Советский журнал «Огонек»

Гвоздь номера – поэма Генриха Гейне в переводе Александра Дейча и с рисунками брата Михаила Кольцова, Бориса Ефимова. Вряд ли книги Гейне раньше попадали к читателям журнала, поэтому под поэму не пожалели целых 3 полосы. 

Памятник Плеханову, о работе над которым на 2 полосе рассказывает его автор, скульптор Илья Гинзбург, открыт 3 мая 1925 года в Ленинграде и до сих пор стоит перед Технологическим институтом в Санкт-Петербурге. Очерк проиллюстрирован фотографиями, - кстати, в этом номере текст и фотографии в некоторых случаев соответствуют друг другу (в очерке о юных пионерах, или о доме и общежитии политэмигрантов), но чаще продолжается прежняя верстка: тест и фоторепортаж на полосе – самостоятельные материалы. Так, фоторепортажи о праздновании Международного женского дня, о процессе Людендорфа и Гитлера в Германии и о столовой Нарпита сопровождают рассказ Л. Григорьева «Обида», который с натяжкой можно привязать разве что к женскому дню. 

Еще стоит обратить внимание на воспоминания П.Рязанова «Пост №27» - возможно, это самый первый рассказ из мощной серии «Ленинианы», в которой потом отметились многие советские классики. В этом рассказе уже задан канон: Ленин – «самый человечный человек» (Михаил Кольцов отлично улавливал конъюнктуру, загодя чуял).

В конце номера, над рассказом Анри Барбюса, заметка о Первом Советском пассажирском самолете, написанная инженером-изобретателем В.Александровым. Интересно, это тоже эксперимент Кольцова – чтобы о памятнике писал скульптор, а о самолете – инженер… 

Это юбилейный номер – «Огоньку» 1 год. Очень рекомендую прочитать материал «Первый год «Огонька» (не на развороте, а на предпоследней полосе), где Кольцов  внятно изложил программу и цели журнала. Все-таки удивительно мощным организатором был этот тщедушный маленький человечек! За год он подвел под свое детище солидную техническую базу – сначала наладил связи с зарубежными фото-агентствами, потом создал «Бюро клише», через которое стал снабжать фотоматериалами всю (!) советскую прессу. И вот уже задумана «Библиотека «Огонька», и бумага будет другой, и печать улучшится, потому что гособъединение «Мосполиграф» готово взять «Огонек» под свое крыло. 

Кстати, обратите внимание – поздравительные телеграммы «Огоньку» подписаны Георгием Чичериным, Христианом Раковским и Карлом Радеком. Чичерин – непосредственный начальник Михаила Ефимовича. Кольцов с 1921 года был не только журналистом, но и служил в Наркомате иностранных дел, заведовал там информационным отделом (что-то вроде нынешней должности пресс-секретаря).  А до того, как занять эту должность, он некоторое время по поручению НКИДа провел в Риге, боролся «с антисоветскими утками, рассадником которых тогда являлась столица буржуазной Латвии». (Определение принадлежит Ивану Михайловичу Майскому, тогдашнему заведующему отделом печати НКИД, будущему послу СССР в Финляндии, потом в Лондоне, «непотопляемому» дипломату и человеку с очень неоднозначной репутацией). В Риге собрались довольно значительные литературные силы прежней России, журналисты, когда-то «делавшие погоду» в обеих столицах. И в Наркоминделе решили организовать в Риге журнал, якобы независимый, с которым эти журналисты могли бы сотрудничать на очень выгодных условиях: за высокие гонорары писать все, что захотят, - кроме, конечно, открытой антисоветчины. Расчет был на то, что читатели, привлеченные известными именами, прочитают и заведомо пропагандистские статьи неизвестных авторов. Вот Кольцову и было поручено привлечь к сотрудничеству в новом издании знаменитых эмигрантов. (Эта история изложена в мемуарах Авторханова).

И еще на что следует обратить внимание – опять Троцкий. Фоторепортаж, но не очерк, и фотографии явно сделаны не специально для «Огонька», как, например, фотографии, иллюстрирующие в одном из прошлых номеров «День Рыкова». Очевидно, к Троцкому у Кольцова личных подходов не было, но очень хотелось бы завести. В 1924 году Троцкий еще казался самым влиятельным политическим деятелем в СССР.  

Характерная примета времени – инсценированные «суды» над выдуманными персонажами как воспитательная мера. Помните, у Каверина в «Двух капитанах» в школе Сани Григорьева устроили суд над Евгением Онегиным? С прокурором, адвокатом, свидетельницами Татьяной и Ольгой, - все как положено. В статье о Ленинской библиотеке (написанной ее директором А.К Виноградовым) рассказано как раз о таком суде – «будет слушаться громкое дело восьми книгоубийц и двуногих вредителей книги с демонстрацией вещественных доказательств...» Доказательства представлены на фотографиях, иллюстрирующих статью. «Перед слушателями процесса предстанут и бескорыстный маньяк из ученого мира коллекционерского типа, и книгопродавец, дающий заказы мальчишке-стрелку на выкрадывание нужных книг, и простой, не слишком квалифицированный как преступник, студент, вырезавший перочинным ножом из специального старого журнала страницы с расчетами трамвайной тяги с той целью, чтобы облегчить себе домашнюю работу, а одновременно с этим лишить конкурирующих товарищей возможностей найти нужный, хорошо оплачиваемый материал».

Два очерка – о ледоколе «Ленин» и о магазине ГУМ – это репортажи о достижениях страны.

Очень страшная фотография «Жертвы интервенции» - снимок сделан на следующий день после занятия Красной Армией Новониколаевска. Жаль, что его нельзя сунуть под нос тем, кто сейчас называет Колчака несбывшейся надеждой России.

Два рассказа: трогательная и смешная зарисовка Владимира Лидина о портном по фамилии Скрябин, и жутковатый трагифарс Н.Огнёва (Михаила Григорьевича Розанова, будущего автора «Дневника Кости Рябцева», хорошей книги для подростков, сейчас, к сожалению, прочно забытой). 

Международная жизнь – очень много Англии и немного Турции. 

Что еще интересно – в эти дни отмечают 5 лет, как Михаил Иванович Калинин стал «всероссийским старостой», сменив Якова Свердлова на посту председателя ВЦИК. Но «Огонек» на Калинина не расщедрился: портрет на обложке прошлого номера и небольшая фотография в этом, вот и все. Зато опять большой очерк о Рыкове, и фотография Красина, у которого нет никакого юбилея, он просто вернулся из поездки в Харьков. И фотографии Томского и Раковского, - Раковский довольно часто мелькает на страницах «Огонька», не центральным персонажем, а так, вскользь.

В этом номере – продолжение повести Ефима Зозули (начало в предыдущем номере, окончание в следующем).  Печатать что-то «с продолжением» - беспроигрышный издательский ход, и Кольцов им наконец-то воспользовался. Почему первой стала весьма посредственная «Весенняя повесть», понятно: Зозуля – заместитель главного редактора, давний друг и соратник Кольцова, они работали вместе еще в Киеве, в 1918-м. Кстати, те «Огоньки», что я сканирую, достались Литературному музею как раз от Ефима Зозули: аккуратно переплетенные годовые комплекты, а на переплете тиснение золотом: Ефим Зозуля. 

«Политики» в этом номере не слишком много: коммунисты в Мексике и Германии, Берлин, и - фотографии Уинстона Черчилля, относительно молодого и еще совсем не такого толстого, как в Тегеране или в Ялте.

Жизнь Советской страны – фоторепортажи о демобилизации в Красной Армии, о нарождающейся советской авиации (обществе «Добролет»), о наводнении в Москве и о «Розыгрыше золотого займа» силой электричества. 

«Лениниана» продолжается, Кольцов ищет неожиданные ракурсы: кресло Ленина, подаренное первому коммунистическому госпиталю, в котором сидит красный командир Н.Коротков.

Жутковатый очерк Ал.Терского «Борьба со старостью» заставил вспомнить рассказ Конан-Дойля «Человек на четвереньках»: там тоже старого профессора омолаживают, пересадив ему половые железы павиана. Разница в посыле: Конан-Дойлю в конце XIX века такие эксперименты представлялись аморальными, а в «огоньковском» очерке 1924 года - это просто новые горизонты науки.

В этом номере много очевидно интересных для нас – если мы хотим окунуться в жизнь двадцатых годов – публикаций. С самого начала – фоторепортаж со стройплощадки: возводят мавзолей на Красной площади, первый, деревянный. Процесс Гитлера и Людендорфа в Мюнхене. Неизданная статья Льва Толстого – трогательный рассказ об умершем соратнике, Иване Ивановиче Раевском. Очерк «Мишка» - о работе с беспризорниками.

Но я бы обратила внимание на два с половиной материала с некоторой «неочевидной» подоплекой. Во-первых, рассказ Анри Барбюса. Анри Барбюса печатали и в прошлом номере, и еще будут печатать, - известный французский писатель, лауреат Гонкуровской премии, коммунист - так что появление его на страницах «Огонька» не удивительно.  Но смотрите, кто переводит Барбюса – Осип Эмильевич Мандельштам! Кажется, я уже писала – в 1920-е годы Мандельштам активно сотрудничает с «Огоньком». А, между прочим, когда в перестройку у нас поделили писателей довоенного времени на «чистых» и «нечистых», Мандельштама решительно определили к «чистым», не принявшим «проклятый режим». Могут возразить, что у Мандельштама проблемы с властью начались через 10 лет, уже при Сталине. Но я сейчас не об отношении Осипа Эмильевича к личности вождя, а о принятии – не принятии им основных принципов, на которых предполагалось строить новое общество. И эти принципы он принимал и даже, не побоюсь этого слова, приветствовал. Кстати, он активно пропагандировал широкое распространение западной классики в СССР, призывал сделать ее доступной не только интеллигенции, но и «простому народу» - вот ссылка на статью Мандельштама о переводах: 

http://mandelshtam.lit-info.ru/mandelshtam/articles/o-perevodah.htm  

Второй материал – статья Владимира Дурова о дрессировке морских львов. Абсолютно не возможный в наших нынешних СМИ подход к теме: как смеет этот злой дядя мучить диких животных? Насколько я знаю, сейчас в цирках в качестве объектов дрессировки могут выступать только домашние питомцы: кошечки, собачки, ослики и прочие обитатели «скотного двора». Между тем, Дуров проводит очень интересный эксперимент: пытается найти место дрессированных диких животных в хозяйственной деятельности человека. Его морские львы могли бы приносить громадную пользу в рыболовецком промысле и в военном деле, - почему нет? Используют же собак в качестве пастухов, поводырей, охранников, - а ведь когда-то собаки тоже были дикими животными.

Очень жаль, что многие пути, намеченные в СССР в 1920-е, оказались впоследствии заброшенными и забытыми.

В качестве «довеска» - ну, или «светской хроники» - посмотрите на фотографию Веры Юреневой. В 1910-1920-е годы это была «звезда сцены» первой величины, блистательная и талантливая. И, как и полагается «звезде», имела бурную личную жизнь, вполне сравнимую с личной жизнью нынешних голливудских «звезд», дающих пищу желтой прессе. Когда двадцатидвухлетний Михаил Кольцов по заданию НКИДа в Риге пытался привлечь в советское издание знаменитых «дореволюционных» журналистов, его представляли как «юного мужа Веры Юреневой».  Муж – не муж, но они жили вместе с 1918 по 1922 год. В 1918-м Вера Юренева (ей было тогда 42 года) играла сразу в двух театрах, в двух городах – в Харькове и в Киеве. В Киеве у нее начался роман с Кольцовым, а в Харькове – с юным Исааком Дунаевским. Дунаевский на всю жизнь сохранил память и об этой своей первой трепетной любви, и о волшебной актрисе. 

Так что появление в «Огоньке» рецензии на скандальный и совсем не «народный» спектакль Ленинградского академического театра «Эуген несчастный», мне кажется, можно рассматривать как поддержку Кольцовым близкого человека, - ну, и как повод для публикации фотографии Юреневой.

Не знаю, как вас, а меня уже начала раздражать беспорядочная верстка журнала. Ну, невозможно же отыскивать продолжение рассказа или очерка, лавируя между фоторепортажами, подписями к фотографиям, биографическими заметками и прочими мелкими материалами. Но между мной и читателями «Огонька» 1924 года – почти век. «Огонек» набирает популярность, его тираж – 50 тысяч экземпляров, и расхватывают его как горячие пирожки на вокзале. Значит, такая верстка читателей 1924 года устраивает. Мало того – значит, она читателям нравится. А ведь задача советского журнала в двадцатые – не развлекать, а воспитывать, вернее, воспитывать незаметно, развлекая. И «народный» журнал в конце концов должен способствовать выработке вкуса, в том числе и полиграфического. 

Наверное, для красивой полиграфии время еще не настало, читатель еще не готов. Подождем. Посмотрим.

Что в этом номере исторически интересного? На мой взгляд, небольшая заметочка о возвращении в СССР Михаила Грушевского, - его именем сейчас названы улицы в Киеве, Одессе и городе со странным названием Днепр. Историк, чьи труды на нынешней Украине канонизированы, приехав в 1924 году из эмиграции в СССР, сразу стал преподавать в Киевском университете, был принят на работу в Украинскую Академию Наук (а потом и избран академиком), продолжил написание «Великой истории Украины» и «Истории украинской литературы». И умер он не в застенках НКВД, а в Кисловодске, где лечился на водах. 

В этом номере много любопытного. 

Как всегда, присутствуют рассказы, целых три, и все три написаны в стиле и духе 1920-х: «Человеческое сердце» Андрея Соболя (о печальной судьбе русского эмигранта, вернувшегося в Москву со шпионской миссией), «Имя женщины» С.Гехта (трогательная зарисовка о голоде и любви) и «Гниды» Даниила Фибиха – о «новой» жизни старого дома: особняка на Арбате, «уплотненного» бывшими чиновниками, а ныне советскими служащими. 

«Новая жизнь» решительно не получается: обитатели дома, несомненно улучшившие свои бытовые условия, не произвели никаких изменений ни в своей голове, ни в своих привычках. Знаменитого героя Достоевского, Родиона Раскольникова, мучил вопрос, «тварь ли я дрожащая или право имею?» Так вот, герои Фибиха – «дрожащие твари», получившие «право». «Барахло», - так говорит о них автор: «Дом был теплушкой, заваленной человеческим барахлом». 

А через пару страниц в этом же номере – очерк одесского корреспондента «Огонька» Д.Маллори «За новый быт» - об опыте создания дома-коммуны. Дома, в котором жизнь будет новой без кавычек. Где единоличники превратятся в коллективистов. Где у женщины, освобожденной от тягот ведения хозяйства, появится время и на клуб, и на учебу. Такие опыты в двадцатые и начале тридцатых проводили повсеместно, дома-коммуны создавали во многих городах. Один из самых знаменитых – ленинградский дом-коммуна, описанный Ольгой Берггольц. Вот отрывок из ее книги «Дневные звезды»: 

Опыт не удался.

Еще один материал в этом номере «Огонька» косвенно связан с освобождением женщины из домашнего рабства – очерк «Коммунистический университет трудящихся Востока». Автор – ректор университета Семен Маркович Диманштейн. Судя по биографии, большевик с солидным дореволюционным стажем, когда-то получил духовное образование (выучился на раввина), и до, и после революции публиковался в партийной печати.  Судя по слогу, человек не слишком образованный, грамотное построение фразы дается ему с трудом и не всегда. И он – ректор университета? Хотя, возможно, должность ректора предполагала в основном административную деятельность, а у преподавателей был совсем другой, как сказали бы теперь, бэкграунд? Я раньше как-то не задумывалась, сколько же учителей в то время требовалось нашему правительству – для массовой ликвидации неграмотности и повышения образовательного уровня всего народа, а не какого-то одного сословия. Через 10 лет, конечно, своих выучили, но откуда их было брать в 1924 году? 

А вот еще один очерк в этом номере, который отлично написан - Эм. Миндлин «Бойцы карандаша» - братская любезность Михаила Кольцова, стремление «порадеть родному человечку». Очерк – о трех мастерах карикатуры, Дени (Викторе Денисове, авторе плаката «Ты записался добровольцем?»), Мооре (Дмитрии Стаховиче Мооре, придумавшем художественное оформление журнала «Крокодил») и о Борисе Ефимове (Борисе Фридлянде, младшем брате редактора «Огонька»). Разница в возрасте – Дени и Моор сотрудничали в дореволюционном «Будильнике», когда Борис Фридлянд еще под стол пешком ходил, не помешала автору очерка превознести талант Ефимова выше гор и небес и выгодно подчеркнуть достоинства младшего коллеги по отношению к старшим. Карикатуры Дени, Моора и Ефимова печатались в «Правде» и «Известиях», их можно посмотреть, прогулявшись в библиотеку и пролистав старые подшивки. Я посмотрела, и мне кажется (это мое личное оценочное суждение), что похвалы сильно (очень сильно) преувеличены. Впрочем, непотизм был, есть и – может, все-таки не будет?

Открывается номер рассказом Александра Аросева «Всюду жизнь», - совершенно нетипичным для советской литературы (такой, какой ее принято представлять).  Скорее всего, это не художественный вымысел, а зарисовка с натуры, потому что Аросев – не просто писатель, а «и писатель тоже»: старый партийный работник, революционер (в РСДРП(б) с 1907 года), он арестантские вагоны знал не понаслышке. Проститутка, которая отказывает жандарму и проводит ночь с каторжником – такой сюжет скорее встретишь у Достоевского или Лескова. Впрочем, начало 1920-х – удивительное время экспериментов на грани фола и одновременно острого ощущения связи с русской классикой. Писатель Аросев не экспериментирует, он продолжает традиции, но пройдет еще лет десять, и подобные темы из советской литературы практически исчезнут.  

«Огонек» продолжает знакомить читателей с буднями советских руководителей. На этот раз – очерк о приеме у «всесоюзного старосты», Михаила Ивановича Калинина. И, кстати, очерк проиллюстрирован фотографиями.

На страницах, посвященных искусству – отличный рассказ Веры Юреневой об Элеоноре Дузе. 

Но самое интересное – фоторепортаж о праздновании 1 Мая: тут и демонстрация, и улицы города, и первый (деревянный) мавзолей на Красной площади, мимо которого идут колонны, и даже Карл Радек с дочерью.

Начну с конца, с замечания от редакции: «Ввиду огромного интереса, который представлял снимок налета на наше торгпредство в Берлине, он был помещен на обложку предыдущего №20 уже во время печатания его. Наибольшая часть (около 20 000 экземпляров) этого номера вышла с обложкой «Х.Раковский и Р.Макдональд». 

Номер, который попал в переплет Ефима Зозули и поэтому сохранился в коллекции ГЛМ, как раз из исправленной части тиража, так что Раковского с Макдональдом на обложке мы не увидели. 

Как всегда, в номере очень много фоторепортажей. Выборы в германский рейхстаг и выборы во Франции, северо-американский кабинет министров и датский кабинет министров, английский премьер Макдональд (без Раковского) и английский канцлер казначейства Сноуден… К годовщине убийства В.В.Воровского – групповая фотография (Литвинов, Воровский, Иоффе) и очерк о работе скульптора Яковлева над бюстом Воровского. На обложке – открытие памятника Вацлаву Вацлавичу в Москве. Редакционный материал (то есть без подписи) - о работе над проектом еще одного памятника, Якову Свердлову. Проведен конкурс, результаты неудовлетворительные, но «Огонек» дает снимки предложенных на конкурс работ.

Тему старого и нового быта, прозвучавшую в прошлом «Огоньке», продолжает рассказ Ильи Ренца «Дрянь из девятого номера»: столкновение двух мировоззрений в одной коммунальной квартире.

Очень своеобразный рассказ Валентина Катаева «Как имя Батиста Линоля вошло в историю». Это сатира, можно ее рассматривать и как сатиру на революцию. Читатели «Огонька» 1990-х ни за что бы не поверили, что в «Огоньке» 1924 года может появиться такой рассказ, - да за него автора сразу должны были поставить к стенке! Однако не поставили, даже кислород не перекрыли, Валентин Катаев стал советским классиком. Если перефразировать другого классика, «не читайте перестроечную прессу». И постоянных авторов «Мемориала», когда они пишут об ужасах советской цензуры, тоже стоит читать с оглядкой, держа в уме «доверяй, но проверяй». 

Еще один автор этого номера заслуживает особого внимания. Игнатий Яковлевич Стеллецкий, археолог и историк, убежденный в существовании библиотеки Иван Грозного и активно занимавшийся ее поисками. Надо сказать, совсем не безуспешно, и советское правительство его поддерживало. Однако после убийства Кирова раскопки в Московском Кремле пришлось прекратить. Стеллецкий умер в 1949 году, так и не завершив дела своей жизни. В нашем фонде есть его книга, переизданная в 1993 году, «Мертвые книги в московском тайнике», где очень подробно рассказано о кремлевских раскопках и намечены перспективные пути их продолжения. В этом номере «Огонька» Игнатий Яковлевич рассказывает о тайнах села Коломенского.

…И опять Троцкий: фотография среди моряков, сделанная в Сухуми (где Лев Давидович проходит курс лечения). На предыдущей странице – отчет о похоронах старого (38 лет) большевика Юрия Хрисанфовича Лутовинова. Четыре цитаты из речей над гробом: Бухарина, Рыкова, Енукидзе и Троцкого. Цитата из Троцкого вызвала некоторое недоумение: «Партии грозила бы опасность застоя, если бы в ней не было т. Лутовинова, но она неминуемо разбилась бы, если бы в ней были люди его темперамента». И что он хотел этим сказать?

Практически через весь номер проходит рассказ Андрея Соболя «Двери». И, поскольку Соболь в 1924 году постоянный автор «Огонька», мне хотелось бы рассказать о нем поподробнее.

Андрей Соболь – это псевдоним. То есть фамилия автора на самом деле Соболь, но зовут его Юлий Михайлович (по другим сведениям, Израиль Моисеевич). 

«Двери» - рассказ о, казалось бы, никчемной и бессмысленной жизни бывшего эмигранта, после долгих скитаний через Константинополь, Париж, Берлин и Прагу вернувшегося на родину. Нет у героя никаких идейных предпочтений, хочет он только, чтоб был ночлег в теплом углу, вечером ужин, а утром стакан чая с калачом. И чтоб не было больше дверей, которые захлопывались за его спиной, оставляя его снаружи. Впрочем, теперь он боится остаться не снаружи, а внутри: «Я укрываюсь лохмотьями, но я не укрываюсь от законных властей. Я только боюсь дверей. Их было очень много. И если в ГЕ-ПЕ-У за мной закроется дверь, то я, клянусь вам честным словом, а оно твердо, как воля русского революционного народа, немедленно повешусь на своих обмотках». 

Конечно, можно объявить героя рассказа классовым врагом, но на самом-то деле это просто маленький обыватель, каких в стране миллионы. Маленький человек старого мира, брошенный в новую и непонятную действительность и отчаянно барахтающийся в ней. И его жаль, - очень жаль. Но ему, к сожалению, ничем не поможешь.

В интернете сейчас легко можно найти и прозу Андрея Соболя, и биографические материалы. Мне хочется привести отрывки из писем писателя его другу Михаилу Осоргину, высланному на знаменитом «философском пароходе»: 

В 1926 году Андрей Соболь покончил жизнь самоубийством. Отрывки из писем опубликовал сам Михаил Осоргин в 1929 году, в статье «Трагедия писателя».

В перестройку рассказы Андрея Соболя переиздали, отметив в предисловии (автор – Виктор Широков), что «любимые герои А. Соболя - интеллигенты - выбирали для себя другие пути бегства, но чаще всего вместо самоубийства им предлагала "русская рулетка" только смерть в ГУЛАГе или в подвалах ЧК. В героях произведений А. Соболя - немало отличительных черт самого писателя. И как иначе. "Человек с обнаженным сердцем", искалеченный сначала "голубеньким вагоном" - "триумфальным поездом самодержавия", потом основательно перееханный "салон-вагоном" главкома Троцкого, не стал дожидаться таежной дрезины-мясорубки Сталина. Он сам поставил точку в судьбе. Этого ему не простили. Книги Андрея Соболя перестали выходить, пьесы его перестали ставить». 

Конечно, Виктору Широкову виднее, чем Михаилу Осоргину, по какой причине Андрей Соболь свел счеты с жизнью. И, как это часто бывает, громкий обличительный пафос перестроечного критика заглушает голос самого писателя. Вчитайтесь в рассказы Соболя, всмотритесь в его неприкаянных героев, и вы увидите страдания автора, всей душой желавшего принять новую Россию, но так и не сумевшего сделать это. И статья в Литературной энциклопедии 1937 года после этого кажется куда более справедливой, чем очередное обличение «кровавого режима» в девяностые:

Однако вернемся к «Огоньку». В этом номере опубликована совершенно нетипичная фотография Ленина – если бы не подпись, нипочем не догадаться, что это вождь мирового пролетариата. И такой же нетипичный, ни на что не похожий памятник Ленину, сооруженный на средства рабочих одесского судоремонтного завода им. «Марти и Бадина», поставленный во дворе завода. Вряд ли он сохранился до наших дней…Жаль.

Еще в номере имеется фотография, запечатлевшая, как в Ростове-на-Дону сбрасывают с пьедестала чугунного Александра II. Она до боли напоминает фотографию, сделанную семьдесят лет спустя, которую легко найти в интернете: демонтаж памятника Дзержинскому на площади его имени (теперь Лубянской) в Москве. 

Зато сегодня, через сто лет, памятник Александру II снова «в строю», прямо в центре столицы, перед «возрожденным» Храмом Христа Спасителя. Будет ли очередной переворот памятников – время покажет. Но лучше бы все они оставались на своих местах как памятники эпохе.

В Москве проходит XIII съезд РКП, но журнал отмечает это событие только двумя фотографиями обложки. А главная тема номера - «обличение пороков прежней жизни». Этому посвящены два прозаических произведения «с продолжением» - рассказ Данилы Крептюкова «Самогонщина» и очерк И.Долинского «Колесо биржи».

В советском биографическом словаре писателей мы можем прочесть, что для писателя Данилы Александровича Крептюкова вообще «характерно внимание к бытовым проблемам, при этом у него показ процесса разрушения старого мира ярче показа стройки нового». Биографической справки на И.Долинского в условиях самоизоляции и отлучения от книжных фондов я не нашла, но И.Долинский в 1924 году был постоянным автором «Огонька», и мы еще встретимся с его материалами. Надеюсь, к тому времени нас уже пустят обратно на работу. 

«Самогонщина» - типичный образчик стиля 1920-х. Так пишут сценарии: словно луч прожектора выхватывает из темноты сиюминутное действие. Читать рассказ довольно трудно из-за «фонетического письма» (автор сохраняет в тексте все особенности диалектного произношения). Как с этим справлялись читатели в 1924-м году? Впрочем, возможно, для них, недавно освоивших грамоту и не затвердивших еще грамматические правила, «фонетическое письмо» особых трудностей не представляло. Зато содержание – омерзительные картины пьяного расчеловечивания – возможно, кого-то заставят задуматься и посмотреть на привычный порок другими глазами. 

«Колесо биржи» - о валютных спекуляциях. Можно сравнить, как это делалось сто лет назад, и как это происходит теперь.

 

Кстати, прямо над этим очерком – фоторепортажик «Советское серебро»: будни Наркомфина.

Напоминание о гражданской войне - очерк томского корреспондента «Огонька» о «подвигах» капитана Сурова, начальника одного из карательных отрядов Колчака. В пандан к очерку – рассказ о художественном воплощении недавнего прошлого на экране, очерк М.Смелянова о съемках фильмы «Банда батька Кныша».

Как всегда, много интересных фотографий. В частности – фото Махатмы Ганди в «домашней обстановке».

Начнем с конца, с последних страниц. Вот на что хотелось бы обратить внимание – как в «Огоньке» рассказывают читателям о достижениях советского производства. Вспомним – на дворе 1924 год и НЭП, и государственные предприятия явно нуждаются в рекламе. В «Огоньке» это делается регулярно, из номера в номер. В этом номере – рассказ о государственной кондитерской фабрике «Красный Октябрь» и государственном заводе сельхозорудий «Красный Молот».

Еще в номере – заметки Михаила Тухачевского о войне будущего, написанные специально для «Огонька». Предполагается, что война будет химической, и поэтому необходимо ударными темпами развивать эту науку. Тухачевский предрекает, что противник применит «соединения, разрушающие и предметы производства, и растительные организмы», и эти соединения станут главным оружием. 

Не сбылось.  

  

Однако кое в чем «красный маршал» оказался прав: «Понятие «вооруженный народ расширят до буквального его значения. Если в прежние войны «вооруженный народ» понималось как фактическое вооружение части народа, обороняющего границы, в то время как другая часть должна подготовлять все необходимое для войны и снабжать вооруженных, то теперь «вооруженный народ» становится понятием буквальным, в том смысле, что и остающееся в тылу население должно будет обороняться от врага. Развитие химии и авиации делают возможным налеты противника на глубокий тыл и, главным образом, на промышленные центры, обслуживающие войну». Меньше чем через двадцать лет так и случится. Только Тухачевский в 1924 году не мог предположить, что промышленные центры в считанные месяцы переедут в Сибирь и на Урал, куда вражеская авиация не долетит.

В номере два некролога. На 56 году жизни умер Виктор Ногин, «старейший работник партии (26 лет работы), член ВЦИК СССР. «Огонек» чтит его память двумя фотографиями с похорон: «Гроб несут члены ВЦИКа, знамена от ЦК РКП и ВЦИКа. Другой некролог, Льву Лунцу, подписан только одной фамилией. Автор некролога, Михаил Слонимский, друг умершего двадцатичетырехлетнего писателя и его «брат» по «Серапионам», оставил воспоминания о Льве Лунце (и о Петрограде начала 1920-х), их можно прочесть здесь

Открывается этот номер «Огонька» событием литературным: в начале июня в нашей стране и в 1924 году отмечали день рождения Пушкина. Первый материал – большая статья Леонида Гроссмана «Пушкин – новатор». Некоторую занудность стиля Гроссмана, не совсем подходящего такому журналу, как «Огонек», компенсирует еще один материал на «пушкинскую» тему: очерк Николая Ашукина «Бисерный кошелек». Тоже не шедевр стиля, зато эпизод, рассказанный (вернее, пересказанный со слов Петра Вяземского) почти водевильный и сопрягается со сказанными всего три года назад словами Александра Блока: «веселое имя: Пушкин».

«Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И рядом с ними - это легкое имя: Пушкин.

Пушкин так легко и весело умел нести свое творческое бремя, несмотря на то, что роль поэта - не легкая и не веселая; она трагическая; Пушкин вел свою роль широким, уверенным и вольным движением, как большой мастер; и, однако, у нас часто сжимается сердце при мысли о Пушкине: праздничное и триумфальное шествие поэта, который не мог мешать внешнему, ибо дело его - внутреннее - культура, - это шествие слишком часто нарушалось мрачным вмешательством людей, для которых печной горшок дороже Бога».

Полный текст речи Блока здесь

Первая страница обложки – фотография «грандиозные взрывы военных складов в Бухаресте».

Вторая страница обложки – фотографии членов нового Политбюро: Сталин, Рыков, Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин. 

Совмещение двух таких обложек – почти идеальная журналистская работа: тут тебе и сильные мира сего, и грандиозные катастрофы. Беспроигрышный прием и для современных СМИ. 

Художественная проза – рассказ Вл. Лидина «Племя убийц», вполне сопрягающийся по смыслу с рассказом А.Грина «Безногий», и рассказ Эм.Миндлина «Двойник и мавзолей» (вариация сюжета «Принца и нищего» Марка Твена). 

Репортаж о путешествии «всесоюзного старосты» Михаила Ивановича Калинина по Сибири, с моей точки зрения, интересен тем, что это один из «первых звоночков» зарождения той самой номенклатуры позднего СССР, которая и развалит страну.

 

Очень интересен репортаж из Китая, - особенно если сравнить тот Китай с нынешним. 

И еще один важный материал номера – очерк-некролог Осипа Брика о Любови Поповой. К сожалению, из этого текста современный читатель вряд ли получит полное представление о замечательной художнице. Осип Брик написал лишь о последних годах ее жизни, о ее экспериментах с рисунками на тканях, о ее декорациях к постановкам Мейерхольда. Любовь Сергеевна Попова умерла от скарлатины, когда ей было всего 35 лет. 

Зимой 2020 года в Третьяковке была большая выставка русского авангарда – экспозиция воссоздавала Московский Музей живописной культуры, который был открыт 10 июня 1920 года. Любовь Попова – одна из организаторов этого музея. К тому времени она уже была художником если не с мировым, то с европейским именем. В 1912-13 годах Попова занималась живописью в парижской «Академии де ла Палетт». Она дружила с Владимиром Татлиным, - еще до Парижа они вместе работали в студии «Башня» на Кузнецком мосту в Москве. Она была участницей знаменитой «Последней футуристической выставки картин «0-10» в Петрограде (19 декабря 1915 – 19 января 1916 гг). 

Московский Музей живописной культуры был создан, чтобы пропагандировать новое искусство. На экспозицию отобрали 131 картину современных художников-новаторов (сейчас они уже давно классики - Петр Кончаловский, Илья Машков, Казимир Малевич, Роберт Фальк, Натан Альтман…) 

«Сложившаяся к 1924 году экспозиция состояла из шести комнат и разделилась на две группы: объемную и плоскостную. В первой преобладали новейшие методы «выявления формы» и современные приемы работы с предметностью. Вторая группа демонстрировала другой уровень работы с живописной плоскостью – до полного отрицания предмета», - это цитата из пояснительного текста к выставке Третьяковки. Работы Любови Поповой поместили в объемную группу, комнату С: «Третья комната музея представляла зрителю последнюю стадию художественного «существования» предмета в объеме: «Предмет деформирован, упрощен, но не потерял своего органического единства. Последнее окончательно утрачивается в произведениях О.Розановой, Л.Поповой, А.Экстер, а также у К.Малевича в его «кубизме». Предмет разлагается на геометрические плоскости, и сочетание этих плоскостей дает пространственное построение композиции. Художник порывает с миром действительности, его задания определяются чисто формальными исканиями. Для большего выявления пространственных отношений художник вводит в живопись начертательный орнамент – буквы у Поповой или наклейки вырезок из газет у Экстер (фактура)» - описывал свои впечатления один из авторов путеводителя «Музеи и достопримечательности Москвы» (1926)». 

Все эти пояснения рассчитаны на человека с хотя бы минимальным художественным образованием. Вот интересно, а как воспринимали в начале двадцатых годов эту авангардную экспозицию посетители, читать-писать научившиеся совсем недавно? Но ведь воспринимали – не было бы посетителей, не было бы и музея. Дух времени не передается через учебники, он – в воздухе и на кончиках пальцев. Кстати, ткани с рисунками Любови Поповой в магазинах не залеживались – это свидетельство, хоть и косвенное, что ее работы были вполне понятны и «простым людям». 

В этом номере народу на первой же странице представляют Совет Труда и Обороны СССР, причем подчеркнуто, что снимок сделан специально для «Огонька». 

Потом – «международный» разворот, фоторепортажи о жизни за рубежами страны. Сразу должна извиниться за качество сканов – я не располагаю специальным оборудованием, развороты приходится сканировать по частям, это умаляет «зрелищность» картинки. Среди прочих фотографий – портрет французского политика Жана Лонге, внука Карла Маркса, под обиженным заголовком «Недостойный внук»: Лонге отказался от идеи перезахоронить останки своего знаменитого дела в Москве. В свете событий конца ХХ века, Лонге поступил мудро: для украшения Красной площади во время парадов нам хватит и задрапированного мавзолея. Кстати, на соседней фотографии запечатлен момент передачи знамени парижских коммунаров 1871 года Московскому совету. Интересно, где это знамя теперь, в каких запасниках? И вообще, сохранилось ли? Грустно…

В номере есть еще одна фотография потомка знаменитости: Л.М.Быкова, живущая в Полтаве, в 1924 году получила усиленную пенсию как внучка Александра Сергеевича Пушкина. 

Заметка и фоторепортаж «Комсомольцы обучаются «НОТу» как бы продолжает тему, открывшую номер. Институт Труда, созданный Алексеем Капитоновичем Гастевым для разработки научных методов организации труда (НОТ – научная организация труда), в 1921 году Советом Труда и Обороны был признан центральным учреждением Советской республики. 

Леонид Гроссман продолжает просветительскую деятельность – на этот раз читатели «Огонька» могут познакомиться с биографией Анатоля Франса.

Я уже писала о работе Игнатия Стеллецкого – историка и археолога, небезуспешно занимавшегося поисками библиотеки Ивана Грозного и раскопками в Кремле. В этом номере Стеллецкий создает портрет царя Ивана - совсем не симпатичный, через девяносто лет такой же портрет нарисуют Павел Лунгин и Юрий Арабов в фильме «Царь» (2009). И Стеллецкий, и Лунгин с Арабовым отвечали на идеологические запросы своего времени (кстати, медведь стал центральным персонажем и там, и там). К 1940-м запросы изменились – и в фильме Эйзенштейна мы видим уже совершенно другого царя, не сумасшедшего самодура, а политика и правителя. Насколько я знаю, трактовку Лунгина-Арабова сегодня поддерживают отнюдь не все современные историки, и отношение к фигуре Ивана Грозного в нашей истории по-прежнему служит неким значимым маркером. 

На этот раз редакция «Огонька» предлагает читателям два увлекательных путешествия: одно историко-географическое, другое географически-историческое. Открывается номер рассказом историка Семена Анатольевича Семенова-Зусера о жизни древней Ольвии и об исследовании археологами этого города греко-скифской культуры. В начале 1920-х Семенов-Зусер был научным сотрудником Николаевского музея, то есть до раскопок Ольвии ему было рукой подать, да и область его тогдашних интересов – как раз скифы, тавры и народы, в древности населявшие западное побережье Черного моря. А, поскольку в молодости Семен Анатольевич был журналистом, пишет он вполне занимательно даже для тех, кто о существовании скифов и древних греков узнал впервые из этого номера журнала.

Второй материал, позволяющий читателю совершить путешествие, не выходя из дома – очерк специального корреспондента «Огонька» К.Григорьева «Старая и новая Турция», богато проиллюстрированный фотографиями. Новой Турции в июне 1924 не исполнилось еще и года. Конечно, распад империи и образование республики должно бы активно приветствоваться, но автор старается быть объективным. С одной стороны, республика - это упразднение калифата первым президентом Турции Мустафой Кемалем, это движение по раскрепощению женщин, это создание школ, медицинского института и техникумов. С другой - жесткая национальная политика, где лишь принадлежность к титульной нации (то есть к туркам) открывает путь наверх. 

Еще о национальном вопросе – трогательная и смешная зарисовка Г.Рыклина «Еврейская беднота». Место действия – еврейское местечко, герои - его обитатели, то есть все то, что после Второй мировой войны исчезло с лица земли. Исчез этот жизненный уклад, эти обычаи, привычки, исчез – «кончился» - даже язык, на котором говорили, идиш. Но в 1924 году вы запросто могли поехать, скажем, в Тиновичи и встретить на улице Еселя-Калба, Хацеля-Капусту и хитроумного малолетнего Янкеля. 

О достижениях Советского государства рассказывает фоторепортаж на разворот «Волховстрой вчерне почти готов». Размах строительства впечатляет даже на фотографиях.

Статья «Голос Ленина сохранен для потомства – продолжение «Ленинианы» и в то же время рассказ о работе граммофонной фабрики «Пятая годовщина Октября», опять-таки проиллюстрированный фотографиями.

Первый снимок «Заседания Президиума ЦИК СССР», скромно помещенный на седьмой странице номера, помимо портретов советских руководителей интересен еще и тем, что сделан он знаменитым фотографом Александром Иосифовичем Тулесом, впоследствии ставшим как бы «личным фотографом» Сталина.

P.S. Приношу извинения за то, что первая страница обложки почему-то после объединения ПДФ оказалась последней страницей.

 

В этом номере очень интересный визуальный ряд. Актуальная (в свете нынешних, лета 2020 года, событий в Америке) фотография на первой обложке: два делегата Пятого Конгресса Коминтерна, негр Лю-Он с острова Гваделупа, и чернокожий товарищ Джексон из английских колоний, общаются с помощью добровольного переводчика, итальянского товарища Пелузо. Подпись под фотографией: «Революция – вне границ. Угнетенные негры всех стран найдут общий язык, сговорятся – и дадут отпор своим угнетателям». Оба делегата угнетенных народов похожи на дипломатов (или на голливудских актеров в роли дипломатов): красавчики, одеты с иголочки.

А на второй странице обложки фотография советских спортсменов, приветствующих Пятый Конгресс Коминтерна: молодые мужики в спортивных трусах, вот ни капельки не дипломаты и совсем не актеры. Мне нравятся их лица – открытые, осмысленные, не лукавые. В 1924-м этим ребятам с фотографии лет по 20 (плюс-минус год-два), в начале сороковых им будет около сорока… Да, такие выстоят.

Дальше – фоторепортажи о международной жизни: убийство итальянского депутата-социалиста Маттеоти, покушение на убийство австрийского канцлера, парламентские выборы в Японии, новое французское правительство…

Интересная репродукция: картина Александра Яковлева «Китайская семья в театре».

Две фотографии из пионерских лагерей в Поволжье: обед и физкультура. Такое количество детей собрать, организовать, накормить, - а ведь государство отнюдь не богатое. Когда-то я по своей надобности просматривала подшивку газеты «Полярная звезда» за 1938 год и наткнулась на интересные цифры: в годовом бюджете РСФСР 20% тратили на образование, медицину, социалку. Интересно было бы посмотреть на бюджет 1924 года.

Лето, жара, москвичи стремятся за город, на природу. Ужасающая фотография: очередь на трамвай на Страстной площади. Неужели все эти люди успеют уехать до вечера? Зато профсоюзы устраивают своим членам организованные выезды, что подтверждает фоторепортаж об экскурсии Союза печатников в Коломенское. Там, где нынче нечеловеческие жилые кварталы, когда-то были луга и просторы, и горизонт далеко просматривался, и в Москве-реке безопасно купались. Даже странно, что все это было.

Что касается прозы: невнятный рассказ Всеволода Иванова «Циклон» (впрочем, только начало, окончание в следующем номере), живые короткие рассказы С.Гехта, вынутые из большого цикла о Якове Лелмеже, и очерк И.Долинского «Дело кораблевского треста». Об этом очерке и вообще об образе нэпмана в газетах и журналах 1920-х – смотрите по ссылке.

В этом номере журнала на 14 странице – маленький фоторепортажик «На родине Гоголя»: домик в Полтаве, где жила сестра Гоголя, и уголок имени Гоголя в Полтавском пролетарском музее. Повод для репортажа – передача в пролетарский музей личных вещей писателя его племянницей, Л.М.Быковой. Но ведь совсем недавно в «Огоньке» №26 была помещена фотография жительницы Полтавы Л.М.Быковой, которой, как внучке А.С.Пушкина, государство назначило усиленную пенсию. Так кто же эта загадочная Л.М., племянница или внучка?

Оказывается, и то, и другое. Только не Л.М., а М.А. – это Мария Александровна Пушкина, дочь старшего сына А.С.Пушкина, которая вышла замуж за Николая Владимировича Быкова, сына Елизаветы Васильевны, родной сестры Н.В.Гоголя. Вероятно, путаница с инициалами произошла из-за «недоукомплектованности» штата редакции: отсутствия нормальной корректуры и отдела проверки. «Огонек» пока еще не главный советский журнал для народа, а просто «один из» - конкурс на звание «главного» продолжается…

А историю семьи, соединившей родственными узами двух наших классиков, можно прочитать вот здесь

Еще одно интересное сочетание материалов в этом номере «Огонька»: стихотворение Александра Жарова «Полтинник» (на 11 странице) и фото из зала суда «Из-за червонца» (на 17 странице). Желаемое от действительного отделяет пропасть.

И, как всегда, много и международной жизни, и жизни Страны Советов. Есть даже комиксы (перепечатка из сатирического журнала «Кнюппель»).

А поклонники ЗОЖа могут прочитать о лечении голодом в 1924 году (очерк В.Дубровина на 15 странице).    

В этом номере на первом же развороте, первый материал номера - фотография с совещания членов Наркомзема с беспартийными крестьянами – членами ВЦИК: «Борьба с последствиями неурожая». Посмотрите на лица – ведь это и есть правительство СССР. Очень интересно сравнить членов ВЦИК с членами, например, Временного правительства, или с депутатами четырех дореволюционных Государственных Дум. Это отнюдь не купцы первой гильдии, не промышленники и не университетские профессора. Как-то сразу вспоминаются слова одной революционной песни: «Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой…» Собственно, ВЦИК и должен был стать той школой, в которой «каждую кухарку» нужно было научить управлять государством. В 1924-м он ею и был.

На 12-й странице – очерк «Как обучаются глухонемые». А до этого в «Огоньке» были материалы о школах для слепых, о помощи страдающим психиатрическими заболеваниями… В последние четверть века утверждение, что сталинский СССР и гитлеровская Германия по сути ничем друг от друга не отличаются, что это два преступных человеконенавистнических режима, - это утверждение стало уже вроде бы общим местом. Ага. Не отличаются. Только в гитлеровской Германии всякие слепые, глухонемые, а уж тем более психически больные люди считались недочеловеками, подлежали в лучшем случае стерилизации, в худшем – уничтожению. А как обстояло дело в Советском Союзе – читайте в «Огоньке».

Для восстановления истины очень полезно иногда читать старые журналы.

Номер почти целиком посвящен Первой мировой войне – в августе 1924 как раз исполнилось 10 лет со дня ее официального начала. Как всегда, много интересных фотографий, и есть просто уникальные - например, эрцгерцог Франц Фердинанд с женой, запечатленные за две минуты до рокового выстрела.

Через весь номер проходит очерк-воспоминание Ефима Зозули «В царской казарме» - о бессмысленной и жестокой муштре в царской армии. Тема тогда еще не отошла в прошлое, слишком многие читатели «Огонька» испытали все это, так сказать, «на собственной шкуре». Кстати, и в художественной литературе первой половины двадцатых бесчеловечным (вернее, расчеловечивающим) армейским дореволюционным порядкам уделено немало места. 

А открывает номер очерк Д.Петровского «Невидимые лучи» - о страшном оружии будущей войны. Через пару лет как раз такое оружие опишет Алексей Толстой в «Гиперболоиде инженера Гарина». Очерк – словно набросок к будущему роману. 

Тема войны изрядно потеснила обычные репортажи из жизни СССР. Но вот на что хотелось бы обратить внимание: в конце журнала (и не только в этом номере, но и в предыдущих, и в последующих) стали появляться большие статьи-репортажи о работе новых советских предприятий. Здесь это рассказ о Государственном мыльно-парфюмерном заводе «Новая Заря» (бывший «Брокар») и о Тресте точной механики. Ну и, конечно, продолжаются репортажи об успехах «Добролета» (тут сказываются и личные пристрастия главного редактора, авиация – любимое увлечение Михаила Кольцова).

Номер почти целиком посвящен интернациональной жизни: III Конгресс Профинтерна, Международная конференция коммунисток в Москве, коммунисты Франции (тюремные воспоминания Андре Марти (очень неоднозначная, если смотреть из нашего сегодняшнего далека, фигура), и его же фотография в группе матросов-коммунистов, отказавшихся в 1919 году в Одессе стрелять в рабочих. В пандан воспоминаниям о французской тюрьме – снимок наших освобожденных политкаторжан у Шлиссельбургской крепости.

Большой очерк Ю.Потехина о жизни русских эмигрантов в буржуазном мире.

А последние страницы посвящены рассказам о новых советских предприятиях: фабрике Москвошвея им.Клары Цеткин, обувной фабрике «Универсаль», Тресту точной механики и Пестротканному хлопчато-бумажному тресту.

На обложке портрет Сталина (вот и дождались! Но, увы, это не свидетельство культа личности, а лишь свидетельство занимаемой Сталиным на тот момент должности – народ должен знать в лицо генерального секретаря ЦК РКП(б)).

В самом начале номера большой просветительский материал – статья об Оружейной палате Московского Кремля, которую вот-вот откроют для посетителей. Из собрания «всякой коронационной мишуры» Оружейная палата теперь стала музеем художественных производств.

Еще один большой просветительский материал помещен ближе к концу номера: статья В.Ветчинкина об альтернативной энергетике «Солнечные машины» (заметьте, это 1924, а не 2024 год).

Как всегда, много интересных фотографий и фоторепортажей. Я для себя отметила портрет Дж.П.Моргана и фото большого индийского слона, подаренного Московскому зоопарку.

Художественная часть – рассказ Константина Шильдкрета «Фонька» - весьма характерен для начала 1920-х. Автор пишет своего героя с натуры, так сказать, «что вижу, то пою» - а видит он страшное. Только вот выход из этого «страшного» не слишком убедителен и скомкан: как-то искусственно из изуродованного с рождения Фоньки вдруг вылупился рабфаковец. Но прочитать рассказ стоит хотя бы для того, чтобы понять реальную жизнь большинства в то время.

На обложке – фото нового автобуса, появившегося в Москве. Трудно себе представить, но в 1924 году жители столицы могли передвигаться по городу либо на своих двоих, либо на трамвае, либо на извозчике. Конечно, кое у кого были автомашины, - в основном служебные. Но их было так мало, что на транспортную обстановку в городе они никак не влияли.

Первый материал – пополнение «Ленинианы», рассказ о товарище Ленина по ссылке, смазчике вагонов Иване Лукиче Проминском. Иван Лукич так и остался смазчиком вагонов, партийной карьеры не сделал.

Сразу за «Ленинианой» - фоторепортаж «Всесоюзный староста на отдыхе» (в современном журнале для народа это было бы изображение какой-нибудь гламурной знаменитости на собственной яхте).  

Рассказ Андрея Соболя «По ту сторону» - о том, как революция разводит старых соратников по борьбе, и о том, как она ломает самих революционеров. Рассказ смутный, путаный, нервный… Через два года, в 1926-м, бывший революционер Андрей Соболь покончит жизнь самоубийством.

В свете сегодняшней толерантности и борьбы за права меньшинств интересно прочитать материал от самаркандского корреспондента «Огонька» о публичном суде над басмачами.

В номере целых два материала о развивающейся советской авиации. Один – прямо на тему: очерк директора Русско-германского общества воздушных сообщений А.С.Давыдова «Кенигсберг – Москва по воздуху». Другой – «Как Раковский не опоздал в Лондон» имеет подзаголовок «К англо-советской конференции»; на самом деле - это тоже о самолетах. 

Я уже писала, что авиация – одно из любимых увлечений редактора «Огонька» Михаила Кольцова. Через несколько лет он лично примет участие в знаменитых перелетах: через Черное море (Севастополь – Анкара), в многодневном перелете по странам Европы на трехмоторном самолете «Крылья Советов», в Большом Восточном перелете 1930 года Москва – Анкара – Тегеран – Кабул (после него Кольцову даже присвоят звание «летчика-наблюдателя»). Он первый из советских журналистов на себе испытает (в качестве пассажира) фигуры высшего пилотажа и даже «мертвую петлю» (хотя у Кольцова был скверный вестибулярный аппарат, его мутило от любой «болтанки»). 

В середине 1930-х Кольцов организует агитационную эскадрилью, станет инициатором сбора средств, на которые строили самолеты эскадрильи и ее флагман, самолет-гигант «Максим Горький». Он будет назначен командиром этой агитэскадрильи и председателем Комитета по постройке самолета-гиганта.

Самолет-гигант ждала трагическая судьба: он разбился из-за нелепой случайности 18 мая 1935 года, ровно через год и месяц после появления в «Правде» статьи о его рождении. Погибли все – и экипаж, и пассажиры. 

Впервые появилась реклама «Библиотеки «Огонька». Оказывается, по первоначальной задумке книжки «Библиотеки» должны были «подразделяться на 4 основных типа: новая беллетристика (оригинальная и переводная); юмористические рассказы и повести (русских и иностранных авторов); документы эпохи и мемуары; наука (новые путешествия, открытия, опыты). Позже, воплотившись в жизнь, «Библиотека» отказалась от третьего и четвертого «типов» и стала чем-то вроде визитной карточки писателя. 

В номере, как всегда, очень много реалий середины двадцатых годов. Я бы выделила три материала: фотографии Нижегородской ярмарки, очерк «Кино в деревне» (замечательно, что кинопередвижка стала отличной заменой самогону) и фоторепортаж «Юные ленинцы в лагере» (тут можно прочитать подробный лагерный распорядок дня пионеров). 

Еще в этом номере забавная «Лениниана» прямо на обложке: голова Ленина, высеченная в скале скульптором-энтузиастом, - такой своеобразный советский аналог американской горы Рашмор с барельефами отцов-основателей.  

Интересный факт, почерпнутый из исторического очерка «Аракчеевская вотчина»: оказывается, Аракчеев положил в государственный банк кругленькую сумму, чтобы к столетию со дня смерти Александра Первого (в 1925 году) Академия наук выдала этот капитал с процентами автору лучшей истории из времен царствования этого императора. «Об этом завещании Академия наук вспомнила еще во время войны, в 1916 году, когда капитал достиг внушительной суммы в 840 тысяч рублей. Какова судьба этих денег, сейчас неизвестно. Но никому, разумеется, и в голову не приходит мысль о выполнении завещания». 

Это тогда, в 1924-м, мысль не приходила. Но ведь скоро (относительно скоро) грядет двухсотлетие печальной даты. А не задуматься ли нашему Российскому военно-историческому обществу о выполнении завещания Аракчеева? Очень даже в русле политики этих достойных людей: если они внушительный памятник Николаю Кровавому в центре Белграда отгрохали, то почтить память Александра Благословенного сам Бог велел. Да за такую литературную премию (это ж сколько процентов за 200 лет набежало!) даже демократическими убеждениями можно пожертвовать, только б деньги нашлись... 

Как всегда, в номере много редких фотографий. Мне понравилось цветовое решение композиций «Л.Б.Каменев на Кавказе» и «Г.Е.Зиновьев на Кавказе»: Каменев в белом на фоне черных джигитских черкесок, Зиновьев в черном на фоне белых кофточек и рубах. 

Отличный портрет Христиана Раковского на обложке, а главная фототема номера – подписание нашей делегацией во главе с Христианом Георгиевичем генерального договора с Англией о режиме наибольшего благоприятствования в торговых отношениях. (К сожалению, этот договор так и не будет ратифицирован). 

Два рассказа: один исторически-познавательный (история из истории покушения на Александра Второго), другой – стилистически типичный именно для 1920-х годов (Сергей Вашенцев, «Утопия»). Но оба рассказа, что называется, «проходные».

Фоторепортаж о недавних событиях гражданской войны в Керчи: открытие памятника погибшим красным подпольщикам. К вопросу о белом и красном терроре: белые расстреляли в Керчи 1650 человек.   

Главной темой я бы назвала Украину, - в этом номере три больших «украинских» материала. 

Два очерка из серии «по гоголевским местам» - о Миргороде и о хуторе Лозовка близ Диканьки: что было и что стало. 

В Миргороде, судя по очерку, со стародавних времен мало что изменилось.  Правда, «на перроне горбится, высовываясь из темноты, неказистый памятник Гоголю», но по обе стороны памятника «сияют две умопомрачительные надписи. Одна: «Кипеченая вада – со стораны Киива». Другая: «Отхожее место – со стораны Палтавы». 

Это уже не Гоголь, а просто Ильф и Петров какой-то…

В Миргороде жизнь течет по старинке, хотя лужу в центре не так давно осушили, а в исполкоме завели автомобиль. «Добрый человек библиотекарь рассказал, что читают в Миргороде. Читают вообще мало. Очень мало. 75% всех читаемых в Миргороде книг – беллетристика. На первом месте из писателей Шеллер-Михайлов. За беллетристикой – старые довоенные журналы. 20% старых журналов. 2% - исторические книги. 1% - точные науки. И неугодно ли – это в 1924 году! – только 2% занимают книги по обществоведению, политике, социальным наукам!»    

А вот на хуторе Лозовка – новые времена. Лозовская хата-читальня издает рукописную газету «Молодой Сеятель» «о наиболее выгодном полеведении,  садоводстве, пчеловодстве, огородничестве. Нещадно бичевалась тьма народная, доставалось самогонщикам, кулакам, поощрялась самоинициатива. Тут же бытовой рассказ, поэзия…»  Газета для селян – событие, приезд из Полтавы городского корреспондента – громадное событие. Куча народу набивается в хату-читальню, чтобы почитать газету вслух и послушать новости. 

Третий «украинский» материал – из мира искусств, со съемок «фильмы» «Укразия»: это остросюжетный боевик о борьбе красного подполья с белогвардейской контрразведкой и исходе белых из Одессы. Режиссер «фильмы» - знаменитый ученик Ханжонкова, Петр Чардынин. Если кто-то заинтересуется – по этой ссылке можно узнать о проекте «Укразия» подробнее:
https://ukraina.ru/exclusive/20200209/1026628203.html

А вот по этой ссылке можно найти и прочитать книгу Николая Борисова, по которой снимали фильм:
https://royallib.com/read/borisov_nikolay/ukraziya.html#0

Очерк А.Светлова «Конец Укразии» отлично проиллюстрирован фотографиями, - на одной из них запечатлена и знаменитая одесская лестница. Кстати, Эйзенштейн свой шедевр «Броненосец Потемкин» снимал примерно в то же время.

Наверное, стоит обратить внимание на материал «В борьбе с неурожаем». Память о недавнем лютом голоде в Поволжье еще слишком свежа, и здесь подробно описаны меры, принятые государством, чтобы не допустить его повторения.

Очень трогательный рассказ Владимира Василенко «Дурачек» - о разбитых детских мечтах, но с социальным подтекстом.

Как всегда, много материалов о «наших достижениях»: очерк «Красный путиловец», фоторепортажи об отдыхе трудящихся в Серебряном Бору, о гидростанции в Туркестане, о строительстве Советского торгового флота, о «смычке» между городом и деревней.