Резиденция последних Романовых

Ленинград, «Красная газета», 1928г.

(…)Наряду с этими парадными фотографиями есть альбомы со снимками царской охоты – этого массового избиения оленей, ланей, зайцев. Особенный интерес представляют альбомы «частной» жизни царя; некоторые из них относятся к тому времени, когда он был еще наследником. Здесь встречаются снимки довольно игривого содержания, свидетельствующие о пристрастии будущего монарха к обычным незатейливым удовольствиям юности. Границы так называемого приличия в этих случаях нигде не нарушены, но многие позы едва ли показались бы Победоносцеву достаточно солидными (например, головой вниз, ногами вверх).

Антресоли кабинета прилегают к антресолям гостиной Александры Федоровны, куда можно, таким образом, пройти, минуя обычный путь через коридор.

За кабинетом следуют: камердинерская, гардеробная и уборная. Архитектурная обработка уборной – в мавританском стиле, не вполне выдержанном. Здесь находится бассейн, в котором Николай ежедневно купался. Специального умывальника в уборной нет, а для умывания служили кувшины и таз.

В небольшом, но крайне необходимом помещении, примыкающем к уборной, красуются несколько фривольных репродукций, карикатура на Николая II, сидящего в автомобиле (из французского журнала) и, как это ни странно – портрет Александры Федоровны, работы ее сестры Елизаветы Федоровны. Обыкновение помещать портреты своих близких в уединенных кабинетах, мало пригодных для экспозиции фамильных сувениров, типично для Романовых и заслуживает быть отмеченным, как особая бытовая черта. То же было в в. кн. Константина Константиновича в Мраморном Дворце. В ванной комнате в. кн. Павла Александровича (во втором этаже дворца Палей в Детском Селе) помещается портрет Александра III. В Петергофском Коттедже Николай I поместил портрет своей бабки Екатерины II туда, где не принято помещать ничего, кроме водопроводных приспособлений  (этот портрет находится там до сих пор). Число примеров можно было бы умножить, но это не относится к нашей теме.

(…)В сущности, это была жизнь нелегкая и невеселая, много в ней было обязательного и неизбежного. Постоянная зависимость от этикета, «церемониала». Чего стоило хотя бы ежегодное пасхальное христосование, когда царю приходилось в течение нескольких часов почти беспрерывно целоваться с нескончаемой вереницей придворных, всевозможных депутатов, дворцовой челяди. Любопытно отметить, что из всего царскосельского штата служащих к этой церемонии не допускались одни только агенты охраны (так называемые «шпики»), от которых, по видимому, царю и так было невмоготу. Во время проезда царской семьи по городу или по парку, повсюду прогуливались меланхолические субъекты с той благородной осанкой, какую Тургенев отметил у шулеров.

Иногда усердие их было чрезмерно и вело к грустным недоразумениям. Однажды царь, во время прогулки по парку, обронил сигару; работавший неподалеку садовник подбежал к нему, поднял сигару и протянул ее царю. В ту же минуту он был убит выстрелом охранника, прятавшегося где-то в кустах. Оказалось, что бдительный детектив принял садовника за злоумышленника, покусившегося на «драгоценную особу государя императора».