Забытое дело. Метрика блокадного щенка

Сокращенная версия статьи с редакционной правкой была опубликована в газете "Секретные Материалы"
20 (406) и 21(407), Сентябрь 2014.

Елена Типикина

Источник

Председатель Российского военно-исторического общества, инициатор установления монумента, министр культуры РФ Владимир Мединский, торжественно открыл памятник «Фронтовой собаке» и произнес эмоциональную речь о беззаветной любви меньших братьев к хозяевам и о столь же беззаветной любви людей к меньшим братьям.

Речь Председателя на открытии монумента изобиловала несуразностями и в целом, была бессодержательна. Владимир Мединский говорил о «любви», дивился «символизму», но ни слова не сказал по существу дела:
"Вы знаете, за каждый подбитый танк платились деньги нашим артиллеристам и танкистам – премиальные – в годы войны. Соответственно, в системе социалистического хозяйства каждый рубль учитывался. Поэтому шел точный учет каждого танка, подбитого собакой. 300 танков – это две немецких танковых дивизии, это больше, чем уничтожили некоторые европейские армии в кровопролитных боях с немецко-фашистскими захватчиками. А мы должны подумать о том, сколько наших жизней спасли наши четвероногие друзья. Ведь они это делали не за награды, не за медали, не за деньги. Они делали это из любви к своим хозяевам. Ни секунды не думая, бросались под
танк. Так же, как наши деды и прадеды, отдавали свои жизни за родину. Наверное, есть в этом какой-то удивительный символизм!"

Ни слова о достоверной истории военного собаководства в истории минувшей Отечественной войны в этой речи не прозвучало. В высшей степени странно было услышать от человека, позиционирующего себя как военного историка,что собаки-истребители бросались под танки «из любви». Служебная собака ― это все же не Анна Каренина, чтобы совершать самоубийственный поступок по неукротимому велению одной лишь «любви». Стоило бы по такому торжественному случаю вспомнить и мастерство военных дрессировщиков, почтить их память.

Совсем уж вдогонку дерзну напомнить господину председателю общества военных историков и о таком факте: Общевойсковой приказ No 0387 «о денежном вознаграждении за боевую работу по уничтожению танков противника бойцами и командирами противотанковых
подразделений» появился на свет лишь 24 июня 1943 года, когда необходимость использования собак ― истребителей танков уже по большей части отпала. Подавляющее большинство танков и прочей бронетехники, достоверно подорванных собаками (их существенно меньше, чем «более трехсот»), приходится на первые месяцы героической обороны Москвы и Сталинграда, в условиях катастрофической нехватки противотанкового оружия.

Семьдесят лет кряду стареющие и слабеющие фронтовые ветераны- собаководы обивали пороги госучреждений с одной только просьбой: «увековечьте же нашу служебную собаку как отдельный род вооружений минувшей войны, как оружие Победы!» Казалось бы, просили не о многом, лишь о честно заслуженном праве служебной собаки быть названной тем, что она есть. А именно успешным родом отечественного вооружения и табельным оружием бойца: кинолога-санитара, кинолога-связиста, охранника, разведчика, сапера, диверсанта. У военной собаки много профессий. Но нет... В главном тематическом музее страны, чья задача ― точная историческая атрибуция всех родов, видов и моделей отечественных вооружений, использовавшихся в Великой отечественной, военную собаку в итоге увековечили , но как некую ... условно «фронтовую».

Собака на монументе - характерный представитель новой породы, стандарт которой утвержден в 2010 году. До 2010 года породы «длинношерстная немецкая овчарка» не существовало вовсе. Воспроизводство и мобилизация в армию длинношерстных немецких овчарок, изредка рождавшихся от обычных родителей, в довоенную и военную пору запрещались положением о племенной работе с разъяснением по народному комиссариату внутренних дел (НКВД), курировавшему государственное племенное и служебное собаководство. С такой длинной и чрезмерно пушистой шерстью, сбивающейся в колтуны и промокающей насквозь, недолго бы такая длинношерстная собака оставалась работоспособной в залитых дождями окопах, в глубоком снегу или увязая в непролазной грязи на боевом задании. Скульптор, взявшийся за спешное исполнение порученного ему заказа, предпочел использовать в качестве модели собаку своих друзей (о чем он нам и поведал без тени смущения в интервью газете «Вечерняя Москва»), а не увековечить исторически достоверную собаку самой многочисленной и самой заслуженной породы «немецкая овчарка». Детальное знакомство с новым памятником расстроило еще больше... Собака эта «фронтовая», лежащая зачем-то на цепочке траков разорванной гусеницы (намек на уничтоженные вражеские танки или на брошенные при отступлении трактора?) не опознается как военная служебная собака времен ВОВ ни по одному из имеющихся на ней атрибутов, например, амуниции. На собаке надет якобы санитарный вьюк с крестом, но советская военно-санитарная сумка той поры имела другие размер и форму. Кроме того, военно- санитарная собака имела прикрепленный к ошейнику бринзель, специальное
приспособление, с помощью которого она показывала своему проводнику-санитару, что обнаружила раненого. Собака-связной несла на ошейнике портдепешник, специальную несгораемую колбу для срочной доставки донесений и приказов. Собака-Истребитель Танков несла массивный вьюк с несколькими килограммами взрывчатки и рычагом-взрывателем, собака ездово-санитарной или ездовой службы была запряжена в сани или колесную нарту. Собаки миноразыскной службы, как и караульные, конвойные, разведывательные и многие другие служебные собаки, были и вовсе неотличимы одна от другой. Брезентовый ошейник и поводок ― их повседневная амуниция, как простой, не имеющий знаков различий солдатский ремень на неизвестном солдате, погибшем на безымянной высоте.


Бронзовая табличка на подножии монумента огорчила с первой строки: «Вывезено с поля боя около семисот тысяч раненых». Около... Заказчики и создатели мемориала не потрудились подумать даже о том, какой предлог был бы уместен рядом с ужасающим числом человеческих увечий: ведь собачьими упряжками вывозили особо «тяжелых», неспособных передвигаться самостоятельно... И самое важное: эта табличка умалчивает о важнейшем предназначении псов войны, о собаках инженерно-саперной миноразыскной службы. Об их боевых достижениях, поистине спасительных для сотен тысяч людей, в табличке нет ни слова. Даже при самом приблизительном, небрежном подсчете почти четыре миллиона мин, неразорвавшихся снарядов, фугасов и взрывоопасных предметов обнаружили собачьи носы во время ведения боевых действий и в послевоенное время. Но инженерно-саперное дело Победы оказалось пренебрежительно забыто и ни полусловом не упомянуто в мемориальной табличке нового памятника, помещенного в главном музее воинской славы.
Искренне жаль.


Правила новопровозглашенного стандарта оценки исторических событий лаконично сформулированы министром культуры Владимиром Мединским в его интервью телеканалу Рен ТВ от 23 июня 2013 года (всего через два дня после открытия монумента ): ― «угол взгляда на историю должен быть простой». Увы, в таком «простом», пустом и неосвещенном углу бездоказательные заявления и кратковременные эмоции отныне оказываются важнее содержательной достоверности, всегда заключенной в точно атрибутированных и бережно сохраняемых деталях.

С крушением Советского Союза судьба служебного собаководства оказалась предрешена: государственного собаководства как централизованной отрасли, курируемой государством в режиме планирования, очень быстро не стало. С приходом мелкорыночной экономики главный собаководческий законодатель, Центральный клуб ДОСААФ был радикально реформирован и распался на тысячи обособленных клубов и клубиков, перешедших 6 преимущественно в частные руки.  Освобождая клубные помещения для ремонта, наемные рабочие вынесли полки и документацию (архивы Клуба, хранящиеся с довоенных времен) в обширную темную и влажную кладовку, где нынче все это вповалку и громоздится, буйно обрастая липкой плесенью и по большей части уже истлело, будучи безвозвратно утрачено для истории.

По своей давней страсти рыться в любой старинной рухляди, я забралась и в клубную кладовку. Готовя юбилейное издание, навещала Клуб, беспрепятственно запиралась в кладовой, присаживаясь на перевернутое ведро и перебирала ветхие папки и плесневелые амбарные книги. В кладовке душно пахло (и продолжает пахнуть) тем, что дважды извергалось на складированные бумаги из фановой трубы. Однажды из надорванного полиэтиленового пакета, брошенного там же, показался край выцветшей фотографии, окантованной картоном.

В пакете кроме нескольких выцветших фото собак-Чемпионов (видимо, когда то снятых с доски почета) завернутыми в оберточную бумагу лежали и три ошеломивших меня находки. Это были: – довоенное фото (датированное 1936 годом) Петра Алексеевича Заводчикова,


впоследствии командира 34-го отдельного инженерно-саперного батальона Ленинградского фронта, начальника Клуба и автора культовых для любого юного собаковода книг «Девичья команда» и «Взрыва не будет». Фото на обороте подписано им лично.

 – ветхая, сложенная вчетверо уличная афиша Первой послеблокадной выставки служебных собак, состоявшейся 20 августа 1944 года. Страшно подумать о возможной утрате этого уникума. Неизвестно, есть ли где-нибудь еще сохранившийся оригинал такой афиши, но ни в музее истории Санкт Петербурга, ни в мемориальном музее обороны Ленинграда прежде не было никакой внятной информации об этом событии, празднично всколыхнувшем послеблокадный Ленинград. Существует фото очереди к кассам стадиона «Динамо», хотя служебных собак на той динамовской выставке было показано всего восемь. Шесть из восьми были высокопородными рабочими немецкими овчарками, прибывшими с фронта на выставку для участия в племенных рингах и показательных выступлениях. История этой августовской выставки 44 года, гуляющая в сети и устных пересудах, оказалась радикально искажена из-за растиражированной ошибки Ильи Эренбурга, принявшего первое послевоенное собрание городских собаководов-любителей за выставку служебного клуба: «Собак, переживших блокаду, на выставке было, кажется, пятнадцать — маленькие, отощавшие дворняжки; их держали хозяйки — тоже маленькие, высохшие старушки, которые делились со своими любимцами голодным пайком». (1)



– и последним из мусорного пакета был вынут лист отпечатанного в типографии и пожелтевшего от времени картона формата примерно А-4, разграфленный в столбцы и аккуратно заполненный разборчивым почерком с двух сторон. В моих руках оказался ОРИГИНАЛ метрики щенка немецкой овчарки, родившегося в блокадном Ленинграде 28 ноября 1943 года. Его Клубное геральдическое свидетельство, мгновенно и безоговорочно подтвердившее казавшийся абсолютно неправдоподобным факт того, что в осажденном городе велась целенаправленная селекционная работа.



Щенячья карта ― официальный, очень важный учетный временный документ, удостоверяющий достоверность происхождения щенка породистой собаки. Ее получал каждый доживший до тридцатидневного возраста породистый щенок и только лишь к окончанию возраста формирования собаки (примерно, к годовалому возрасту) щенячья карточка обменивалась на настоящую клубную родословную, позволявшую собаке принимать участие в селекционной программе. Нижняя строка на обороте блокадной щенячьей карты уведомляет: «Подделка щенячьей карточки и записей преследуется в уголовном порядке».



На оборотной стороне карточки, где вплоть до прапрадедов подробно прописано четырехколенное происхождение щенка, каждая вторая кличка его предков имеет фамильную приставку «фон». Это означает, что щенок, родившийся в блокадном Ленинграде, имел чистокровных дедов, импортированных из уже фашистской Германии. Давняя немецкая традиция добавлять приставку «фон» в происхождение чистокровных собак существует до настоящего времени.  Обратите внимание: достоверность происхождения щенка прописана в подотчетном документе так кропотливо, что ошибочная учетная запись в ряду его прапрадедов исправлена красными чернилами, чтобы исключить появление невольного (вследствие вкравшейся описки) фальсификата родословного древа в
происхождении будущих потомков этой собаки.  


Но именно этот оригинал метрики щенка есть подлинное и неоспоримое свидетельство того, что в блокадном Ленинграде не только писали симфонии, сохраняли живую пальму в ботаническом саду и живого бегемота в зоопарке, но и вели планомерную селекционную работу с чистокровными животными, ставя во главу угла тщательное изучение генеалогии.

Блокада уже частично прорвана, муки голода заметно ослабли, и повальная смертность гражданского населения в городе постепенно снижается. В 1943 году в Ленинграде умерло от голода и погибло в результате артобстрелов десять тысяч человек, не в пример двум предыдущим годам, об истинном числе жертв которых нам до сей поры мало известно. Впереди третья блокадная зима. В Ленинграде
больше нет домашних собак и кошек, нет певчих птиц в клеточках, на улицах давным-давно не видно гужевых или милицейских верховых лошадей. Но на улице Театральной, в квартире музыковеда Н. Д Успенского восемью щенками щенится сука чистокровной немецкой овчарки по кличке Ада Микки. Собака племенная, все ее родившиеся щенки подлежат строгому учету, получают индивидуальные учетные номера и клички на букву «М».


Под номером 1 дробь 4 в общепометном списке записан кобель Мур, владельцем которого становится Ольга Дмитриевна Кошкина, секретарь секции «немецкая овчарка» Ленинградского клуба служебного собаководства ОСОАВИАХИМ, командир взвода инструкторов 34-го Отдельного инженерного саперного батальона минно-розыскной службы Ленинградского фронта.

Петр Алексеевич Заводчиков, полковник инженерных войск. Командир Отдельного 34-го батальона Ленинградского фронта. С 1928 по 1941 ― начальник Школы ― Клуба служебного собаководства ОСОАВИАХИМ города Ленинграда. Фронтовой командир Ольги Кошкиной, владелицы блокадного щенка и ее непосредственный начальник в Ленинградском клубе служебного собаководства. Автор книг, статей и очерков о минном, миноразыскном и прочем инженерно-саперном деле в пору войны и о послевоенном разминировании городов и земель, окрестных Ленинграду. Его послужная профессиональная биография достаточно хорошо известна, а китель полковника экспонируется в застекленной витрине постоянной экспозиции Военно- исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Санкт- Петербурге. Книги невымышленных рассказов о войне «Девичья команда» и «Взрыва не будет», написанные в соавторстве с Сергеем Самойловым, были изданы в семидесятые годы большими тиражами.


Заводчиков, по всей видимости, был очень незаурядной фигурой комсостава военной поры, так как с его мнением и подчас неординарными методами решения поставленных задач считался сам командующий инженерными войсками Ленинградского фронта. Из нескольких эпизодов опубликованных воспоминаний сослуживцев Заводчикова известно, что со срочными докладами он неоднократно обращался прямиком к командующему и иной раз чересчур прямолинейно минуя фронтовую субординацию.


Петр Заводчиков был на редкость образованным человеком со жгучим интересом к техническим наукам и новейшим выдумкам и изобретениям. Круг его дружеских знакомств включал научных технарей, прикладная физика была его хобби. Напомню, что уже в первые месяцы обороны Ленинграда П.А. Заводчиков в соавторстве с профессором ленинградского Политеха П.П. Кобеко спешно разработал и внедрил специальный истребительный «вьюк собаки истребителя танков» с системой контактной детонации. Кобеко Павел Павлович (1897―1954), советский физик, член-корреспондент АН СССР (1943). В любительской видеосъемке 2003 года есть несколько маленьких, но приметных свидетельств о  личных увлечениях Заводчикова.

В видеоинтервью с уже пожилой дочерью Петра Алексеевича меня удивило то, что даже близкие многих из его увлечений не замечали. Например, только после смерти Заводчикова жена и дочь обнаружили в рабочем столе отца и мужа многолетние записи результатов научных исследований и размышлений о свойствах льда (физике льда), которыми Заводчиков увлекся еще в Блокаду. В той же видеозаписи интересна еще одна малозаметная деталь: человек с непререкаемой репутацией главного ленинградского военного собаковода сам собаки в доме не имел и никто в его семье кроме него самого собаками увлечен не был.

Начальником секции, позднее Школы ― Клуба служебного собаководства Заводчиков был назначен с первого дня создания этой организации в Ленинграде. Тому, кто не посвящен в особенности служебного собаководства, может показаться странным, что человек, далекий от собак и собаководства, вдруг становится начальником такой специфической организации однако....


Однако отношение к служебной собаке тогда и отношение к собаке служебной породы сейчас различаются радикально. Если в наше время даже Председателю российского военно-исторического общества позволительно вслух говорить о служебной собаке как субъекте взаимной «любви» человека и «меньших братьев», то в довоенную пору в СССР породистая служебная собака была очень дорогостоящим и строго подотчетным объектом нового народного хозяйства, причем не просто объектом подотчетно-плановой экономики, но действенным оружием обороны от  врагов советской власти.

Особенности физиологии высшей нервной деятельности и поведения служебной собаки тщательно изучались и обкатывались в научно-исследовательских лабораториях, созданных по инициативе Языкова при Центральной школе служебного собаководства РККА и в Центральной Школе погранвойск ОГПУ — НКВД. Физиология, поведение и генетика поведения собак в научных лабораториях изучались серьезно и последовательно. Работа по изучению наследуемости рабочих качеств собаки велась учеником Леона Орбели Крушинским и несколькими другими учениками и последователями И.П. Павлова.(3) В официально публикуемых биографиях больших советских ученых — академика Орбели и профессора Л. Крушинского — довольно трудно найти прямые ссылки на их работу в закрытых лабораториях
кинологических школ в тридцатые годы, но имеется достаточно косвенных свидетельств такой работы.(4)

«Собаки Павлова», объекты пристального научного внимания, довольно быстро поступили на штатную службу молодой Страны Советов, как только руководству государства доступно и убедительно объяснили, какую выгоду социалистическому режиму сулит изучение физиологии и поведения собак, если применить его на практике. Замечу, что кадровые чистки времен Большого террора практически не задели людей, стоявших во главе системы советского служебного собаководства. Всеволод Языков ― самая большая потеря в истории отечественного собаководства довоенной поры. Учитывая тот факт, что к концу двадцатых годов служебное собаководство уже напрямую курировалось Наркоматом внутренних дел, резонно было бы предположить, что начальником Клуба Заводчиков стал по прямому назначению сверху.


Вероятно, Заводчиков получил это назначение как вполне благонадежный человек, которому можно было бы поручить организовать и развить важное новое дело воспроизводства собак, пригодных в будущем для ведения военного дела. О дороговизне немецких производителей, необходимых для улучшения отечественного поголовья, прямо пишет Всеволод Языков.(5) Задача разведения отечественных немецких овчарок высокого качества становится главной для специалистов Клуба.


Известно, что Петр Заводчиков в высшей школе РККА лично изучал вопросы кинологической одорологии (поиск и распознание веществ по их запаховому следу), слушал курсы лекций Языкова и, возможно, самого Л. Орбели (в мемуарах Заводчикова встречается упоминание о профессоре, еще до войны читавшем ко- мандирам РККА спецкурс лекций об обучении собак распознанию запахов в пре- дельно малых количествах искомого вещества). Несомненно, он как инженер-инноватор мгновенно оценил возможности собачьего носа в будущих боевых условиях. Глубинное изучение и понимание деталей этого вопроса в итоге и позволило его Отдельной воинской части уже в 1943 году обеспечить невероятно быстрое снятие сплошного минного заграждения при помощи миноразыскных собак, обезврежи- вавших минные поля и пути наступления наших войск.

Одорологический метод здесь оказался революционным. Саперные приборы того времени не реагировали на противопехотные мины в картонных и деревянных корпусах и на мины в корпу- сах из пластика или любых других неметаллических материалов. Кроме того, они давали ложный сигнал на любой металлический осколок. А осколками металла зем- ля была густо нашпигована по обе стороны фронта... Саперы со щупами очень ча- сто погибали, подорвавшись на сработавшей от прикосновения щупа мине. Собаки работали бесконтактно, на расстоянии отыскивая взрывоопасные предметы по запаху самой взрывчатки, что радикально отличало этот метод поиска от всех, существовавших прежде. Саперы — вожатые собак разминировали участки фронта в шесть-восемь раз быстрее, чем прежде это делали войсковые саперы.

В интервью последний живой ветеран-сапером, вожатый служебной миноразыскной собаки и военный инструктор 34-го Отдельного инженерно саперного батальона Ленинградского фронта - Елизавета Александровна, детально вспоминала и свой призыв на воинскую службу в мае сорок второго и то, что в сосновской Школе-питомнике Клуба служебного собаководства (Сосновка ― лесопарк в границах
Ленинграда) сразу же была сформирована обособленная группа из наиболее квалифицированных девушек-инструкторов и спортсменов-дрессировщиков Ленинградского клуба довоенной поры. Рассказывала она и о том, как с самого первого дня готовили они своих собак именно к поисковой службе взрывчатых веществ, готовили по вкусопоощрительной (мягкой) методике, поощряя собак ломтиками сушеного мяса и своим личным пайковым сахаром. «Девичья команда», проходившая подготовку в Сосновке, вплоть до прорыва Блокады не участвовала в боевых действиях. На прорыве Блокады, где были задействованы бойцы и собаки 34-го батальона, Еранина стала свидетелем применения и собак-истребителей. По ее словам, посылая по приказу командования собак своего батальона «под танки» (удачных случаев подрыва собакой вражеского танка Еранина так же не припомнила, а о памятных ей неудачных как раз упомянула), Заводчиков едва не плакал...

Собаки из наших окопов высылались не столько «под танки», сколько под неминуемый прицельный вражеский расстрел:: «Год работы! Год работы! С кем завтра будем разминировать?! Поеду с докладом к командующему...». После двух блокадных зим служебная собака в Ленинграде была уже величайшей редкостью и ценностью, собаки погибали, но поголовье собак не возобновлялось. Командующий внял докладу, собак 34-го Отдельного батальона перестали посылать «под танки», а сам Отдельный батальон вскорости после прорыва Блокады был полностью перепрофилирован на разминирование. К слову сказать, Петр Алексеевич Заводчиков, командовавший в начале войны и 5-м армейским отрядом истребителей танков, нигде в своих воспоминаниях не описывает показательно удачных примеров применения противотанковых собак в боевых условиях Ленинградского фронта. Собаки готовились по программе СИТ и диверсионной службе подрыва вражеских укреплений, состояли на довольствии, служили, слава о них шла по всем фронтам, но... Но заслуженную боевую славу Отдельному 34-му батальону в итоге составили не они, а кинологи-саперы и их собаки, сумевшие в кратчайшие сроки
заслужить фронтовую репутацию «чудо-техники». 

Можно предположить, что преувеличенная информация о собаках- истребителях, способных разворачивать вспять наступление вражеских танков, распространялась намеренно, и так же намеренно подогревалась фронтовая молва: в конце концов, преувеличение боевых достижений и даже дезинформация — тоже эффективное психологическое оружие ведения войны. Недаром именно истребительную работу собак до сих пор приводят как пример «самоотверженности» и «любви» всякий раз, когда положено говорить о героизме и подвиге. Допускаю, история о погибшей собаке, уничтожившей ценой своей жизни вражеский танк, способна оказать сильное эмоциональное воздействие. Но есть ли бесспорное документальное подтверждение такому впечатляющему достижению, как уничтожение «более трехсот немецких танков» в точном числе учтенных потерь противника? Как только линия обороны советских войск достаточно окрепла, истребительная служба себя практически сразу изжила. Подразделения, готовившие собак-истребителей были перепрофилированы.

Служба же поиска взрывчатых веществ, позволившая советским вожатым служебных собак обезвредить свыше четырех миллионов мин, снарядов и взрывоопасных предметов, напротив, со времени окончания Второй мировой войны состоит на вооружении армий практически всех стран, возглавляя перечень самых уважаемых собачьих военных профессий. Саперами-кинологами 34-го Отдельного инженерного батальона Ленинградского фронта обнаружены и обезврежены четверть миллиона мин и неразорвавшихся снарядов. Всего же на счету саперов батальона семьсот тысяч обезвреженных взрывоопасных предметов и десятки тысяч разминированных зданий.