К 77-й годовщине исполнения Седьмой симфонии Д. Шостаковича в блокадном Ленинграде

9 августа 1942 года в Ленинграде, окруженном фашистами, прозвучала жизнеутверждающая симфония №7 Дмитрия Шостаковича. Этому событию рукоплескал весь мир. Но кто сейчас вспомнит об этом? Совсем иные даты нынче находятся в центре внимания. 

Например, на Ставрополье, с точностью хронометра, ежегодно с помпой отмечается дата рождения писателя-коллаборациониста И.Д.Сургучева. А ставропольская пресса не забывает регулярно потчевать читателей умильными статьями о нем и в течение года. Так «Губернские ставропольские ведомости» 12.06.2019 в статье «Дом под зеленой крышей» порадовали известием о возвращении мемориальной доски на бывшее купеческое здание «Калужское подворье», на углу улиц Голенева и Шаумяна, когда-то принадлежавшее отцу Сургучева. Очередной поток слащавой патоки пролился на мельницу прославления коллаборациониста и со страниц «Ставропольской правды» 14.05.2019 в статье «Как зарождалась любовь ставропольского писателя Ильи Сургучёва к театру».

В ней, среди прочего славословия, читаем: 

На какой срок был заключен в тюрьму писатель и почему суд не нашел ничего, газета скромно умалчивает. А просидел он в тюрьме с августа 1945 года по март 1946 года, в аккурат до объявления британским экс-премьером Черчиллем в американском городе Фултоне начала «холодной войны» Запада против СССР. Естественно, после этого такие махровые антисоветчики со стажем, как И.Сургучев, были немедленно выпущены из тюрем и призваны на информационный антисоветский фронт, и вскоре, окончательно оправившись от испуга, Сургучев занял пост литературного советника в журнале «Возрождение», благополучно возродившим свою подрывную пропагандистскую деятельность против Советской России, которой он занимался ни без помощи Сургучева еще задолго до начала Второй мировой войны в одноименной газете.

Не этим ли обстоятельством объясняется такая «ненаходчивость» французской фемиды? По крайней мере, ближайшие сподвижники И.Сургучева, такие как Ю.Жеребков, С.Лифарь, ею ранее были приговорены (заочно) к высшей мере наказания, как, впрочем, и генералы Краснов и Власов, печатавшиеся вместе с Сургучевым в фашистской газете «Парижский вестник», советским судом.

Но обратимся к журналистам «Ставропольской правды» и ко всем тем, кто так беззастенчиво славит коллаборациониста. Они тоже, конечно же, судя по содержанию их статей, ничего предосудительного в такой активной творческой деятельности Сургучева в оккупированном Париже не находят, скорее, даже наоборот – восхищаются его бурной театральной деятельностью.

Тогда логично было бы предположить, что в таком случае, они должны были бы осуждать советских деятелей искусства, почему-то не сдавшихся врагу, чтобы спастись от голода и бомб, а оставшихся со своим народом и продолжавших своим творчеством вдохновлять советских людей на борьбу с фашизмом. Наверное, считают они, примеру Сургучева, должны были бы последовать, и авторы песни «Вставай, страна огромная» А.Александров и В.Лебедев-Кумач, и такие известные фронтовые корреспонденты газет, как советские писатели К.Симонов, Б.Полевой, А.Твардовский, И.Эренбург, и такие артисты, как К.Шульженко, М.Бернес, Л.Утесов, Л.Русланова, Л.Орлова, с риском для жизни, дававшие концерты на линии фронта. Наконец, и композитор Д.Шостакович, писавший в блокадном Ленинграде, с вынужденными перерывами на тушение немецких зажигательных бомб, знаменитую свою Седьмую симфонию, тоже должен был бы думать вместо этого о парижских водевилях, чтобы не умереть с голоду и не сгореть в огне пожаров.

Созданная им героическая симфония впервые прозвучала в блокадном Ленинграде в августе 1942 года, когда на южных рубежах страны, в результате массированных бомбардировок самолетами люфтваффе кварталов Сталинграда, только за 2 дня бомбежек погибло в пожарах и под завалами разрушенных домов до 90 тыс. мирных горожан.

Чтобы сыграть композицию, написанную для двойного состава оркестра, музыкантов отзывали с фронта. Концерт длился 80 минут, из зала Филармонии музыку транслировали по радио — ее слушали в квартирах, на улицах, на фронте.

«Когда оркестр вышел на эстраду, весь зал встал… В программе была только симфония. Трудно передать атмосферу, царившую в переполненном зале Ленинградской филармонии. В зале преобладали люди в военной форме. Многие бойцы и офицеры приехали на концерт прямо с передовых», — вспоминает Карл Элиасберг, дирижер Большого симфонического оркестра Ленинградского радиокомитета.

Боюсь, что в то время, когда прославленный конферансье И.Сургучев в Париже вдохновенно объявлял свою очередную оперетку, в зале его театра преобладали тоже военные люди, но в форме, сильно отличавшейся от той, которая была у слушателей Ленинградской филармонии.

Ленинградская симфония стала известна всему миру. В Нью-Йорке вышел номер журнала Time с Шостаковичем на обложке. На портрете композитор был в пожарной каске, подпись гласила: «Пожарный Шостакович. Среди разрывов бомб в Ленинграде услышал аккорды победы». В 1942–1943 годах Ленинградскую симфонию более 60 раз играли в разных концертных залах США. «В прошлое воскресенье Ваша симфония впервые прозвучала по всей Америке. <…> Ваша музыка рассказывает миру о великом и гордом народе, непобедимом народе, который борется и страдает для того, чтобы внести свой вклад в сокровищницу человеческого духа и свободы», — написал американский поэт Карл Сэндберг в предисловии к стихотворному посланию Шостаковичу.

В этой связи сегодняшним чиновникам от культуры и образования не лишним было бы вспомнить стихи советского поэта Р.Рождественского о годах, спрессованных в мгновенья, – «мгновенья раздают: кому – позор, кому – бесславье, а кому – бессмертие».

Как известно, бурная талантливая театральная и публицистическая деятельность военных лет Сургучева тоже пользовалась успехом и тоже, наверное, заслужила тогда признание, если уж не всего третьего рейха, то вдохновленных таким феерическим старанием «известного русского писателя» парижских оккупационных властей уж точно. Точно так же, как и сегодня ставропольских, во что бы то ни стало пытающихся придать имени коллаборациониста И.Сургучева бессмертие. Но знаменитый поэт в этом случае наверняка сказал бы однозначно: «Позор!».