Жилищные условия в дореволюционной России. Часть 2

Часть 2

Надолго сохраняются воспоминания детства. И сейчас помню недоумения, связанные с нашим первым жилищем в Москве, - бывшем доходном доме, в котором мы поселились в 20-х годах и которого уже нет. А нашу кухню с окном, выходящим на соседний двор, окном с кирпичной решеткой, не забыл и поныне. Я не мог понять, какова надобность в решетке, из-за которой в кухне всегда полумрак.

Дореволюционная Россия со множеством бездомных, нищих и прочего люда породила и иной тип дома, дававшего его владельцу весьма значительный доход – ночлежный дом – «ночлежку», столь красочно описанный В. Гиляровским.

Великая Октябрьская социалистическая революция уничтожила ночлежки. После 1917 года в нашей стране перестал существовать и доходный дом, ещё и поныне являющийся основным видом жилья любой капиталистической страны, где стоимость квартиры составляет до 40 проц. заработка семьи и выше (С. 51-52).

Москва, пожалуй, с наибольшей полнотой отражала типичные черты крайней технико-экономической отсталости городского хозяйства дореволюционного российского города. Буржуазия через городскую думу проводила свою политику в городском хозяйстве. Самым характерным для этой политики являлось направление основных средств на благоустройство кварталов, населенных буржуазными и зажиточными элементами, рабочие же кварталы и окраины тонули в грязи, были лишены света, воды, канализации, мостовых и самых элементарных удобств, несмотря на то, что главная тяжесть городских поборов падала на трудящиеся массы (С. 7).

В дореволюционной Москве основные виды городского хозяйства возникли только в конце XIX – начале ХХ в. Только в 1904 г. в Москве стала действовать система водопровода, а канализация, построенная в конце XIX в., обслуживала только 27 проц. домовладений города (С. 8).  

Жалко выглядело жилищное хозяйство Москвы. Каменных домов в городе было только 32 проц. Одноэтажные дома составляли 51 проц. всей застройки, а домов в три этажа и выше было всего лишь 9 проц. Жилищные условия трудящихся были крайне тяжелыми. Рабочее население ютилось на окраинах, в неблагоустроенных помещениях, в основном подвального или коечно-каморочного типа. В 1912 г. свыше 70 проц. жителей Москвы проживало в трущобах. Скученность и антисанитарные условия жизни были одной из причин высокой смертности среди населения. Жилые дома в Москве, как и в других городах, являлись для буржуазии источником добавочной эксплуатации трудящихся масс. Оплата комнаты в 20 кв. м. без удобств поглощала до 40 проц. заработка рабочего. Отсутствие элементарных бытовых удобств создавали неимоверно тяжелые условия жизни для трудящихся (Бронер Д.Л. Очерки экономики жилищного хозяйства Москвы. М., 1946. С. 5.).

Число малых домов в Москве заметно уменьшается. Сдача внаем больших домов «доставляет значительные и верные доходы: в Тверской, Арбатской, Пятницкой, Якиманской» частях. Но наемная плата на большие дома падает. Бедный люд ищет маленькое дешевое жилье. Однако его явно недостает, и «небогатые обитатели с трудом находят кров для себя»; бедный ремесленник живет в удушливой атмосфере, особенно зимой, когда помещения не проветриваются (из-за дороговизны дров). 

Наиболее показательны для анализа социального положения домовладельцев данные о принадлежности домов: чиновникам принадлежало свыше 3 тыс. домов (из них 2 тыс. деревянных), купцам и мещанам свыше 4 тыс. (из них более 2,5 тыс. деревянных). Данные о принадлежности домов могут пояснить многое. Москва перестает быть сборным местом провинциального дворянства, куда оно съезжалось некогда проживать зимы; упадок доходов дворян заставляет их оседать в провинции (С. 193).  

Жилищный условия в дореволюционной России характеризовались разительным, все обостряющимся контрастом между роскошными, благоустроенными домами состоятельных слоев населения и убогими жилищами основной массы трудового народа. По переписи 1902 г. четверть населения Москвы жила в коечно-каморочных жилищах, а по переписи 1917 г. уже половина населения Москвы размещалась в таких условиях. Даже путеводитель по Москве, изданный в 1914 г., отмечал, что гигиенические условия домашней жизни в коечных и каморочных квартирах ужасны, духота от скученности населения невыносимая, взрослые и дети спят все вместе, вповалку, нередко по нескольку человек на одной койке. В этот период в рабочих кварталах Москвы приходилось на одну комнату в среднем 6,2 чел., в то время как в центре города сдавалось около 5 тыс. многокомнатных комфортабельных квартир (С. 8).     

« …я поступил слесарем-учеником к немцу на 3 года 8 месяцев – своя одежда и обувь, хозяйские стол и квартира. 

Мастерская находилась в доме Шаблыкина, угол Тверской и Газетного переулка, место бойкое, центр города. Порядки и работа в мастерской поистину были каторжные. В мастерской работало 16 мастеров и 19 мальчиков. Спальня была для всех общая, внизу были общие палати-помост, и мастера спали на них вповалку. Рядышком все 16 человек. Между полатями и стеною – аршинный проход, над полатями нижними были верхние полати для учеников, которые спали тоже вповалку. Все кишело паразитами – вшами и клопами…Вследствие усталости мы так крепко засыпали, что клопы и вши могли нас живыми съесть – не услышим. И так было не у одного нашего хозяина, но у всех, а у многих и хуже» (С. 506).     

«Осенью 1882 года хозяин наш перевел мастерскую в свой дом, на Житную улицу, у Калужских ворот. Здесь условия жизни для рабочих стали лучше: в спальнях были сделаны койко-нары, одна нара на двух человек, перегороженные посредине доской» (С. 507).