Проблема Данцига и польского коридора в германо-польских отношениях в 1929—1933 гг.

Автор: Зубачевский Виктор Александрович — профессор кафедры всеобщей истории, социологии и политологии Омского государственного педагогического университета, доктор исторических наук, профессор (г. Омск. E-mail: zubachevskiy@mail.ru) 
Источник: Опубликовано в ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКОМ ЖУРНАЛЕ №7 (2015г), страницы: 14-19, https://elibrary.ru/item.asp?id=23686053 
Издательство: "Редакционно-издательский центр" Министерство обороны РФ (Москва) ISSN: 0321-0626
На фото: Польский коридор 1919-1939
Автор иллюстрации выше: Иван Ожерельев, лицензия

Анализ Версальско-Вашингтонской системы показывает: «миротворцы» в Париже немало сделали для того, чтобы создать в Европе очаги новых конфликтов. Наглядный пример — их подход к решению вопроса о выходе Польского государства к морю. Польша получила 62 проц. территории Западной Пруссии (Поморья) в форме сужающегося к морю Польского (Данцигского) коридора. Данциг (Гданьск) с округом стал «вольным городом» под управлением Лиги наций с предоставлением в нём Польше определённых прав.

По мнению германских правящих кругов, геополитическая трансформация региона превратила его в слабейшее звено Версальско-Вашингтонской системы и показатель состояния отношений между Германией, Польшей, западными державами и СССР.

В начале 1930 года немецкие националисты развернули кампанию в связи с 10-летием «отторжения» Данцига и Западной Пруссии от Германии. Пресса освещала митинг, прошедший в Данциге, на котором бургомистр Гамбурга выступил за изменение восточной границы Германии, используя право немцев «отторгнутых территорий» на самоопределение (1).

В официальных отношениях с Польшей германское правительство под нажимом западных держав решало спорные экономические вопросы, связанные с «таможенной войной» и ликвидацией части немецкой собственности в Польше. 31 октября 1929 года оно подписало ликвидационное соглашение (взаимный отказ от финансовых претензий), 17 марта 1930 года — торговый договор. Ратификации документов противодействовала националистическая оппозиция (2). Но, как писал в мемуарах германский министр иностранных дел Ю. Курциус, договор и соглашение были подписаны для ускорения так называемой эвакуации Рейнской области (вывода из неё иностранных войск), приведя к отсрочке в официальных требованиях ревизии германо-польской границы (3).

В Польше отношение к соглашениям с Германией было неоднозначным, что объяснялось политической борьбой партий в условиях кризиса. «Санационный» режим Ю. Пилсудского опирался на помещичье-буржуазные круги, у которых были экономические интересы в отошедших к Польше по Рижскому миру украинских и белорусских землях, и по сути не препятствовал усилению Германии, надеясь в будущем на германо-польский поход против СССР.

Вместе с тем Польша нуждалась в экономических связях с не пострадавшим от кризиса советским рынком. Выражавшая интересы значительной части деловых кругов Национально-демократическая партия (эндеки) выдвигала требование нормализации отношений с СССР (4).

Эндеки считали, что ратификация германо-польских соглашений будет «лить воду на мельницу антипольской пропаганды в Поморье». Рупор эндеков «Gazeta Warszawska» опубликовала серию статей с предложениями улучшать польско-советские отношения. «Бесцельные авантюры на Востоке», планы «раскола России» путём создания «польско-украинской федерации» с помощью Германии подвергались критике потому, что такое «соглашение возможно только за счёт западных провинций Польши». Особую тревогу эндеков вызвал вывод французских войск в июне 1930 года из Рейнской области. В июле «Gazeta Warszawska» в статье «Оборона Поморья и мир» отмечала: «Первая линия окопов, защищающая Поморье и европейский мир, отдана без борьбы… В первую очередь надо показать противникам и друзьям: Польша в вопросе Поморья никаких уступок не сделает… Против попыток ревизии германо-польской границы есть только один способ: подготовка к войне на нашей западной границе» (5).

Ранее полпред СССР в Варшаве в 1924—1927 гг. П.Л. Войков, описывая частную беседу с лидером эндеков Р. Дмовским, отмечал «уверенность Дмовского в том, что с нами можно жить в добрососедских отношениях» (6). В Германии проявились признаки политического кризиса, выход из которого правящие круги видели в упразднении буржуазной демократии. Формирование в марте 1930 года кабинета Г. Брюнинга упрочило позиции сторонников политики реванша.

Эвакуация войск союзников из Рейнской области вызвала определённые надежды в Веймарской республике и Данциге, а визит в «вольный город» крейсера «Кёльн» в июне 1930 года стал для его жителей демонстрацией «укрепления отношений между Германией и Данцигом». Власти Данцига и Гинденбург обменялись приветственными телеграммами (7). Газета «Kölnische Zeitung» заявила 15 июля: «После решения рейнской проблемы центром европейской политики станет вислинская проблема».

Германский посланник У. Раушер сообщил полпреду в Варшаве В.А. Антонову-Овсеенко: «Все, что делает Германия в отношении Данцига и Коридора, имеет целью оттянуть время, ослабить темп польского натиска для того, чтобы не дать полякам окончательно полонизировать Коридор. Вы не знаете, сколько нам стоит этот Данциг. Мы уже много денег всадили в поддержку Данцигских верфей» (8).

10 августа в связи с 10-й годовщиной плебисцита в Восточной и Западной Пруссии у рейхстага состоялась националистическая манифестация. Перед её участниками выступил с речью министр «оккупированных территорий» Г. Тревиранус. Он говорил о «расчленённом районе Вислы… и отчаянном положении Данцига», о том, что «из горечи разлуки с нашим Востоком растут силы» для борьбы за его освобождение (9).

Польша ограничилась устным протестом на речь Тревирануса, желая избежать официальной дипломатической переписки, но антигерманские выступления в стране достигли большого размаха. Например, на митинге в Варшаве политика Германии была названа «политикой лжи», звучали призывы к борьбе за «польский Гданьск». Польская печать писала о необходимости солидарности политических партий в противовес «единству политических партий в Германии по вопросу границ с Польшей». К началу сентября 1930 года, констатировал историк из ФРГ Х. Роос, ссылаясь на приватное мнение дипломата А. Высоцкого, Пилсудский считал, что «гданьский вопрос может быть решен только польским армейским корпусом» (10).

В польском генштабе формировалась концепция интервенции против Данцига для предотвращения с его стороны саботажа, который был летом 1920 года. Ранее президент данцигского сената (правительства) Г. Зам обратил внимание на важную роль Данцига в случае новой советско-польской войны (11).

Антипольская кампания лета 1930 года повлияла на итоги сентябрьских выборов в рейхстаг. Успех нацистской партии (НСДАП получила в 8 раз больше голосов, чем на выборах в рейхстаг 1928 г.) сказался на настроениях немцев, проживавших на территориях, отошедших от Германии по Версальскому миру. Немецкий национально-социалистический союз в Польше, созданный в 1921 году в Верхней Силезии, численность которого до 1930 года составляла не более 300 человек, переименовали в Младогерманскую партию в Польше. Она начала деятельность и за пределами Верхней Силезии (12).

Нацисты маскировали внешнеполитические замыслы заявлениями о том, что их внимание поглощено вопросами внутренней политики. Польские правящие круги недооценивали угрозу Польше, которую создаст приход нацистов к власти. Официальная польская газета «Gazeta Polska» в статье «От Штреземана (13) к Гитлеру» 9 сентября 1930 года писала: «Ревизия восточных границ является только одним из многих пунктов программы немецких национальных социалистов… В победном марше Гитлера проблема восточных границ представляется сравнительно малозначащим вопросом в сравнении с обращённым против бывших союзников боевым фронтом. Гитлер это скорее “Дранг нах Вестен”, чем “Дранг нах Остен”».

Экономический кризис и успех фашистов на выборах в рейхстаг позволили НСДАП на выборах в фолькстаг (парламент) Данцига в ноябре 1930 года получить 16,7 проц. голосов избирателей (в 1927 г. — 1,7 проц.). Выросла численность нацистской организации Данцига, отрядов СА и СС. В феврале 1931 года у нацистов в Данциге появился свой печатный орган — газета «Der Vorposten», девизом которой стал лозунг: «Назад в рейх». После выборов лидер данцигских националистов Э. Цим провёл переговоры с руководителем фракции нацистов в рейхстаге Г. Герингом о формировании правительства с участием нацистов. В январе 1931 года было сформировано правоцентристское правительство (сенат) Данцига, опиравшееся в фолькстаге на поддержку НСДАП. Президентом сената стал Цим (14).

Таким образом, на рубеже 1930—1931 гг. оформилось реваншистское антипольское направление политики Германии. Назначенный в январе 1931 года польским посланником в Берлин А. Высоцкий констатировал реваншистские настроения в правящих кругах Германии (15). На реваншистские позиции перешёл даже В. Рейнбабен, бывший помощник министра иностранных дел Г. Штреземана. В статье «Германия и Польша. 12 тезисов для политики ревизии», опубликованной журналом «Europäische Gespräche» («Европейские беседы»), он заявил о том, что Польше надо сказать: «Вы должны нам возвратить Коридор и все остальное». Рейнбабен обвинил Варшаву в «полонизации» Коридора и Данцига, потребовал «пересмотра восточных границ… в рамках новой международной акции» (16). Правда, Германия официально не выдвигала лозунг реванша, её министр Г. Тревиранус пропагандировал реваншистские идеи, а глава МИДа Ю. Курциус выступал за переговоры о пересмотре границ.

Германия стремилась обеспечить поддержку зарубежного общественного мнения требованиям о «мирной» ревизии своей восточной границы, выдвигая проекты компенсации польских интересов. Курциус в письме от 17 марта 1931 года германскому послу в Лондоне К. Нейрату детализировал германские предложения о ревизии границ. Мотивируя необходимость возвращения Коридора рейху его «историческими правами», он предложил решить проблему, предоставив Польше «привилегированный транзит» к морю, порт в данцигской бухте и «вольные гавани» в германских портах (17). 

Прогерманской позиции западных держав способствовал геополитический аспект германской пропаганды. Немецкий геополитик К. Хаусхофер писал: ≪Данциг, Мемель (Клайпеда), Верхняя Силезия уже стали... замаскированными кондоминиумами... Как возникают ныне границы кондоминиума, можно показать... на примере... линии Керзона между Советами и Польшей≫ (18). 

По его мнению, период геополитического переустройства не закончился с мировой войной, а начался: фальсификации ≪со стороны Промежуточной Европы... польской, чешской... были оплачены территориальными расширениями... политико-географическая неосведомлённость таких мужей, как Ллойд Джордж и Вильсон, вошла в поговорку≫ (19). 

Хаусхофер выступал за русско-германское геополитическое сотрудничество, напомнив, что британские геополитики в 1919 году предлагали переселение немцев ≪из Восточной Пруссии на запад от Вислы... чтобы Германия и Россия,., не имели общих границ≫ (20). Прогерманские настроения в правящих кругах Англии, США и отчасти Франции определялись стремлением направить экспансию Германии на восток, против СССР. Подобные планы отражены во многих статьях, брошюрах и книгах о проблеме Данцига и Коридора.

Так, французский историк Р. Мартель заявлял: поскольку кашубы (потомки древних поморян, живущих на побережье Балтийского моря) не являются поляками, передача Польше Коридора без плебисцита была неправомерна (21).

С начала 1931 года обстановка в Данциге и вокруг него стала обостряться. Пилсудский в ≪лечебных целях≫ совершил поездку за границу. ≪Правда≫, ссылаясь на германские газеты, сообщила о беседах диктатора с представителями английских и французских правящих кругов. Пилсудский якобы согласился в вопросе Коридора пойти на уступки Германии в обмен на её ≪нейтралитет≫ в случае войны Польши против СССР, который подразумевал пропуск военных грузов из западных стран в Польшу и участие германского капитала в вооружении Польши (22).

Во второй половине 1931 года наблюдался некоторый спад антипольской кампании в Германии, который объяснялся отвлечением внимания имперского правительства от внешнеполитических вопросов и дискуссией в правящих кругах о включении нацистов в правительство. Шли также советско-французские и советско-польские переговоры о заключении пактов о ненападении.

К слову, советско-польские переговоры о заключении пакта о ненападении проходили по инициативе СССР в 1926—1927 гг., но были прерваны Польшей и возобновились в августе 1931 года. 7 сентября германский посланник в Варшаве X. Фон Мольтке сообщал в Берлин о возникновении опасности того, ≪что эти переговоры ухудшат наши позиции в вопросе ревизии≫. Он предлагал нормализовать экономические германо-польские отношения и тем самым ≪противодействовать хозяйственной переориентации отторгнутых областей≫ (23). Для режима Пилсудского советско-польские переговоры о пакте были попыткой оказать давление на Германию и Францию, перестроив франко-польские отношения на началах равного партнёрства.

Такой подход не позволил Польше использовать некоторое ослабление антипольской кампании со стороны Германии. К концу 1931 года барометр германо-польских отношений, по словам Мольтке, ≪опустился до нулевой точки≫: во-первых, обострилась ≪таможенная война≫, во-вторых, в Польше возникло беспокойство, что после ликвидации оков репараций и ≪под возрастающим влиянием идеологии Гитлера ревизия границ как единственный нерешённый крупный внешнеполитический вопрос станет объектом, на который будет направлена вся энергия Германии≫ (24).

В этой ситуации Пилсудский и вице-министр иностранных дел Польши Ю. Бек, становившийся второй после маршала фигурой в руководстве польской внешней политикой, в конце декабря 1931 года выдвинули на первый план вопрос о Данциге. Было решено подчеркнуть готовность Польши предпринять решительные шаги для сохранения своих позиций в нём (25).

По словам историка из ФРГХ. Хёлтье, ≪политическое и военное запугивание≫ Германии Пилсудским достигло в тот период высшей точки. Хёлтье считает, что этому способствовало отвлечение внимания СССР на Дальний Восток в связи с оккупацией Маньчжурии Японией. У пилсудчиков возникли надежды на овладение Данцигом и Восточной Пруссией, поскольку, по их мнению, СССР не мог занять активную позицию в случае германо-польской войны (26). Историк из ФРГ X. Роос отмечает, что политика запугивания Германии Пилсудским опиралась на ≪внутреннюю разобщённость рейха и тяжёлое политическое положение кабинета Брюнинга≫. Цель Пилсудского заключалась в том, чтобы ≪парализовать дипломатически-пропагандистское наступление правительства Брюнинга≫ в вопросе ревизии германо-польской границы. 


Советско-польский пакт о ненападении был парафирован в январе 1932 года. Роос утверждает, что Польша использовала это обстоятельство для давления на Германию, создав напряжённую атмосферу вокруг Данцига (27). На проходивших в начале 1932 года митингах польских националистов ораторы заявляли о скором вступлении польских войск в Данциг и Восточную Пруссию (28).

Президент сената Цим в ходе состоявшейся 12 февраля беседы с представителем германского МИД спрашивал его, какие шаги предпримет имперское правительство в случае вторжения Польши в Данциг (29). Правящие круги Германии были уверены, что Пилсудский блефовал, заявления польских правящих кругов в отношении Данцига не означали, что они реально ставили в повестку дня вопрос о военном разрешении данцигской проблемы.

Обстановка в Данциге и вокруг него продолжала обостряться. Германские газеты сообщали о готовившемся захвате Данцига Польшей, а польская печать — о планах фашистского путча в ≪вольном городе≫ (30). Опасения подтверждал полёт Гитлера в апреле в Восточную Пруссию с остановкой в Данциге, где он выступил с реваншистской речью и принял парад штурмовиков (31).

После указа президента Германии П. фон Гинденбурга от 13 апреля 1932 года о формальном роспуске ОА и СС во французской печати появились сообщения о готовившемся переносе штаб-квартиры НСДАП из Мюнхена в Данциг (32). Польская пресса не приняла эти сообщения на веру, но тревожилась по поводу участившихся визитов в Данциг нацистских руководителей, писала о разгуле фашистских организаций, требуя их запрета в ≪вольном городе≫, критиковала бездеятельность данцигских властей. С протестом к верховному комиссару Лиги наций в Данциге М. Гравине обратился генеральный комиссар Польши в Данциге К. Папе, но дело ограничилось запретом штурмовикам носить мундиры (33). Германский консул в Данциге Э. Терман, комментируя кампанию в польской печати, отмечал, что меры против данцигских нацистов не будут приняты, поскольку правоцентристский сенат опирается в политике на их поддержку (34).

Страсти особенно разгорелись после опубликования в лондонских газетах ≪Дейли экспресс≫ и ≪Дейли геральд≫ телеграмм их корреспондентов из Данцига о предполагавшемся 1 мая 1932 года захвате ≪вольного города≫ польским флотом, которому в последний момент помешала Франция (35). Националистические газеты Германии утверждали: если дело не дошло до ввода польских войск в Данциг, это не значит, что подобное невозможно. Они рассматривали сообщения английской печати как сигнал, доказывавший подготовку Польши к военному захвату Данцига, считали, что это может произойти в ближайшем будущем, поскольку сенат отказался продлить истекшую в 1931 году конвенцию о праве ≪родного порта≫ и запретил заход польских военных кораблей в данцигский порт (36).

В мае при обсуждении в рейхстаге проблемы безопасности Данцига националисты обвинили рейхсканцлера Брюнинга в неспособности защитить ≪вольный город≫ от польской угрозы и призвали создать ≪пограничную охрану Востока≫ («Grenzschutz Ost“) (37). Впрочем, в апреле французский военный атташе в Берлине писал в Париж: “Пограничная охрана Востока” уже создана из СА, СС и милитаристских союзов, поэтому правые партии запрет СА и СС в Германии оценили как ослабление «Grenzschutz Ost“ (38).

Лидер фракции НСДАП Геринг на заседании рейхстага 10 мая заявил, что Данциг не стал ≪добычей Польши≫ благодаря созданию там ≪сильного центра национал-социализма, ставшего эффективной моральной поддержкой нашим соотечественникам≫. Он предостерегал ≪заинтересованные державы≫ от того, чтобы ≪не доводить до крайности свои требования, иначе искра, вспыхнувшая в этом городе, охватит пожаром всю Европу≫. На том же заседании министр рейхсвера В. Грёнер зачитал выдержку из приказа штаба СА, в котором штурмовикам Данцига было дано указание спровоцировать на польско-данцигской границе вооружённый конфликт (39).


В Польше сообщения английских газет и немецкие комментарии к ним подверглись резкой критике. Вместе с тем газета военного министерства ≪Роlska Sbrojna≫ (≪Польское оружие≫) объявила источником английских сообщений ≪польскую националистическую оппозицию≫ и сообщила, что Польша не планировала демонстративный визит военных судов в Данциг, хотя и не согласна с запретом сената на их заход. 

≪Роlska Sbrojna≫ писала: ≪Данциг похож в данный момент на ребёнка, забавляющегося спичками на бочке с бензином≫. Газета призвала западные державы ≪внимательно следить за проказами этого младенца≫ и ≪отнять у него спички≫. Рупор польского генштаба ≪Kurjer Poranny≫ 12 мая 1932 года обвинил Германию в подготовке ≪преступления, превышающего преступление 1914 г.≫, указав, что ≪слухи об угрожающей якобы оккупации Данцига Польшей являются повторением такого же маневра 1914 г.≫ (40). В Польше прошли митинги протеста как ответ на антипольские выступления в Германии и Данциге (41).

Польская печать обвинила в причастности к событиям вокруг Данцига и Советский Союз, который, по её утверждениям, якобы был заинтересован в разжигании германо-польского конфликта. Антисоветская истерия в Польше усилилась после убийства 7 мая 1932 года французского президента П. Думера русским белоэмигрантом, которого премьер-министр Франции A. Тардьё объявил ≪агентом Коминтерна≫. Польские газеты печатали сообщения французской прессы о том, что Москва будто бы предлагает нацистам Данцига ≪перерезать охраняющих склады на Вестерплятте польских солдат≫ и после спровоцированного ею германо-польского конфликта перебросить 30 дивизий на Дальний Восток (42). 10 мая советский полпред в Польше B.А. Антонов-Овсеенко обратил внимание польского вице-министра иностранных дел Бека на тенденциозное истолкование французских сообщений и ≪алармистской кампании≫ по поводу советско-японских отношений в польской печати≫ (43).

Когда германская пресса обвиняла Польшу в подготовке захвата Данцига, считавший реальной польскую угрозу ≪вольному городу≫ прогермански настроенный итальянец М. Гравина, который стал верховным комиссаром Лиги в Данциге в июне 1929 года, по предложению президента сената Цима обратился к правительствам Великобритании и Италии с просьбой отправить в Данциг военные эскадры с визитом вежливости (44).

В свою очередь, имперское правительство Германии сообщило о заходе в Данциг с 23 по 27 июня линкора ≪Шлезиен≫ и двух эсминцев. Поводом для визита стало празднование 500-летия данцигской больницы для моряков.

Фактически визит должен был продемонстрировать твёрдость Германии в связи с сообщениями о польских планах захвата Данцига (45). Это подтвердил рейхсканцлер Брюнинг, выступая 24 мая в комиссии рейхстага по иностранным делам: ≪Любые агрессивные замыслы Польши в отношении Данцига приведут к возникновению чрезвычайного конфликта... и Германия...защитит... в этом вопросе... своё национальное достоинство≫ (46).

Польское правительство через Высоцкого предлагало германскому правительству ≪отсрочить посещение на осень≫, так как визит ≪сейчас приведёт к исключительной напряжённости в отношениях между Германией и Польшей≫, отразится на польско-данцигских переговорах по вопросу захода военных судов Польши в порт Данцига.

Польские власти и Франция опасались, что визит германской эскадры станет сигналом к выступлению немецких националистов в Данциге (47).

В этой ситуации Пилсудский решил выяснить: не согласится ли германское правительство на урегулирование отношений с Польшей в двустороннем порядке, без участия в нём западных держав? По его приказу был предпринят провокационный шаг с целью демонстрации перед Германией военной силы Польши и её решимости к действию: 15 июня на данцигский рейд вопреки запрету сената прибыл польский эсминец ≪Вихрь≫ под предлогом приветствия английских военных судов, находившихся в Данциге по приглашению верховного комиссара Лиги наций в Данциге Гравины.

Пилсудский приказал в случае нападения на эсминец или ≪оскорбления польского флага бомбардировать ближайшие официальные здания≫. Об этой возможности был уведомлен данцигский сенат. В то же время польская сторона дала понять, что в отношениях с Германией ориентируется не на военный конфликт, а на мирное соглашение. Но германское правительство не приняло столь своеобразное польское предложение (48).

Провокация ≪Вихря≫ прошла без инцидентов, дело ограничилось протестами в германской печати, недовольством германской дипломатии и осуждением Лигой наций. В свою очередь, визит германских военных кораблей в Данциг стал поводом для многочисленных националистических манифестаций, подвергся критике в польской печати, но тоже прошёл без серьёзных инцидентов (49).

Новая фаза германо-польских отношений была связана с формированием 1 июня 1932 года кабинета Ф. фон Папена, заявившего о необходимости ≪мирно и по частям пересмотреть Версальский договор≫, после чего с Польшей можно установить ≪терпимый модус вивенди≫ (50). Новый кабинет, представлявший известную антипольскими настроениями коалицию юнкеров и генералов, 16 июня отменил формальный запрет на деятельность СА и СС. Страну захлестнула волна реваншизма. 28 июня 1932 года, в 13-ю годовщину подписания Версальского договора, состоялась совместная демонстрация националистов и гитлеровцев, на которой выступил заместитель Гитлера по вопросам ≪духовной и идеологической подготовки≫ членов НСДАП А. Розенберг, потребовавший возвратить Германии Данциг и другие ≪отторгнутые территории≫ на востоке. Аналогичные требования выдвигались в Данциге.
Польские протесты остались без последствий (51).

В обстановке второй половины 1932 года возникла близость интересов Советского Союза и Польши в противодействии планам германской экспансии и диктату западных держав в международных вопросах. Член коллегии НКИД СССР Б.С. Стомоняков в письме полпреду в Польше В.А. Антонову-Овсеенко от 7 мая 1932 года отмечал, что обострение германо-польских отношёнии и кризис в польско-французских отношениях ускоряют подписание советско-польского пакта о ненападении (52). Но и после его подписания 25 июля 1932 года Пилсудский, по словам польского вице-министра иностранных дел Бека, ≪трактовал пакт о ненападении с СССР скорее как важную политическую декларацию, а не как юридический инструмент≫ (53).

Смысл пакта, по мнению польских правящих кругов, состоял в тактическом укреплении позиций Польши в её отношениях с Германией и западными державами, должен был содействовать разрешению более важных, с точки зрения пилсудчиков, задач.

Правящие круги Польши полагали, что обострявшийся внутриполитический кризис в Германии нейтрализует реваншизм в её внешней политике и приведёт к созданию германского правительства, которое пойдёт на сближение с Польшей. Выясняя, насколько германские правящие круги склонны к нормализации германо-польских отношёний, посланник в Берлине Высоцкий весной 1932 года после бесед с политиками Германии, несмотря на их отрицательное отношение к соглашению с Польшей, пришёл к заключению, что для германских буржуазных партий тогда были важнее вопросы внутриполитической борьбы, а не проблема возврата ≪потерянных земель≫. И сообщил об этом Пилсудскому, который сделал вывод: стоит предвидеть не уменьшение ≪внутренних трудностей Германии, а скорее их увеличение, что, естественно, ослабит агрессивную силу этого государства во внешнеполитической области≫ (54).

2 ноября 1932 года А. Залесского на посту министра иностранных дел сменил Ю. Бек. Это была не формальная перестановка, а попытка Пилсудского начать преодоление разногласий с Германией. После формирования в Германии кабинета генерала К. Шлейхера Высоцкий спросил у бывшего рейхсканцлера Папена, ≪на каких условиях возможно ослабление напряжённости германо-польских отношений без вовлечения в дискуссию тех вопросов, которые связаны с так называемой ревизионистской политикой Германии в отношении Польши≫. Папен считал необходимым предварительное урегулирование проблемы Коридора, но добавил, что это вопрос ≪меньшего значения в сравнении с грозящей Европе опасностью социального переворота... 

Большевизм грозит не только Германии, но и Польше≫. В Варшаве восприняли эти слова как свидетельство заинтересованности германского руководства в урегулировании на антисоветской основе германо-польских разногласий. В ходе новой беседы Папен сказал Высоцкому, что благоприятным обстоятельством для урегулирования спорных вопросов германо-польских отношений является то, что во главе Германии и Польши стоят Гинденбург и Пилсудский, которые могут договориться ≪как солдат с солдатом≫, ≪без парламента, а может, даже вопреки ему≫. Встречи с Папеном, по мнению Пилсудского и Бека, показали, что окружение Гинденбурга не против германо-польского примирения (55).

Активность пилсудчиков развивалась на фоне усилившейся в Германии антипольской кампании. В январе 1933 года в Берлине и Данциге фашисты и ≪Стальной шлем≫ (националистический союз бывших фронтовиков мировой войны) организовали массовые антипольские манифестации под лозунгом ≪Данциг остаётся немецким≫ (56). Не отрезвил правящие круги Польши и приход к власти гитлеровцев. Напротив, установление нацистской диктатуры в Германии Пилсудский и его ближайшее окружение рассматривали как важную для себя положительную перемену. Польские правящие круги еще в 1932 году полагали, что утверждение власти нацистов будет длительным процессом, их заинтересует ослабление германо-польской напряжённости (57).

Газета ≪Exspress Poranny≫ 24 ноября 1932 года писала: ≪Польша, лишённая до сих пор соответствующих кредитных предложений на международном рынке, нашла бы их скорее в случае прихода к власти правительства Гитлера в Германии≫, Польша может ≪с полным спокойствием относиться к возможности триумфа Гитлера≫ (58).

Выражением этих взглядов стал доклад польского сенатора Т. Кательбаха 18 марта 1933 года в Познани. В нём он заявил, что в Германии на смену умирающему прусскому национализму, опирающемуся на авторитет Гинденбурга, идет новый национализм. Для австрийца Гитлера главной внешнеполитической задачей является аншлюс, отметил сенатор, и, ≪может, в скором времени Берлин станет “пограничным городом”, а его место займёт другой город, переименованный в “Гитлербург”?≫.
≪Гитлер, —сказал Кательбах, —понимает опасность агрессии против Польши и не пойдёт на неё≫ (59).

Гитлер воспользовался этим просчётом Польши и после антипольской кампании весны 1933 года пошёл на сближение с ней. Пилсудский после выхода 14 октября 1933 года Германии из Лиги наций начал встречное движение. 15 ноября в ходе беседы Гитлера с новым посланником Варшавы в Берлине Ю. Липским было достигнуто соглашение о германо-польских переговорах, закончившихся 26 января 1934 года подписанием Декларации о мирном разрешении споров между Германией и Польшей. По настоянию Германии пакт о ненападении получил менее обязывающие, чем договор, название и форму декларации. В её тексте не содержалось признания Германией статус-кво восточной границы, было дано обязательство решать спорные вопросы путём ≪непосредственных переговоров≫ и ≪не прибегать к применению силы≫, что на практике не исключало давления на Польшу (60).

Однако, как пишет польский историк М. Корнат, ≪Пилсудский и Бек считали соглашение с Германией величайшим достижением польской дипломатии≫ (61). По мнению польского учёного С. Дембски, Советско-польский пакт о ненападении 1932 года и Германо-польская декларация 1934 года ≪были в польской внешней политике договорным проявлением стремления сохранить политическую самостоятельность≫, и Польша отказывалась ≪от поступающих из Берлина намёков на необходимость установить польско-германское взаимодействие на российском направлении≫ (62).

На самом деле германо-польский пакт о ненападении прорвал усилившуюся после выхода Германии из Лиги наций её внешнеполитическую изоляцию, ослабил систему французских союзов на востоке Европы и положил начало заключению Германией двусторонних договоров с соседними государствами, которые использовались ею для подрыва усилий СССР и миролюбивых сил Запада, направленных на создание системы коллективной безопасности. Таким образом, Гитлер продолжил веймарскую политику маневрирования в отношении Польши и официально выдвинул притязания на Данциг и Польский коридор в октябре 1938 года.

Примечания: