«Красный рассвет»: Из чего выросла самая антисоветская клюква

10 августа 2019 исполнилось 30 лет со дня премьеры фильма Джона Милиуса. О том, как видение режиссера, называвшего себя дзен-фашистом, соединило в себе многолетнее безумие американской кинопропаганды и едва не материализовалось уже наследующий день после премьеры, рассказывает Михаил Трофименков, автор книги «Красный нуар Голливуда».

Есть такой апокриф: в Голливуде середины 1940-х некий режиссер, устав раз за разом гнать со съемочной площадки (в трейлер, учи роль!) актера Рональда Рейгана, всплеснул руками: «Не дай бог, этот идиот станет губернатором Калифорнии!» Но уже тогда никто не сомневался в блестящем политическом будущем «идиота». Человек, в 1943-м выпрашивавший у коллег рекомендации в компартию, а в 1945-м подавшийся в сексоты ФБР, просто не мог не преуспеть.

Прошло 40 лет, и 40–й президент США доказал: пусть с памятью у него нелады, но искусство импровизации он наконец освоил. В субботу, 11 августа, 1984-го Рейгану предстояло радиообращение к нации, которое даже рутинным не назовешь. 

Так, какая-то чепуха о праве школьников проводить религиозные собрания во внеклассное время. На просьбу техников что-нибудь сказать (проба звука) Рейган сымпровизировал:

«Соотечественники, я рад сообщить, что подписал указ, объявляющий Россию вне закона на веки вечные. Бомбардировка начнется через пять минут».

Традиционное в таких случаях объяснение (не знал, что микрофон включен) — это для бедных. Звук, очевидно, проверяют только на включенном микрофоне, и всегда реальны шансы, что включен еще и прямой эфир. Об этом может не догадываться президент, но не актер. Остается лишь восхититься хладнокровием советского Генштаба и почти британской чопорностью ТАСС, заявившего: «Подобное поведение несовместимо с высокой ответственностью, которую несут главы государств, обладающих ядерным оружием». А ведь могли и пошутить в ответ из всех калибров.

Впрочем, шутка, беспрецедентная на современный взгляд, тогда казалась в порядке вещей. Велик и страшен был тот год — всё, как Оруэлл прописал.

Миллионы европейцев бушевали на улицах против размещения на континенте американских ядерных ракет. СССР, размагниченный смертями Брежнева и Андропова, нес максимальные за всю Афганскую войну потери от басмачей, вооруженных «стингерами». США требовали освободить из комфортабельной горьковской ссылки академика Сахарова, некогда мечтавшего рвануть ядерные фугасы на океанских шельфах США, окончательно решив «американский вопрос». Что не мешало Рейгану признавать законной властью Камбоджи Пол Пота и «красных кхмеров», а рыцарями демократии — военные хунты Гватемалы и Сальвадора, по изуверству переплюнувшие Пол Пота и поставившие истребление священнослужителей на конвейер. «Империя добра» минировала порты Никарагуа и бомбила с самолетов без опознавательных знаков эту вторую Кубу, вооружала Саддама в его походе против Ирана. Прокси-войны сливались в глобальный фронт: Центральная Америка, Индокитай, Афганистан, Эфиопия, Ангола, Мозамбик, Чад, Ливан.

В легендарном ленинградском кафе, прозванном «Сайгоном», тусовщики забивались на ящик шампанского: доживет мир до встречи нового, 1985-го или нет?

Генштаб и ГРУ были к шутке Рейгана готовы. Похоже, наши люди в Вашингтоне доложили, что впечатлительный президент уже отсмотрел вышедший на экраны ровно накануне, 10 августа, «Красный рассвет» Милиуса, монстра Нового Голливуда, великого сценариста-визионера. Помимо «Жизни и времен судьи Роя Бина» (Джон Хьюстон, 1972), «Иеремии Джонсона» (Сидни Поллак, 1972), «Апокалипсиса сегодня» (Коппола, 1979) и «1941» (Спилберг, 1979), он приложил руку к «Грязному Гарри» (Дон Сигел, 1971) и «Челюстям» (Спилберг, 1974). И уже поставил три диких фильма: «Диллинджер» (1973), «Ветер и лев» (1975), «Конан-варвар» (1982).

Милиус любил запах напалма по утрам, требовал, чтобы съемочная группа кидала ему зиги, и видел свое астральное альтер эго в инфернальном антагонисте «Апокалипсиса», полковнике Курце. Слишком просто назвать его ультраправым: он не вмещается в политические координаты. Политики стремятся править миром, что предполагает его относительную сохранность. Философия Милиуса заключалась в том, что мир — это джунгли, которые следует превратить в пустыню. Его девиз мог бы звучать: «За мной все горит, а передо мною все разбегается».

Уверен, в 1984-м он ерзал от нетерпения, предвкушая апокалипсис now, а свои влажные грезы резюмировал уже во вступительных титрах. На экране был 1989-й (по иронии судьбы реальная холодная война в тот год как раз закончилась распадом Восточного блока). Голодающий СССР зачем-то оккупировал Польшу. Кубиноникарагуанцы, собрав 500-тысячное войско, смели Гондурас с Сальвадором и захватили Мексику. Ненавистные зеленые, победившие на выборах в ФРГ, вышвыривали из Европы американские ракеты. Это предопределяло коллапс НАТО и вторжение в городок Кальюмет, штат Колорадо, несметных красных орд.

Первым делом орки под предводительством статного кубинца и какого-то мутного горца в папахе изрешетили класс старшеклассников на уроке охотоведения. Затем принялись маршировать взад-вперед, распевая «Интернационал», сданный в архив еще в 1943-м, когда его заменил гимн Михалкова и Александрова. Останавливались комми лишь затем, чтобы расстрелять из танковых пулеметов очередную партию гражданских. Весь городок заклеили портретами Ленина с Брежневым (Милиус, похоже, был не в курсе, что генсек умер в 1982-м) и завесили громкоговорителями, как заклинившая пластинка, повторявшими: «Америка — публичный дом».

Но горстке скаутов (Патрик Суэйзи, Чарли Шин и другие) удалось уйти в горы и устроить оккупантам сладкую жизнь. Милиус впал в неподдельный экстаз. В каждом следующем эпизоде арсенал партизан, изначально состоявший из охотничьих карабинов и лука со стрелами, разящими кубинские задницы, разрастался волшебным образом. К финалу в нем не хватало разве что ядерных боеголовок. К сожалению, Милиуса обломали на самом интересном месте, не позволив снять заветный эпизод, в котором партизанский танк плющил «Макдоналдс», где кубинороссияне кощунственно поедали бургеры. Чуть ли не накануне съемок кто-то расстрелял «Макдоналдс» в пригороде Сан-Исидоро, убив 21 и ранив 19 человек. «Неконтролируемые ассоциации» — кошмар не только цензоров, но и продюсеров.

Прежде мир такого еще не видел, хотя пропаганда лютовала по обе стороны холодного фронта, а фильмы Тамары Лисициан («На Гранатовых островах», 1981), Юрия Марухина («Человек, который брал интервью», 1986) или таинственного Евгения Егорова («Вариант „Зомби“») стоили «Красного рассвета». Не в бюджетном эквиваленте, конечно, но по эстетическим характеристикам.

Идеологическая же разница была колоссальна. Советы изначально исходили из того, что 99,99% человечества — честные, работящие, просто хорошие люди. А если их голос не слышен, то лишь потому, что ничтожная кучка реакционеров не дает им возможности высказаться в поддержку социализма. Антикоммунизм в США носил религиозный характер. Если европейские правые признавали социальные и философские истоки коммунизма, то американские видели в нем чистое зло, жаждущее уничтожить США, воплощение столь же абсолютного добра. Как отчеканил Альфред Грин в фильме «Вторжение в США» (1952): «Силы зла, которые не остановятся, пока не завоюют Землю, или мы завоюем их».

Голливуд внушал: «Евразия всегда воевала с Океанией». СССР апеллировал к памяти о военном братстве. До самого «Мертвого сезона» (1968) даже разведчик, действующий на территории НАТО, был немыслим в советском кино, да и потом появлялся лишь в четырех-пяти фильмах. Абсолютным табу был экранный выстрел нашего солдата в американского. Впервые это случилось в «Одиночном плаванье» (Михаил Туманишвили, 1985). Отлично помню истерическую реакцию советских либералов на этот фильм, хотя в том же самом году Рэмбо заваливал вьетнамские джунгли трупами советских десантников.

Самым же страшным табу со времен так называемых оборонных фильмов конца 1930-х, старательно готовивших советских граждан к «новой хорошей войне» с Европой, было изображение вторжения в СССР, Третьей мировой войны. Гипотетически («Ночь без милосердия» Александра Файнциммера, 1961; «Генерал и маргаритки» Михаила Чиаурели, 1963) она допускалась. Но только как результат заговора обезумевших «ястребов», а срывали этот заговор все те же простые и честные «парни всей земли».

СССР апеллировал к уязвимости человечества в атомную эру, но собственную неуязвимость под сомнение не ставил. Грубо говоря, уроки гражданской обороны в США напоминали сеансы массовой истерии перед лицом неминуемой гибели, а в СССР были приятной интермедией между физикой и геометрией.

Голливуд настаивал на уязвимости Америки и еще до Милиуса дважды живописал кошмары советской оккупации — в уже упомянутом «Вторжении в США» и снятом по заказу Пентагона для внутриармейского промывания мозгов «Красном кошмаре» (Джордж Ваггнер, 1962). В кильватере «Красного рассвета» выйдет еще одно «Вторжение в США» (Джозеф Зито, 1985), где Чак Норрис разгромит сеющих хаос во Флориде кубино-советских террористов во главе с уцененной белокурой бестией по имени Михаил Ростов. К списку можно добавить и фильмы 1950-х («Война миров», «Земля против летающих тарелок»), где марсианская агрессия — прозрачная метафора ядерного Армагеддона. Один из них, кстати, крутят по телику в фильме Зито, пока в молельных домах и детских садах рвутся бомбы.

Но у предшественников Милиуса советское вторжение было очень условным, фантазией внутри и без того условного сюжета фильма. Морок, как у Грина, где гибель США — видения, навеянные клиентам бара патриотом-гипнотизером. Или умозрительная антиутопия, как у Ваггнера, где некий политрук предлагает армейской аудитории представить, что было бы если бы.

У Милиуса вторжение — реальность. Война не снится жителям Кальюмета, у них все происходит взаправду. И хотя в финале нам скороговоркой сообщают, что хеппи-энд таки случился, а павшим скаутам воздвигнут монумент, «Красный рассвет» — это в чем-то еще более пораженческое кино, чем фильм «Вторжение в США». Там хотя бы Тихоокеанский флот, проспавший советский десант, выходил из обморока и атаковал советское Приморье. У Милиуса за армию представительствует один-единственный сбитый летчик, а в реальности врагу противостоят, если припомнить советскую мифологию, «Васек Трубачев и его товарищи».

Во «Вторжении» президент обнадеживал нацию тем, что НАТО объявило войну СССР. У Милиуса, со слов сбитого летчика, НАТО, за исключением Великобритании, куда-то слиняло. Правда в союзе с США сражаются 400 миллионов китайцев. Война 1979-го между Китаем и Вьетнамом, первый в истории вооруженный конфликт между коммунистическими странами, очевидно, посеяла иллюзии относительно возможной антисоветской коалиции с КНР. Впрочем, слова летчика — слабое утешение. Как, изумляются скауты, ведь китайцев, кажется, миллиард! Был миллиард, да весь сплыл, вздыхает ас.

При этом Грин выводил на экран одного-единственного реального коллаборациониста. Даже, судя по всему, не коллаборациониста, а проснувшегося советского агента. Какого-то из себя узкоглазого, с неприятной лысиной. Профсоюзного активиста, одним словом. Лимит на изменников родины в «Красном рассвете» столь же строг. Предателем оказывается отец, доносящий на сына-партизана, которого оккупанты заставляют проглотить радиомаяк. За что и настигнет его тяжелая кара от руки своих товарищей. Мельком замечу, что в европейских антиутопиях об оккупации («Это случилось здесь» Кевина Браунлоу, 1965; «Китайцы в Париже» Жана Янна, 1974) главная проблема — именно что массовый коллаборационизм; европейцы оккупацию уже проходили.

Возникает резонный и неизбежный вопрос: уж не пародия ли это? Понятно, что Милиус так рвется вступить в войнушку, что на геополитику да и просто на географию ему наплевать. Начинать вторжение в США с атаки на штаты Вашингтон, Омаха и Небраска странно при любых обстоятельствах. Возразить можно только одно: пародии не бывают столь скучны (у «Красного рассвета» рейтинг американских критиков — 46% на Rotten Tomatoes, а у российских зрителей — и того ниже, 3,6 на КиноПоиске). Вряд ли можно ждать веселого остранения войны от человека, в часы досуга ласкающего пулеметы и минометы из коллекции, собранной в его доме-крепости.

И все же в «Красном рассвете» есть одна сцена — алмаз чистейшей воды. Папа напутствует уходящего в горы сына со товарищи: «Я дам вам оружие и туалетную бумагу!»

Да-да, и бумаги побольше!