называли) слоев населения.

Либералы и радикалы обычно сводили весь манифест к его первому пункту, где обещалось «даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов». Но многочисленные обыватели, уставшие от дестабилизации привычных устоев повседневной жизни и терявшие заработок из-за непрерывных забастовок, обратили внимание на последнее предложение царского воззвания. Там говорилось следующее: «призываем всех верных сынов России вспомнить долг свой перед Родиной, помочь прекращению этой неслыханной смуты и вместе с Нами напрячь все силы к восстановлению тишины и мира на родной земле».

Мне трудно сказать, в этом ли заключалась цель, но именно в таком контексте восприняли текст манифеста благонадежные обыватели по всей России, в том числе и в Томске. Тем более скоро для них нашелся подходящий повод проявить себя — 20 октября в России отмечалась очередная годовщина восшествия Николая II на престол.

Помимо мещан, лабазников, извозчиков, о которых я уже говорил, это были некоторые крестьяне из окрестных сел и деревень, чьей торговле в городе революционеры и стачечники прямо противодействовали. Еще к ним примыкала совсем специфическая категория людей — так называемые «сахалинцы».

Да, поскольку по Портсмутскому миру южная часть острова отошла Японии, каторгу там закрыли, а ее контингент разбрелся по всей Сибири, в том числе оказался и в Томске. Это были лихие люди, которые вели, как бы сейчас сказали, асоциальный образ жизни.

Попросту говоря, уголовники?

Да. Но что поразительно, на фоне непрерывной революционной волны «патриотическая» общественность Томска проявила потрясающую способность к самоорганизации. Утром 20 октября в городе началось многотысячное торжественное шествие к недавно построенному Троицкому собору — с хоругвями, песнопениями и портретами Николая II.

Они узнали о нем явочным порядком. Организаторы демонстрации предупредили о готовящемся мероприятии губернатора и полицмейстера по телефону, но власти почему-то никаких мер по сопровождению манифестации вплоть до начала стрельбы в центре города не предприняли.

Я считаю, что первыми стали стрелять по «патриотической» демонстрации революционные дружинники из городской охраны, набранные преимущественно из числа студентов.

Во-первых, если верить донесению одного из руководителей Сибирской железной дороги князя Трубецкого, дружинники выстрелили в ту часть толпы, которая набросилась на них с палками. Во-вторых, перед этим манифестанты забили насмерть студента, не снявшего шапку перед портретом императора и якобы плюнувшего в его сторону. Затем по пути на Ново-Соборную площадь участники верноподданнического шествия растерзали еще как минимум трех человек.

Столкновения рядом со зданиями театра, где шли постоянные революционные собрания, и железнодорожным управлением, начались после полудня, когда дружинники сделали первые выстрелы. Видимо, они стремились успокоить толпу, но тем самым, наоборот, только ее разозлили. И потом началась эскалация конфликта.

Хороший вопрос. Думаю, здесь можно говорить о типичной некомпетентности. Когда столкновения уже начались, местное начальство совершило две грубейшие ошибки. Во-первых, по указанию губернатора к площади прибыли военные (рота местного гарнизона и казачья сотня), но вместо разведения сторон они изготовились для стрельбы по революционным дружинникам. Видимо, губернатор и его подчиненные считали, что именно от них исходит главная опасность. Воодушевившись этим, озлобленные демонстранты загнали забастовщиков в здание железнодорожного управления, где, как я уже говорил, находилось, несколько десятков людей, ни имеющих ни малейшего отношения к гражданскому противостоянию в городе.

Во-вторых, оцепив место конфликта войсками и не позволив дружинникам улицами и дворами скрыться от толпы, возбужденной первой кровью, местные власти допустили вторую фатальную ошибку. В результате десятки людей оказались блокированными в здании железнодорожного управления. Надо признать, что некоторые из них тоже вели себя неадекватно, обстреливая из окон и с крыши войска и демонстрантов. Это тоже спровоцировало дальнейший разгул насилия. Корреспондент газеты «Сибирская жизнь» писал в те дни, что «на площади толпа начала избивать всех, кто в студенческой форме и кто походил на студента».

Сначала манифестанты, не встречая сопротивления войск, ворвались на первый этаж Управления Сибирской железной дороги, разбили там все стекла и заодно разгромили находящуюся там пивную Рейхзелигмана. После 17.00 осаждавшим, согревающимся возле разведенных прямо на площади костров, пришла мысль поджечь здание. Когда туда приехали пожарные, толпа принялась их избивать и перерубать рукава для подачи воды. Потом огонь перекинулся на рядом стоящие помещения городского театра и пенсионной сберегательной кассы.

Их беспощадно убивали и грабили. Это подтверждают показания всех очевидцев и свидетельства официальных лиц, включая полицмейстера и губернатора. В книге об этом есть множество воспоминаний. Одна женщина писала: «Толпа спасшуюся жертву немедленно терзала, били дубинами, железками, гирями, а также наносили удары ножами, кинжалами». Другой очевидец так описывает события: «Трупы убитых были обезображены до неузнаваемости и обобраны до нитки, кроме того, у некоторых трупов у рук были обрезаны пальцы, на которых были золотые кольца». Одному студенту, попавшему к казакам, повезло немногим больше — его оставили в живых, но отрезали язык.

На закате Российской империи слово «погром» обычно ассоциировалось с массовыми избиениями евреев. В книге вы пишете, что к 1905 году в Томске проживало около четырех тысяч евреев, оказавшихся вне черты оседлости. Играл ли антисемитский фактор какую-нибудь роль в кровавых событиях в Томске 20 октября?

Нет, и в книге обо всем этом подробно написано. Тогда гнев толпы был обращен против студентов и железнодорожных служащих. Антисемитские настроения проявились на второй день погрома, когда толпа принялась громить еврейские лавки и магазины и избивать евреев как главных агитаторов революционных митингов. Кстати, по числу жертв бойня в Томске в 1905 году превзошла печально известный Кишиневский погром 1903 года.

Перед антиеврейскими беспорядками в городе 21 октября «патриотическая» демонстрация с портретами Николая II, с «четырьмя национальными флагами, при пении народного гимна», двинулась к резиденции губернатора, с балкона которой он и епископ Макарий «больше часа уговаривали толпу успокоиться, разойтись и обратиться к мирным занятиям». Но их уже никто не слушал. Лишь на следующий день военные патрули с большим трудом восстановили порядок в городе.

Я думаю, из Томского погрома 1905 года можно сделать два вывода. Во-первых, он стал кровавой и радикальной реакцией социальных низов (дна традиционного общества), сопротивляющихся неизбежным процессам модернизации во всех сферах жизни. Выразителями модернизационных процессов в Российской империи начала XX века зачастую выступали студенты и железнодорожные служащие, а также евреи, немцы и поляки (именно они нередко работали в новых отраслях промышленности и сферах деятельности).

Для некоторых слоев тогдашнего российского социума железнодорожные и студенческие шинели считались ненавистным символом происходящих перемен, нарушающих привычный жизненный уклад. Но вот что важно отметить. Во время суда в 1909 году и прокурор, и присяжные поверенные отметили в действиях погромщиков сочетание уголовно-корыстных и политических мотивов, но никак не религиозно-национальных.

Во-вторых, трагедия в Томске наглядно продемонстрировала, к чему приводит анархия и вседозволенность при отсутствии гражданского общества и его институтов. Я напомню, что после царского манифеста от 17 октября по всей России прокатилось около 657 погромов, в том числе и с жертвами (хотя и не с такими, как в Томске). Например, в Твери в день объявления манифеста погромщики разграбили здание местной земской управы (тверское земство традиционно имело репутацию самого либерального в России), избив и покалечив несколько десятков людей.

Это могло быть как следствием его низкой административной квалификации, так и стремлением руками «патриотической» общественности хоть как-то обуздать радикалов и примкнувших к ним левых либералов, импровизированным штабом которых стала городская дума. Вряд ли Азанчевский-Азанчеев всерьез намеревался устроить в городе побоище (в итоге Томский погром стоил ему карьеры), но в тот день он явно утратил контроль за развитием событий, превратившись в их рядового участника.

В итоге та же самая власть, от которой совсем недавно ждали хотя бы незначительных уступок обществу и которая над ним пыталась возвыситься незыблемой скалой, в решающий момент разгула уличной стихии внезапно оказалась совершенно растерянной, проявила полную беспомощность, неэффективность и нерешительность. И это можно сказать не только о томском губернаторе. Вся громадная административная машина Российской империи, начиная от Николая II, так и не восприняла сигнал от общества, что дела в государстве складываются неблагополучно, что нужны серьезные перемены.

Во-первых, надо исходить из того, что гражданское общество у нас до сих пор находится в процессе формирования. Во-вторых, чтобы ничего, подобного Томскому погрому, у нас в стране никогда не повторилось, надо сделать так, чтобы власть и общество научились друг с другом цивилизованно общаться. Государству нужно перейти к диалогу с обществом, чтобы разрешать проблемы до того, как они перейдут в стадию открытого конфликта. Различным стратам нашего общества тоже необходимо научиться взаимодействовать не только с властью, но и между собой.

Но первое слово тут за государством: не стоит ему уповать на укрепление своих карательно-силовых структур вроде Росгвардии или ОМОНа, нужно создавать действенные механизмы мониторинга общественных настроений и диалога с гражданами. Неумение и нежелание разговаривать, общаться — это именно то, что в начале XX века ввергло Россию в пучину революционного хаоса. Вот об этом сейчас и следует всем помнить.