Л.Б.Красин (Никитич). Дела давно минувших дней

Москва, 1931г.

    

Отрывок из книги:

Осенью 1887 года я впервые приехал в Петербург держать экзамены в Технологический институт.

(…)Студенчество в те времена объединялось в так называемые землячества. Это были очень неопределенные объединения молодежи с зачатками таких учреждений, как кассы взаимопомощи, библиотеки, кружки для изучения тех или иных наук. Внутри землячеств шла довольно сильная борьба различных течений. Остатки революционных организаций пытались использовать землячества для революционной пропаганды среди молодежи и для пополнения своих кадров. Наша небольшая группа тюменцев заняла очень сдержанную позицию в отношении тех течений, которые настаивали на немедленном и непосредственном участии молодежи в революционных организациях и революционной борьбе.

Мы говорили: «Мы еще совершенные невежды и, прежде чем браться за дело, хотим учиться, в частности, хотим изучить основательно политическую экономию», так как мы уже смутно понимали, что в экономике – разгадка всех других общественных наук. Это вовлекло нас в нелегкую борьбу с представителями более «левых» течений, которые считали, что нечего корпеть над книгами, достаточно прочесть несколько статей Герцена, Чернышевского, Михайловского,  проштудировать «Исторические письма» Лаврова, и теоретическая подготовка революционера может считаться законченной, и ему можно и должно идти немедленно в практическую работу. Любопытно, что как раз из этого «левого» крыла сибиряков вышли впоследствии видные социалисты-революционеры. Маркс где-то упоминает, что при наличности враждующих течений  позиция более молодого течения определяется часто как отрицание идей и воззрений его предшественников, и ради того, чтобы не быть похожими на них, «молодые» часто гораздо дальше и прямолинейнее идут по таким дорогам, по которым они, может быть, не пошли бы без этих споров и этой кружковой борьбы.

Так именно случилось и с нами. Мы выбрали книгу Милля с примечаниями Чернышевского и принялись за нее, можно сказать, с остервенением, вкладывая в это дело лучшие навыки по одолению других наук, вынесенные нами из училища.

(…)Рано утром 6 мая 1892 года мы с братом были разбужены неожиданным визитом жандармов.

После основательного обыска увели меня в одну из башен Нижегородского тюремного замка. Просидев в башне дней пять, я был отправлен в Москву.

(…)Таганская тюрьма была в то время одной из образцовых одиночек, и вообще режим в тюрьмах при Александре III отличался большой строгостью.

Первые недели были самыми тяжелыми. Я, однако, довольно скоро нашел средство восстанавливать душевное равновесие, когда оно начинало колебаться. Работа или вообще какое-нибудь сосредоточенное, упорное занятие оказались этим действительным средством. Не имея ни книг, ни бумаги, я занимался математическими задачами, используя найденный гвоздь и штукатурку стен. Из мякиша хлеба приготовил себе нечто вроде кеглей и из этого же материала сделал шахматы. Проделал и некоторый биологический опыт, посадив в свободный чайник пойманного клопа и наблюдая в течение месяцев, как он в процессе голодания превращается почти в прозрачную пластинку. Это – занятия, так сказать, теоретические, или кабинетные. 

Одновременно не забывал и физическую культуру. Средством для этого был, главным образом, тяжелый табурет, имевшийся в камере, с которым можно было проделывать достаточное количество гимнастических упражнений. Хорошей гимнастикой и вообще способом рассеять дурное настроение была чистка посуды. Посуда в камере была из красной меди, луженая, и с течением времени приходила в довольно неказистый вид. Но если взять мелко истертый кирпичный порошок и кусок сукна, то, поработав усердно около часа, можно было добиться того, что и таз, и кувшин для воды, и небольшая миска для супа, и стакан для кипятку горели, как будто были сделаны из червонного золота. Настроение после такой работы неизменно и прочно улучшалось.