Иван Иванович Пущин. Биографический очерк
С.Я.Штрайх, Москва, 1927 год
Декабрьская попытка переворота 1825 года и судьбы его участников вот уже почти два века не дают покоя ни историкам, ни литераторам. И очень интересно проследить, как эта тема за истекшие 195 лет видоизменялась, трактовалась и подавались. Не помню, у кого я прочла очень точное замечание: то, как изображали декабристов в разное время, больше говорит об этом времени, а не о самих декабристах. Например, любой советский школьник знал, что «декабристы разбудили Герцена, а Герцен развернул революционную агитацию», - это ленинская оценка и официальная точка исторического зрения в послевоенном СССР. А вот недавний фильм «Союз Спасения» - попытка с помощью декабристов впихнуть историю в новое государственное русло.
В 1920-х – к столетию восстания, в стране победившей революции – о декабристах писали много и талантливо (достаточно вспомнить Юрия Тынянова – 1924 год – «Кюхля», 1928 – «Смерть Вазир-Мухтара», там декабристы присутствуют «вторым планом»).
Соломон Яковлевич Штрайх, у которого в 1920-х вышла целая серия книг о декабристах, не историк, а литературовед. Но литературовед старой школы, из тех, кто не позволял себе безудержного полета фантазии и строил свои концепции, опираясь на документы. Очерк о Пущине интересен еще и тем, что позволяет нам понять внутренний мир людей той эпохи, так сильно отличающийся от современного нам мира. Эпоха сентиментализма, «Бедная Лиза» Карамзина, баллады Жуковского – с одной стороны, героическая история Древнего Рима – с другой, реалии крепостнической России – с третьей. Первое и третье отлично иллюстрируют пример личной жизни Пущина (последние главы книги).
Татьяна Кравченко
Отрывок из книги
(…)Если Пущин сумел противопоставить «женской назойливости» сибирских вдовушек твердость своего аристократизма и угрозой самоубийства сумел избегнуть брака даже с матерью его детей, то не устоял он перед неотразимой влюбленностью экзальтированной вдовы своего товарища по ссылке, Натальей Дмитриевной Фонвизиной. (…)
Черты экзальтированности Н.Д.Фонвизиной отражаются в письмах ее к Пущину, в которых много аллегорических намеков и волнующих недосказаний.
Называя себя в письмах Таней, 13-летней глупой и застенчивой девочкой, а Пущина – Назарием, рассудительным юношей, переходящим в мужской возраст, Н.Д. писала ему: «Зачем бедная Таня сделала на вас такое сильное впечатление? Не берусь решить, ладно это или нет. Мне грустно, если я могу повредить вам, если моя буря душевная отозвалась такою же бурей в вашей душе. Несчастное существо! Неужели мне суждено везде опалять, куда не прикоснется мое огненное сердце?»
«Вижу, вижу: молодая жизнь опять забила живым ключем в горячем сердце, где до того водворилось было более спокойное и более серьезное чувство. Юноша начал засыпать… поэзия юности мало-помалу облеклась в житейскую прозу… Вот в каком положении застала вас исповедь чародейки Тани и, как ведьма или оборотень, умела она из старой бабы явиться молоденькой девочкой, пропела русалкой какую-то дивную песню, потом с воплем отчаянья бросалась она, минуя серьезного, насмешливого papa Poustchine к давно знакомому юноше и с неудержимой откровенностью 13-летней девочки, не давши бедному человеку опомниться от усыпления, начала без связи, без смысла и разбора рассказывать беду свою…»
50-летняя Фонвизина боится насмешливой рассудительности 57-летнего Пущина и просит его скрыть ее письма от papa Poustchine, потому что «из всех элементов письма один сладкий пирог испечь можно, а papa любит трапезу посущественнее». «Не бойся встретить Назария (т.е. проявить любовное увлечение юноши): перед тобой твоя бедная Таня, падшая пери, любящая, немощная женщина» (…)
Кстати, все актуальные публикации Клуба КЛИО теперь в WhatsApp и Telegram:
подписывайтесь и будете в курсе.
Поделитесь публикацией!
© Если вы обнаружили нарушение авторских или смежных прав, пожалуйста, незамедлительно сообщите нам об этом по электронной почте или через форму обратной связи.